Он поднял руку, призывая к молчанию Стеллу, пытавшуюся прервать его, и удивление заставило ее подчиниться и дать ему возможность продолжить.

— Вам может показаться глупым то, что произошло, однако наши мотивы были самыми благородными. Мои арендаторы задумали этот вечер как празднество, и ни Джорджина, ни я не хотели лишить их одной из очень немногих радостей, выпадающих на их долю. Не так ли, Джина?

Теплота его голоса и то, что он воспользовался этим уменьшительным именем — Джина — привели ее в такое замешательство, что она мучительно покраснела, прежде чем произнесла с запинкой:

— Да… да, это так.

Уэйли открыл было рот, однако Стелла приморозила его взглядом, вынудив молчать, и вопросительно взглянула на Джорджину:

— А как относительно Уэйли, ответь, пожалуйста, не чувствовала ли ты никакого вероломства по отношению к нему, когда согласилась на этот идиотский план?

Джорджина буквально физически ощутила, как напрягся Лайэн в ожидании ответа с гораздо большей заинтересованностью, чем все остальные.

— Я… я, собственно, не думала, — пробормотала она, с пылающим от румянца лицом. Однако затем ее характер восстал против такого цензорского поведения матери и обиженного выражения лица Уэйли. — Поскольку Уэйли и я официально не обручены, я чувствовала себя вправе делать все, что пожелаю.

Уголком глаз она заметила, что напряжение спало с Лайэна, однако у нее не было времени для того, чтобы сосредоточить внимание на этом. Стелла тотчас обернулась, обратившись к ней со всей той резкостью, которой она обычно пользовалась, чтобы подавить сопротивление.

— Значит, наступило время для официального обручения, дочь моя! Может быть, после этого ты все же возьмешься со всей решительностью за ту работу, для которой и была послана в Англию и которой предпочла развлекательную прогулку, оставив важные документы неподписанными и дорогостоящие проекты незавершенными. Если бы не инициатива Уэйли, которому удалось найти меня, наши дела в Англии потерпели бы крах, понимаешь ли ты это? — с настойчивостью спросила она.

Джорджина была изумлена. Никогда еще ей не доводилось видеть свою мать настолько разгневанной, особенно по отношению к ней. Создается впечатление, что она перепугана невероятно, думала Джорджина, потому что ей должно было бы быть совершенно ясно, что дела их фирмы в Англии отнюдь не требуют такой спешки. Прежде чем она собралась ответить матери в том же тоне, раздался холодный голос Лайэна, обращавшийся к Стелле:

— Возможно, вам неизвестно, что состояние здоровья вашей дочери было под угрозой и что она действовала в соответствии с указаниями врача, когда позволила себе такой отпуск?

Стелла порозовела, почувствовав критику в свой адрес в этих словах, но, следуя проверенной временем тактике, которая поддерживала ее в превосходной форме на поприще бизнеса, ответила атакой на атаку:

— Какая нелепица! — напала она на Лайэна, и твердый взгляд ее голубых глаз пресекал любые возражения. — Что значит легкая головная боль и слабое головокружение в сравнении с предприятием, которое стоит нам тысячи долларов? Мы, американки, не балуем себя, старейшина Ардьюлин, и мы не ждем, чтобы баловали нас. Если бы я обращала внимание на каждую свою головную боль, которыми я страдаю уже годы, не было бы никакой «Электроник Интернэшнл»! Действительно, — она коротко рассмеялась невеселым смешком, — это спасло бы мою дочь от того, что я гналась за ней сюда, в ту страну, где моей ноги не было бы никогда по моей воле. Я вышла замуж за лже-ирландца, к моему величайшему сожалению, однако я не допущу, чтобы Джорджину ждала такая же судьба, по крайней мере до тех пор, пока у меня есть силы и воля бороться с этим!

Лайэн выпрямился и напрягся как струна перед Стеллой, сжав челюсти и кулаки так, что косточки побелели, пережидая это обдуманное нападение. Джорджина в смятении ждала, что вот-вот буря разразится над головой ее матери, и, кажется, впервые даже Стелла поняла, что она зашла слишком далеко. Все высокомерие и все благородство, унаследованные от поколений гордых ирландских военачальников, отразились на лице Лайэна, когда он старался преодолеть оскорбление, нанесенное ему этими словами, и в эти несколько секунд Джорджина разглядела, как вся чванливая, показная храбрость слетела с ее матери, оставив ее маленькой и беззащитной, как напуганного воробья в тени расправленных крыльев орла.

Невыносимое напряжение этой сцены внезапно разорвал громкий шум от распахнутой входной двери дома, которая по инерции, от силы толчка захлопнулась, сотрясая весь дом и заставив дрожать стекла и витражи окон.

В комнату ворвался Майкл с лицом, полным негодования.

— Мне сказали, что вы ушли, — обвиняющим голосом выкрикнул он. Потом, заметив Стеллу и Уэйли, он все понял. — А, — он смело, не уклоняясь, встретил явную враждебность Стеллы, — так или иначе, но я должен был бы догадаться, что без тебя тут не обошлось!

— Тогда почему бы тебе не воспользоваться самолетом? — спросила Стелла с холодным высокомерием.

Майкл уселся в ближайшее кресло, стер пот со лба и улыбнулся с ангельской невинностью, глядя в ее сердитое лицо.

