— Да и я тоже… Ой, смотри-ка! Танцующий медведь!

Арлетта поглядела, куда указывала подруга, и увидела не одного, а сразу трех пляшущих животных. У двух шерсть была темно-коричневой, лоснящейся от солнышка, у третьего — цвета липового меда. На всех были надеты ошейники и намордники. Скорее медвежата, чем медведи; крупный мастиф в хозяйстве ее отца был поболее.

Приземистый человечек в светло-зеленой куртке, широких мешковатых штанах и войлочной широкополой шляпе, надвинутой по самые брови, не очень умело играл на арфе. Судя по всему, представление только начиналось, ибо люди стекались со всех сторон поглазеть на дрессировщика и его мохнатых питомцев.

Толпа вокруг медведей росла, как на дрожжах, и Арлетта предпочла держаться на заднем плане, с любопытством осматриваясь по сторонам.

По склону скалы Рокамадур, цепляясь корнями за трещины и расселины, росли березы и буки, кое-где даже искривленные дубки. Рядом с площадкой деревья вырубили, расширив ее до таких размеров, чтобы здесь можно было проводить народные гуляния, на одно из которых и попали девушки.

Молодая графиня оторвалась от созерцания медвежьих трюков и подошла поближе к краю. Низенькая ограда, не выше ее колен, отделяла площадку от уходящего вниз склона. На скальных уступах виднелись небольшие дозорные башенки, в ближайшей из которых были вполне различимы двое вооруженных воинов. Она перегнулась через ограду.

— Осторожно, Арлетта, — испугалась подруга.

Скала нисходила в долину столь отвесно, что у девушки закружилась голова, как после стакана крепкого вина. Она села на парапет, придерживаясь за камни обеими руками.

Толпа вокруг медвежатников начала хлопать в ладоши и подпевать дудкам и свирелям. Загавкал приблудный пес.

Зачарованная зрелищем, Арлетта легла на парапет грудью. Под ними, словно на ладони, расстилался Святой Город. В центре его была большая площадь, вокруг которой стояли часовни и церкви с ротондами. Несколько часовенок не были видны из-за скального выступа, заслоняющего обзор наблюдателю. Еще одна площадка, справа, очевидно, то место, где ремесленники торговали сувенирами. На таком расстоянии крыши мастерских казались скорлупками.

— Ты права, Клеменсия. Летишь, словно птица. Там, в облаках, я вижу ангела.

Клеменсия шагнула вперед и осторожно присела рядом с подругой.

— Счастлива ты, если видишь; я вот не вижу. Мне кажется, что это просто крыша домика, выкрашенная в желтый цвет. Ангел будет немножко правее. Посмотри, вон там виднеется река. Тебе тут нравится?

— Очень.

Аплодисменты и топот все убыстрялись, заглушая бреньканье арфы. С ускорением темпа пес загавкал более ожесточенно, а толпа вокруг медведей, взявшись за руки, пошла хороводом в одном направлении, затем остановилась, постояла, и двинулась обратно — словно маятник часов, раскачивающийся то туда, то сюда. Кто-то пронзительно засвистел.

Стражи в башенке, прислонив свои копья к стене, тоже смотрели на представление.

— Арлетта?

— Да?

— Что ты хотела мне сказать там, во дворце?

Арлетта, набрав полные легкие воздуха, оглянулась, чтобы удостовериться, что поблизости нет знакомых лиц. Все были заняты приплясыванием вокруг медведей, за исключением, разве что, парочки пилигримов, которые проталкивались локтями сквозь толпу, направляясь к дальнему краю площадки.

— Клеменсия, тут дело очень серьезное, — начала графиня, но замолчала, видя, что подруга ее не слушает. Та не отрывала глаз от двоих паломников.

Проследив за ее взором, Арлетта похолодела.

Даже со спины она без труда узнала их, несмотря на серые покаянные балахоны.

Это были граф Этьен и леди Петронилла. Держа своего спутника за руку, она подвела его к парапету. Как и Арлетта с Клеменсией, они не удержались и заглянули вниз. Глубина ущелья заставила содрогнуться и их. Петронилла отпустила руку графа, и они уселись на край парапета отдохнуть.

Арлетта вздохнула. Придется немного повременить — она не могла исповедоваться подруге в то время, когда ее муж сидел на отдалении какой-то сотни ярдов от них. Она совсем было настроилась рассказать все Клеменсии, но присутствие мужа выбило ее из колеи. Ей было очень любопытно, почему он здесь, на этой скоморошьей забаве, а не на приеме у аббата.

Следуя за медведями, пританцовывающая толпа переместилась к краю площадки и остановилась у самого обрыва, заслонив Этьена и Петрониллу. Кто-то заулюлюкал, и хоровод двинулся в обратном направлении.

Как только толпа отхлынула, девушки снова увидели графа и его спутницу.

В следующее мгновение произошло такое, во что ни Арлетта, ни Клеменсия ни за что бы не поверили, если бы не увидели это собственными глазами.

