— Вот как? А все же я… А-а-а, дьявол!.. — Страшная волна боли пронзила нижнюю часть тела Арлетты, словно в отверстия позвонков вставляли раскаленный железный штырь.

Клеменсия в мгновение ока оказалась рядом с подругой, обхватив ее широко расставленными руками, словно стараясь оградить от неведомой опасности.

— Арлетта! Что с тобой?.. Началось?

Арлетта с шумом втянула в себя воздух и согнулась пополам.

— Да… Мне кажется… О, какая адская боль!

Она замолчала и откинулась на руки Клеменсии. Боль, пронзающая иглами все ее тело, наполняющая страданием все естество, усиливалась. Вдруг мучения прекратились так же внезапно, как и начались, и графиня перевела дух.

— Я думаю, началось.

Леди Петронилла недолго думая развязала тесемки плаща и кликнула Розу, которая возвращалась налегке из гостиной, куда только что отнесли дорожную укладку Петрониллы.

— Роза, беги, отыщи Веронику, — приказала Петронилла. — Скажи ей, что ее госпожа должна лечь в постель. Пошлите за повивальной бабкой, да поскорее…

— Извините меня, госпожа, — вмешалась слабеющим голосом Арлетта, едва переводя дух, так как вторая схватка, сильнее первой, нарастала внутри нее. Да, ее терзают Евины муки, и в родах, как и на войне, могло случиться всякое, но она не может допустить, чтобы Петронилла отдавала приказы ее слугам, как будто ее самой нет уже в живых.

— Леди Клеменсия знает, что нужно делать. Она ответственна за меня теперь. А вы, — она выдавила из себя улыбку, — только моя гостья.

Какой-то миг Петронилла выглядела озадаченной.

— Но, госпожа графиня, у вас начались роды. Вы должны принять мою помощь.

Женщины обычно мирятся, когда на свет рождается новая жизнь и, пока длятся схватки, предаются забвению старые свары и зарываются в землю боевые топоры. Но Арлетта так же твердо, как «Отче наш», знала — нельзя доверять Петронилле Фавелл.

Она с трудом поднялась на ноги.

На помощь подбежали Гвионн и сэр Жилль, но Леклерк успел первым.

— Вы окажете мне большую услугу, сэр Жилль, — на одном дыхании произнесла графиня, — если займете леди Петрониллу беседой.

Петронилла зарделась, как маков цвет.

Пальцы Арлетты, побелевшие от напряжения, впивались ногтями в руку рыцаря.

— Послушайтесь доброго совета, леди Петронилла, оставайтесь здесь. Если будет нужно, вас позовут.

— Да-да, конечно, — подоспел сэр Луи. — Мы будем рады помочь роженице, чем можем, не так ли, голубка моя?

— Безусловно, — произнесла Петронилла сквозь зубы.

Клеменсия и Гвионн помогли Арлетте добраться до ее светлицы, где уже ждала Вероника с тазами и полотенцами.

С постели стащили покрывало. Перед огнем стояло особое кресло для родов, а неподалеку от ложа установили размалеванную ширму. В глубине сознания Арлетты глухо шевельнулось давнее воспоминание. Шевельнулось и ушло. Не время было тревожить тени прошлого.

Дыхание вырывалось из грудной клетки роженицы короткими, отрывистыми выдохами.

Гвионн с недоверием покосился на кресло. Его вырезанное сиденье и высокие подлокотники и ножки живо напомнили ему популярный инструмент пытки, большая коллекция которых располагалась в подвалах у графа Этьена. В Арлеттиной комнате он выглядел как-то неуместно. Волнуясь за исход дела, он повернулся к выходу.

— Сэр Гвионн, голос Арлетты, пронизанный болью, заставил его вздрогнуть и остановиться в дверях. Ее глаза были огромными, а зрачки расширенными от муки.

— Что, госпожа моя?

— Ни в коем случае не допускай сюда Петрониллу. Какие бы предлоги она ни придумывала.

— Успокойтесь, госпожа. Вы в абсолютной безопасности. Я не допущу ее присутствия при родах, будь она хоть самой царицей небесной.

Арлетта улыбнулась и, опустившись навзничь на постель, отдалась во власть умелых и нежных рук Клеменсии.

Глава двадцать пятая

Оставив лодку в устье, отец Иан направился по узенькой грязной тропке, которая, виляя среди болот, вела в усадьбу в Кермарии.

Шел дождь: противный, непрестанный, затяжной, промочивший насквозь его плащ и капюшон. Если бы священник шел побыстрее, он не замерз бы так. Но несколько дней тому назад в суставах у него появилась ломота, которая делала ходьбу наказанием. Чтобы как-то отвлечься от боли, он заставлял себя думать о горячем ужине. Он обязательно должен к ужину добраться до усадьбы. Анна — если слух соответствовал действительности и она на самом деле вернулась с юга — непременно нальет ему миску горячей похлебки, чтобы согреть его старческое тело.

Тропка привела к наезженной дороге; чтобы попасть в Кермарию, нужно было идти налево. Отец Иан заметил, что впереди него по дороге идет какой-то человек. Он держал над собой мешок для муки, который прикрывал его голову, как капюшон, и насвистывал песенку, в которой отец Иан сразу узнал один из грубоватых маршей, которые крестоносцы принесли с собой, вернувшись из Палестины. Он несомненно держал путь в усадьбу, и отец Иан окликнул его.

