Только бы не испугать ее, не сделать ей больно, молил его внутренний голос, когда Хлоя немного отодвинулась от него, чтобы вздохнуть. Дай ей погрузиться в этот нескончаемый вихрь желания настолько, чтобы не бояться его.

– Чудесно, – услышал он собственный шепот, как будто пробовал изысканное вино, и внезапная вспышка смирения свела почти на нет возбуждение, от которого у него, казалось, уже начали обугливаться щеки. Глупо, упрекнул себя Люк и услышал, как это слово сорвалось с его губ, когда он на мгновение оторвался от ее нежного рта, чтобы вдохнуть немного воздуха. Он должен был как-то остановить тот напор, с которым вторгался к ней, словно обезумевший грубый бык.

– Если вы это мне, то и вы тоже глупец, – сердито произнесла Хлоя так близко от него, что Люк почувствовал ее дыхание на кончике своего языка, которым пытался облизнуть свои пересохшие губы.

– Не вы, а я, – прохрипел Люк и услышал, как она засмеялась. Ее смех грозил окончательно лишить его рассудка.

– Это я глупая, – возразила Хлоя, и эти слова прозвучали так, словно она попалась в ловушку желания так же безвозвратно, как и он. – Поцелуйте же меня как следует, глупец. Я не рассыплюсь.

– Вы нет, но я могу, – выдохнул Люк и стал делать это так, как хотелось им обоим, пока окончательно не забыл, кто он и как его зовут.


Хлоя погрузилась в таинства, превосходящие самые смелые фантазии, которые посещали ее после тех первых поцелуев десять лет назад. Даже после стольких лет, когда она до боли тосковала о нем, она оказалась не готова к этому. В ее безумных снах, которые после пробуждения Хлоя помнила лишь наполовину, не говорилось о том, что она будет чувствовать, когда этот единственный в мире мужчина станет целовать ее так, как сегодня. Теперь Хлоя понимала, что эти сны появлялись потому, что не было его самого – Люка Уинтерли, единственного мужчины, которого она любила. Это понимание пронзило ее, как молния, которую Хлоя чувствовала каждый раз, когда он прикасался к ней. Оно открывало ей множество возможностей, а может быть, боли, смешиваясь с ощущением полета в бесконечность, падения в любовь и совершенно новым ощущением хождения по раскаленным углям.

Он был единственным – ее Люк, ее любовь. Конечно, это было не больно, его губы на ее губах, его пленительные нежные прикосновения, когда он пропускал между пальцев пряди ее распущенных волос, как будто всегда любил это делать. Хотя когда он мог успеть это сделать?

Когда Люк раскрыл ей рот поцелуем, ее губы сами собой растянулись в улыбку. По части обольщения этот отшельник мог дать сто очков вперед любому завзятому волоките. Люк так ловко вытащил шпильки из ее волос, что Хлоя даже вздохнуть не успела, как густые волосы упали ей за спину, и теперь он, похоже, наслаждался, держа в руках их тяжелую копну. Свободной рукой Люк начал поглаживать Хлою по спине сквозь плотную золотисто-рыжую завесу. Он с восхищением пожирал глазами это проклятие ее детства, и радостная дрожь пробежала по всему ее телу.

Не переставая ласкать ее волосы, Люк коснулся кончиком языка ее раскрытых губ, как будто спрашивал разрешения, и Хлоя, затаив дыхание, раскрыла их еще сильнее в безмолвном «да». Люк был бы законченным глупцом, если бы не заметил белого флага в каждой ее клеточке, и она мысленно упрекнула себя за это, но его поцелуй, став еще крепче, мигом обратил все ее мысли в прах. Это был он, тот человек, о котором она так долго тосковала, томясь от желания и страсти. Прижавшись к нему еще сильнее, Хлоя сползла вниз, облокотившись спиной на диванные подушки, и удовлетворенно улыбнулась, когда почувствовала, что Люк последовал за ней. Она обхватила его свободной рукой и потянула к себе.

Удивительно, что могли сделать десять лет попыток прожить без этого человека, о котором она пролила столько слез. Тело Хлои вспыхивало в каждой точке, где они касались друг друга, хотя он старался держаться немного в стороне от нее, чтобы она не заметила всей силы его возбуждения. Блаженный глупец, неужели он не видит, как я млею от его неистового желания? Если Люк так сильно хотел ее, она могла втянуться в игру с огнем, языки которого уже лизнули ее лоно, напомнив о том, что в любви есть кое-что большее, чем поцелуи.

Внезапный всплеск неуверенности пробудил в ней совесть. Но Хлое так нравилось чувствовать, как этот могучий торс напрягается в ее руках, словно каждое ее прикосновение только усиливало его желание. Ей хотелось расстегнуть платье, развязать его галстук и сбросить этот прекрасно сшитый сюртук, чтобы подкрасться еще ближе, и в то же время ее голова разрывалась от гула голосов, не позволявших это сделать. Хлоя попыталась не обращать на них внимания. Каждое прикосновение к его гладкой горячей коже, покрывавшей твердые мускулы, восхищало ее. В эти краткие мгновения он принадлежал ей, был ее Люком.