Леди Петронилла, метнув быстрый взгляд на веселящуюся толпу, резко повернулась к графу и изо всей силы толкнула его в грудь, так что тот, неуклюже взмахнув руками, перекувырнулся через барьер и низвергнулся в пропасть. Последний раз Арлетта видела своего супруга: вытянутыми вперед руками он судорожно пытался схватиться за что-нибудь, но находил только воздух. Его вопль был самым ужасным звуком, какой она когда-либо слышала за двадцать три года своей жизни.

Глава двадцать четвертая

На женской половине дворца аббата, в своей комнатушке, больше похожей на монашескую келью, Петронилла переживала сложные и доселе незнакомые ей ощущения.

Она не собиралась убивать графа.

Это получилось совершенно неожиданно для нее самой, и она до сих пор не могла поверить в то, что натворила.

Они с графом пришли на представление каждый сам по себе, и встретились по чистой случайности уже после его начала. Петронилла никогда не упускала возможности лишний раз рассказать графу о том, какие у нее славные сыновья, поэтому она взяла Этьена за руку и отвела его в сторонку от толпы — поговорить с глазу на глаз. Танцующие медведи не совсем сочетались с набожным настроением господина графа, и он довольно легко согласился выслушать ее.

Но когда они уселись на бордюрчике над пропастью, и она начала свой нескончаемый рассказ о Вильяме, ей вдруг послышался Голос. Он звучал внутри ее сознания, очень ясно и отчетливо.

— Столкни его! Столкни! — потребовал Голос. — И тогда все твои горести окончатся. Луи сразу станет графом, а Вильям унаследует ему.

Голос настолько ошеломил Петрониллу, что на какой-то миг она даже потеряла нить повествования.

— Столкни его! Столкни! — Голос в ее мозгу звучал все настойчивее.

Петронилла помотала головой, и Голос смолк. Но идея уже поселилась в ее голове. Продолжая спокойно беседовать с графом, она невольно отметила, насколько низкой была каменная ограда, на которой они восседали.

Она пошарила взглядом по площадке — весь народ столпился вокруг скоморохов. Все глазели на танцующих медведей и комедианта с арфой. Никто не обращал внимания на двух занятых беседой пилигримов — на нее и графа. Она была готова поклясться, что никто их тут не знал и никто не заметил их появления.

Она как бы невзначай смерила взглядом глубину обрыва и у нее закружилась голова. Да, определенно, свалиться туда — это погибель.

И всего-то от нее требовалось с силой и, главное, внезапно, толкнуть его вниз.

Кровь бросилась ей в голову, уши покраснели. Сердце бешено заколотилось. И, вдохнув побольше воздуха, она еще раз оглядела площадку, повернулась к графу и изо всей силы толкнула его в грудь.

Ну вот… Готово. Всего один миг. Страшный вопль, но свидетелей не было. Кто хочешь закричит, если внезапно потеряет равновесие и кувыркнется в адскую бездну.

О, как ее подмывало поглядеть, куда он упал. Но Петронилла поспешно отвернулась от пропасти и, выпрямившись, чинно сложив руки на коленях, сделала вид, что все ее внимание занято скоморохами. Ах, какое несчастье! Ее всю трясло, и она боялась, что сознание ее помрачится и она тоже полетит с обрыва вслед за своей жертвой.

Теперь графом будет Луи.

Наконец-то она станет графиней Фавелл, и Вильям, ее любимый старший сын, унаследует этот титул от отца.

Ей не пришлось в этот вечер поужинать — до ужина ли было, когда страшная новость стала известна в аббатском дворце. Но что такое ужин по сравнению с тем, что теперь она была графиней Фавелл!

Негромкий стук в дверь прервал ее мечтания.

— Кто там?

Щеколда приподнялась и в двери вырисовался силуэт монаха, закутанного с головы до ног в одеяние своего ордена.

— Графиня Арлетта хочет видеть вас, моя госпожа, — объявил он.

Решив про себя, что она поправит монаха и укажет, как теперь нужно титуловать ее, в следующий раз, Петронилла поднялась.

— Бедная моя, — произнесла она притворно слащавым тоном. — Я боюсь, милочке нужен утешитель.


Петронилла горделивой походкой вошла в спальню Арлетты и с силой захлопнула дверь. Пламя свечи поколебалось. Чего уж теперь изображать смирение, ведь она стала графиней. Больше ей не надо оглядываться на старого бретонского пса. О, теперь она будет снисходительной, вежливой, ну и, конечно, немножко высокомерной, как этого требовал ее новый статус.

Вдова, сидевшая на постели, поднялась при ее появлении. С нею была компаньонка, леди Клеменсия.

Петронилла шагнула вперед, вытянув руки в учтивом приветствии.

— О, какая жалость! Какой ужас! Как это должно быть печально для вас! Только подумать, все возлагали такие надежды на это паломничество. И в результате — такой трагический конец!

— Вы правы. И в самом деле, конец очень трагичный, — спокойно заметила Арлетта.

Она не приняла руки, протянутой Петрониллой, и постояв немного перед Арлеттой в этой неловкой позе, убийца прижала руку к груди.