— Эй!

Свист оборвался, прохожий повернул в сторону священника приятное открытое лицо. На вид ему было лет двадцать; у него были веселые голубые глаза и губы, с которых не сходила улыбка. К его мокрым щекам прилипли густые коричневые локоны.

— Путь добрый, святой отец. Идете туда же, куда и я? — спросил незнакомец приятным голосом.

Отец Иан поравнялся с ним.

— Думаю, так и есть. Я ищу Анну. Говорят, что она вернулась.

Может ему показалось, но незнакомец заметно погрустнел, и вместо беззаботного веселья в его взгляде промелькнула печаль и усталость.

— Да, она вернулась.

— Жива-здорова, надеюсь?

— Да.

— А Жан? Он с ней?

— Да, с ней.

Отцу Иану стало немного не по себе от кратких, отрывистых ответов незнакомого молодого человека. Такое поведение показалось священнику немного странным, особенно если учесть прямое и открытое выражение красивого лица незнакомца, и священник постарался сформулировать свой следующий вопрос поделикатнее.

— А… кто-нибудь еще вернулся в усадьбу вместе с нею?

Молодой человек остановился, вытянул руки по швам и наклонился к самому носу пожилого пастыря:

— Да. И этот кто-то — я.

— Вы? — Отец Иан нащупал под заляпанным глиной плащом деревянный крест, чтобы уберечься от сглаза и наваждения. Что-то тут было не в порядке. Причем здорово не в порядке.

— Кто же вы тогда, сын мой?

Несмотря на дождь, молодой человек обнажил свою голову и поклонился.

— К вашим услугам, Бартелеми ле Харпур. — Немного помолчав, он добавил: — Отец, я надеюсь, вы направляетесь в Кермарию с добрыми вестями для Анны. Если вы идете со злом, то, уж извините меня, но придется завернуть вас в обратный путь прямо сейчас и проводить до того места, откуда вы пришли. Она была очень несчастна, и теперь она… мы оба…

Молодой человек запнулся и провел длинными и тонкими пальцами по своим мокрым взъерошенным волосам. Он был в замешательстве, но одновременно в его голубых глазах чувствовалась решимость.

— Теперь-то она снова счастлива, понимаете, — произнес он. — Наконец-то мы с нею счастливы, я и она.

— Вы стали любовниками? — без обиняков спросил отец Иан.

Его эта новость не удивила: за свою долгую жизнь он уже успел узнать, что не все супруги, брак которых был освящен церковью, находили в нем счастье. Но для себя он уже принял решение. Если Раймонд Хереви жив, тогда то, что происходит между этими двумя, называется прелюбодейством, и он не должен спокойно взирать на это. Выражение лица молодого человека не показалось ему злым. Любопытным, может быть. Но не злым, конечно же, нет.

— Нет… Да. — Бартелеми расставил руки в стороны, как если бы он хотел загородить священнику дорогу в усадьбу. — Умоляю именем Господа, оставьте нас. Пожалуйста, святой отец. Она столько страдала в своей жизни. И теперь она счастлива, когда рядом есть я. Мы оба счастливы. Я не хочу, чтобы какой-то помешанный на трухлявых пергаментах поп разбил наше счастье.

— Где ее муж? — потребовал отец Иан. — Где Раймонд Хереви? Он мертв?

— Мертв? Пока еще нет. Но для нее теперь он все равно, что мертв.

Отец Иан прикоснулся ладонью к рукаву молодого арфиста, но, видя злобный огонек в его голубых выразительных глазах, посчитал за лучшее отдернуть ее.

— Что ты хочешь сказать этими загадочными словами? Молодой человек, я имею право исповедовать. Пожалуйста, расскажи мне все, как есть.

Ле Харпур, словно загнанный волк, бросил на священника короткий взгляд через плечо.

Они почти дошли до моста через ров, за которым находился вход во двор усадьбы. Ворота, которые, как подметил отец Иан, были починены и выкрашены, стояли открытыми. А за ними, еле заметная через пролом в поросшей мохом стене, виднелась усадьба, еще до конца не восстановленная. Ее очертания скрадывались осенней моросью и клочьями вечернего тумана, наплывающего с болот. Из квадратной трубы валил серый дым, зависавший темными полосами над латаной крышей.

Живот священника поджимало.

— Послушай, молодой человек. Я не столь молод, как ты, и проделал долгую дорогу, чтобы посмотреть, как поживает моя Анна. Она ведь и моя тоже, — сказал отец Иан. — Я не уйду прочь, пока не увижусь с нею.

Бартелеми ле Харпур посмотрел на него долгим пристальным взглядом.

— Если ты удостоверишься, что она счастлива со мною, ты позволишь нам жить так, как мы живем теперь?

— Да, обещаю. Если только я смогу увидеться с ней и увижу своими глазами, что она и в самом деле счастлива, — согласился отец Иан.

Бартелеми облегченно вздохнул.

— Ну, хорошо. Но сперва пройдемте со мной в одну из служб. Я не хочу показаться человеком неуважительным или негостеприимным, однако нам нужно обсудить кое-что прежде, чем вы увидитесь с Анной.