— Нила? Ты дома?

Нет.

— Нила?

Уходи.

— Нила Хайден Кларк, ты не имеешь права игнорировать меня!

Разве я посмею?

— Нила!

Б-р-р-р!

— Я иду, мам! Попридержи свои убийственные панталоны на себе, — крикнула я скрипучим голосом, а затем начала кашлять так сильно, что показалось, будто одно из моих легких почти выскочило из горла.

Я потерла грудь, и вылезла из своей теплой кровати, а затем вздрогнула, когда прохладный утренний воздух окружил меня. Я схватила халат, надела его и свои тапочки, а затем сложила руки на груди, когда понеслась из своей спальни в сторону входной двери. По старой привычке я посмотрела в глазок. Я знала, кто это был. Я увидела чересчур счастливое лицо своей матери, которая с головы до ног была одета в ярко-красную одежду, и не смогла удержаться от того, чтобы не закатить глаза.

Я неохотно отомкнула замок и широко раскрыла дверь.

— Привет, мам, — зевнула я.

Она улыбнулась, скользнув взглядом куда-то мимо меня, и стала похожа на веселенького быка, который внезапно заметил какую-то цель.

— Привет, дорогая. Я тебя разбудила?

Она что, действительно сейчас спросила это у меня?

Она долбилась все это время в дверь, пока не вытащила меня из кровати.

— Нет, мам. Я бодрствую уже несколько часов.

Мама щелкнула языком и мягко ударила меня по голове своей красной перчаткой. Я хихикнула и игриво увернулась от ее следующего удара. А затем развернулась и пошла по узкому коридору в свою кухню размером с коробочку. На полпути я обернулась, снова окинула взглядом свою мать и вздохнула.

— Что, чёрт возьми, на тебе надето, мам? — спросила я, когда она последовала вслед за мной на кухню.

Трясущимися от холода руками, я сняла чайник с держателя, наполнила его водой из-под крана, затем поставила обратно и включила газ.

Мама тем временем драматично ахнула:

— Сейчас же Рождественское время!

Что, в свою очередь, подтверждал её чудовищный наряд.

— Выглядишь так, будто Санту стошнило на тебя, мам, — сказала я, когда она начала визжать и не очень-то приятно ударила меня ладонью по моей пятой точке.

— Следи за тем, что говоришь, и перестань вываливать на меня эту чепуху. Я — твоя мать, и ты должна уважать меня.

Разумеется, Ваше Высочество.

Я улыбнулась.

— Я просто дразню тебя, мам.

Это было не так — она правда выглядела смехотворно.

— Хорошо, а теперь сделай мне чашку чая.

— Как прикажите, мэм.

Я сделала нам обеим чай, а затем мы направились в гостиную, удобно расположившись на диване, перед плазменным телевизором. Я улыбнулась, когда мама скинула туфли и подобрала ноги под себя. Мы сидели в одинаковой позе. И это было последнее сходство между нами. Она была старше меня на семнадцать лет и была горячей женщиной. Ну, тогда, когда не одевалась как кое-кто из «Гринч — похититель Рождества».

Ей сорок два года, но выглядела она на тридцать пять. В девяти из десяти случаев ее принимали за мою старшую сестру, и у нас была связь не только мать-дочь, она была одной из моих лучших подруг. У нас с ней холодные зеленые глаза, длинные каштановые волосы, бледная кожа и веснушки, которые усыпали наши носы. Время от времени папа в штуку называл нас близнецами.

— Расскажи мне, как прошло твое свидание в пятницу. И как его имя?

Я вздохнула.

— Его зовут Дэн Дженкинс. И свидание прошло… хорошо?

Я сформулировала свой ответ как вопрос, и мама фыркнула:

— Плохо, да?

Явное преуменьшение.

Я кивнула.

— Это было ужасно. Его выбор светской беседы был просто отвратительным. Он спросил меня, планирую ли я заводить детей в ближайшее время, так как мой возраст приближается к цифре тридцать, и мои яйцеклетки буду уже ненадежными, после того как я перейду на темную сторону и мне исполнится тридцать. Мужчина очень странный.

Мама рассмеялась, и я сочла это забавным, и в то же время, раздражающим.

— Тебе только исполнилось двадцать пять, у тебя еще есть столько времени, чтобы подумать о детях.

— Вот именно. Так я и сказала ему, но этот чувак, определенно, мне не подходил. Я кинула его. Сказала ему, что мне нужно припудрить носик, а затем быстрым шагом направилась к двери, как только подвернулась первая возможность. Отстойно, он казался нормальным, когда я встретила его в книжном магазине, но оказалось, он — долбанутый на всю голову.

Теперь мама буквально задыхалась от смеха.

— И это вовсе не смешно, и, что будет, если я пересекусь с ним? Он живет в центре города. Но его семья живет здесь, загородом. Я же просто застыну на месте, не зная, что сказать. Я не сказала ему ни «до свидания», ни объяснила причину своего ухода. Я просто удрала от него.