Ей хотелось, чтобы они остались совсем без одежды. Теперь Хлоя чувствовала в себе достаточно привлекательности и даже какую-то доселе неведомую ей женскую обольстительность. А вместе с тем все причины, препятствующие этому, с новой силой осаждали ее сознание. Верити стояла на пороге жизни, и все ее юные мечты и надежды были бы похоронены, прежде чем она успеет понять, что может дать ей жизнь.

А тем временем Люк целовал ее сужающийся книзу подбородок, как будто в жизни не встречал ничего более восхитительного. Еще одна минутка, пообещала Хлоя своей совести, чувствуя, как ее набухшие груди уперлись в пуговицы его жилетки, как будто молили выпустить их из плена скромного платья и очень плотного корсета, в который она упрятала их по какой-то непонятной причине. Соски вдруг начали жить своей жизнью, наполнившись желаниями, о которых Хлоя не подозревала, пока они, съежившись, не отвердели, требуя удовлетворения.

Они томились и набухали в своем укрытии, и Хлоя невольно вздохнула, когда почувствовала, как от трения о прохладный шелк его черной жилетки они напряглись еще сильнее. Как хорошо было бы прикоснуться к его упругому голому телу, предательски нашептывал инстинкт. Хлоя застонала от одной мысли об этом, и в голове промелькнуло, какие еще наслаждения могли доставить ей его чувственные пальцы.

Похоже, Люк прочитал ее мысли, потому что он подвинулся еще немного ближе и теперь наполовину лежал на ней. Хлою пронзил восторг, когда ее жаждущие груди коснулись наконец тверди его мышц, а напряжение отвердевших до боли сосков сделалось почти невыносимым. Люк поднял голову и посмотрел на нее с таким выражением, что Хлоя поняла: скрывать свое возбуждение больше не имело смысла. Она встретила взгляд его серых глаз с выражением твердой решимости. Они хотели друг друга, как только могут хотеть женщина и мужчина. Ей бесполезно было противиться ему, делая вид, что он такой же мужчина, как все прочие. Люк был тот самый мужчина, единственный, кто мог стать для нее целой вселенной, заставить двигаться планеты и светить звезды и сделать всю ее жизнь прекрасной до самого конца, если бы только все было по-другому.

– Я так хочу вас, – шепнула Хлоя, заметив, как изменилось выражение его прекрасных серых глаз, в которых она наконец увидела чистоту его любимого северного неба, прозрачный прохладный простор вересковых пустошей и его любящее сердце.

– Вы знаете, что я схожу от вас с ума, – ответил он так мило и ласково, что Хлоя уже не могла отрицать столь очевидного факта.

– Люк Уинтерли, я хотела бы, чтобы у нас было все, что бывает между взрослой женщиной и взрослым мужчиной, – пробормотала она, больше не пытаясь скрывать от него ни своих желаний, ни своей любви. Он пробудил в ней какую-то порочную чувственность, о которой до сегодняшнего дня она даже не подозревала и которая теперь шептала ей о нескончаемом наслаждении, которое он мог дать ей, если бы они не были теми, кем были.

– Но? – вопросительно шепнул Люк, и понимание того, что между ними всегда существовало это но, хмурой тенью затуманило его прозрачный взгляд.

– Вы сами знаете, – ответила Хлоя, и ее глаза наполнились слезами.

– Да, знаю, – резко согласился Люк, словно это признание причиняло ему боль.

– Это не из-за вас, – сказала она, как будто это могло что-то исправить.

– Нет, это из-за меня, – возразил он и резко отпрянул в сторону. – Если бы я не был аристократом, у которого больше домов, чем нужно человеку для нормальной жизни, вы бы отдали мне сердце и душу, леди Хлоя-неизвестно-кто. Если бы я мог предложить вам достойную жизнь, скрытую от глаз общества, и свое сердце в придачу, вы бы вышли за меня замуж и были бы моей любовью до последнего дня. Но я Фарензе и всегда буду им, и вы не хотите видеть, кем мы могли бы стать друг для друга.

– О, я вижу, – дрожащим голосом произнесла Хлоя, – но я не сделаю этого. Вы не верите в любовь и поклялись, что снова женитесь только из соображений целесообразности. Но даже в самых безумных своих фантазиях вы не сможете сказать, что я подходящий для этого вариант.

Глава 13

– Все равно. Выходите за меня, – попросил Люк, глядя на нее упрямым, настойчивым взглядом.

– Вы даже не знаете, кто я, – заметила Хлоя, хотя ее сердце запело от радости, а в груди, похоже, навсегда поселилась стайка бабочек. Трепеща крыльями, они опустились ниже, нашептывая о неизведанных удовольствиях и нескончаемом наслаждении.

– Я знаю, что вы Хлоя, тетя Верити и ее мать во всем остальном, кроме того, что не вы произвели ее на свет. Я знаю, что вы готовы отдать все что угодно за тех, кого любите, не говоря уже о дочери своей сестры, которую вы так обожаете. Я был бы последним глупцом, если бы попытался разлучить вас. Как я могу это сделать, Хлоя? И как вы можете отказаться от тех рыжеголовых и по-ослиному упрямых детей, которые могут родиться у нас, если вы оставите вашу гордость и позволите им родиться?

– Мое имя настигло бы нас и больно ударило по вам и тем черноволосым неистовым созданиям, которые не смогут у нас родиться из-за меня, – грустно возразила она, чувствуя, как в воздухе между ними повеяло холодом.