Мама вытерла выступившие под глазами, от смеха, слезы и улыбнулась.

— Ты могла бы сказать ему, что у тебя внезапно случился тяжелый приступ «желания свалить от него»?

— Ма!

Я покачала головой, в то время как на нее нахлынула очередная волна смеха, и она согнулась пополам, держась за живот. А затем продолжила:

— Прости, — хихикала она. — Ничего не могу с собой поделать.

Я лишь закатила глаза.

— Да, да. Где мой па? И почему он не приехал увидеться со мной?

Моя мама хмыкнула.

— У него собрались друзья, смотреть матч, он рано начинается.

Меня это особо не удивило. Мой папа был заядлым футбольным болельщиком, и сколько себя помню, он жил и дышал этим видом спорта. Футбол был важен для его дальнейшего существования. Выходные, и даже некоторые рабочие дни, были днями, которые отец лелеял. Это означало лишь одно — что началось время футбола. И все в нашем доме должны были уважать его выбор, и сей вид спорта, а иначе, только Бог знает, что произошло бы.

Ох уж, эти мужчины и их спортивные заморочки.

— Папа говорил, что в среду должен быть важный матч, — прокомментировала я.

Мама пожала плечами.

— Он сказал что-то вроде, что это последняя игра, и после этого команда уйдет на рождественский перерыв или что-то подобное. Я совсем не слушала его.

Она никогда его не слушала. Она ненавидела футбол.

Я улыбнулась.

— В таком случае, хочешь, устроим завтрак вместо обеда? В полдень я должна буду попасть в «Смитс», прежде чем они закроются на праздники.

«Смитс» был огромным магазином игрушек для детей.

Моя мама нахмурилась.

— Что ты забыла купить?

Я задохнулась с притворным шоком.

— Почему ты думаешь, что это я забыла что-то ку…

— Нила.

Я застонала от тона «а ну-ка, сейчас же говори» своей матери.

— Куклу для Чарли, — пробормотала я, старательно избегая зрительного контакта с ней.

Чарли — это моя племянница. Ей пять лет. Она была вредной, но в то же время восхитительной, а еще достаточно милой, чтобы заставить вас забыть насколько вредной она была. Несколько недель назад она сказала, что хочет от меня куклу на Рождество. Я сказала, что исполню ее просьбу. Но я не ожидала, что поиски этой куклы будут такими сложными.

Мама вытаращила на меня глаза.

— Рождество через шесть дней!

Не напоминай мне.

Я вздрогнула.

— Знаю. Но в свою защиту, я заказала куклу, ту самую, которую она хочет, через Интернет. Но из-за плохой погоды поставка задерживается до января. И поэтому я просто отменила заказ и получила обратно свои деньги. Я искала на других сайтах, но на них эти куклы или распроданы, или ждать доставку после Рождества, или к Новому Году.

Мама подняла руки к лицу и сжала переносицу. Я бы могла поклясться своей жизнью, что ей было очень жаль, что у нее нет сейчас чего-нибудь покрепче чашки чая.

— С тобой ничего не бывает легким, — пробормотала она и сделала большой глоток чая.

Я фыркнула, потому что это была правда.

— Ты сказала, что я — трудная? — усмехнулась я.

Мама пробормотала:

— Дорогая, с тобой было трудно еще с того дня, как ты родилась. И это именно та черта, которую ты делишь с Дарси.

Улыбка, которая до этого была на моем лице, исчезла в моей чашке, которую я с силой сжала после упоминания этого имени. Мама прекрасно знала, что упоминание о нем не очень хорошо отражалось на мне.

— Не произноси его имя в моей квартире.

Мама резко вздохнула.

— Ради всего святого, Нила, тебе двадцать пять лет, а не пять. Вы с Дарси должны перерасти эти детские… обиды, которые вы испытываете друг к другу.

«Эти детские обиды» — в переводе означало ненависть.

Я проворчала с досадой:

— Я ненавижу его, а он ненавидит меня. Все. Конец истории.

Мама резко опустила плечи и вздохнула.

— Но он такой хороший молодой человек, Нила. Почему бы тебе просто…

— Мама! Мы уже миллиард раз говорили об этом. У меня никогда не будет никаких романтических отношений с Дарси Хартом, и на этом точка.

Мне пришлось поставить чашку на журнальный столик напротив, потому что я вдруг почувствовала желание швырнуть ее в противоположную стену. Я откинулась на спинку и в гневе сложила руки на груди. Это внезапное чувство гнева было именно то, что Дарси, или любое упоминание о нем, делало со мной. Это всегда выводило меня из себя и, как обычно, в рекордно короткие сроки.

Мама наблюдала за мной с приподнятой бровью, а затем улыбнулась мне так, как будто знала то, чего не знала я.