— Стелла, дорогая, ты ведь так не думаешь, — поддразнивая, сказал он. — Разве каждому из присутствующих неизвестно, как глубоко ты меня уважаешь, не так ли? — обратился он к остальным в комнате.

Удивительным образом напряжение, угрожавшее разразиться всеобщим скандалом, рассеялось от того, что Майкл не обратил на него внимания. В уголках губ Лайэна застыла кривая усмешка, когда глаза Майкла умоляли Стеллу подойти к нему, откровенно не считаясь с явным ее нежеланием — она даже не сделала попытки встать навстречу деверю. Джорджина же была в восторге от того, что дядя появился так вовремя. Голосом, теплым от того чувства, которое переполняло ее, она попыталась извиниться перед ним.

— Извини, пожалуйста, дядя, я хотела сказать тебе, что мы уезжаем, но все произошло так неожиданно, что у меня просто не было времени. Ты простишь меня?

— Забудь об этом, девочка. Я здесь, вот и все.

— Ты можешь объяснить мне этот ужасный акцент? — язвительно набросилась на него Стелла, пытаясь выставить его на посмешище. — Такое притворство у такого же чистокровного американца, как я сама, я просто терпеть не могу!

— Может быть, может быть. Я действительно родился в Америке, однако мое сердце принадлежит этой стране, и именно Керри, и тебе это хорошо известно! — хмуро ответил Майкл. Это было единственное его уязвимое место, которое могли задеть безжалостные слова Стеллы.

Стелла пожала плечами:

— Тогда почему же ты не живешь здесь постоянно? — спросила она с обманчивой сладостью, превратившейся в уксус при последующих ее словах. — Теперь тебя в Америке ничто не удерживает — у тебя там нет дома, нет близких родственников и… нет работы!

Майкл подпрыгнул на месте, его лицо побагровело от бешенства.

— Мне придется сказать… тебе, бесчувственному роботу, а не женщине! Да, я скажу! Единственной причиной того, что я так долго работал у тебя, это была возможность позаботиться о Джорджине, помочь ей не стать точной твоей копией. Однако теперь она выходит замуж за превосходного молодого человека — ирландца — и я чувствую, что мои обязанности перед умершим братом исполнены, и я смогу дальше жить по-своему и там, где я буду на настоящей своей родине. Так что к черту тебя, Стелла Руни!

С этими последними, брошенными на лету, словами он пересек комнату и секундой позже за ним громко захлопнулась дверь, и в комнате на мгновение воцарилась гнетущая тишина.

— Хорошо же! — задыхаясь от гнева, выдавила из себя Стелла и снова замолчала.

Прежде чем ее матери удалось найти слова, чтобы разразиться обличительной тирадой в адрес Майкла, Джорджина торопливо прервала молчание:

— Мамочка, ты, наверное, устала, я отведу тебя куда-нибудь, где ты сможешь отдохнуть, поспать. Кэт, наверное, занята ужином, но она уделит мне минутку, чтобы подготовить для тебя комнату… и комнату для Уэйли.

Дидра вошла с кофе как раз вовремя, чтобы услышать эти слова Джорджины.

— Не беспокойтесь, — с готовностью предложила она, — Кэт вернется с Майклом, и все будет в порядке. Если вы хотите, миссис Руни, — улыбнулась она Стелле, — я провожу вас наверх. Кофе не остынет, пока вы вымоетесь, не желаете ли принять душ?

Однако Джорджина не намеревалась остаться наедине с Лайэном, этого же не хотелось и Стелле, поэтому, когда Джорджина запротестовала:

— Очень мило с вашей стороны, Дидра, но я займусь этим сама. Вы оставайтесь здесь и займитесь кофе, — Стелла кивнула в согласии и позволила Джорджине проводить ее к двери.

Лишь оказавшись в комнате, отведенной ее матери и соседствовавшей с ее собственной, Джорджина почувствовала наконец себя в безопасности и вздохнула с облегчением. Битва, несомненно, не кончилась, однако этот перерыв давал ей возможность оправиться от почти осязаемого чувства обиды и гнева, которое плотными волнами заполняло пространство между Лайэном и ее матерью. Обрадованная этой передышке, она расслабилась и начала разбирать чемодан с вещами Стеллы, но та, внимательно рассматривавшая в окно окрестности, внезапно отвернулась от этого, так нравившегося Джорджине, пейзажа и спросила ее резким голосом:

— Майкл, по-видимому, думает, что это обручение старейшины и твое настоящее. Почему ты не решилась сказать ему правду?

Джорджина вцепилась в платье, которое она как раз вынимала из чемодана, и ее глаза забегали, пока она собиралась с ответом.

— Он… его не было здесь, он ловил рыбу, — заикаясь, сказала она. — Он узнал об этом вечере только сегодня утром и сразу же поспешил сюда, чтобы присутствовать на нем, так что, видишь, у меня просто не было времени сказать ему.

Взгляд голубых глаз Стеллы замер, полный подозрения:

— Но ты же сказала, что именно сегодня вечером было впервые объявлено о помолвке, то есть в присутствии Майкла? Мне трудно в это поверить, Джорджина. Майкл, конечно, негодяй, но он никак не глупец, а он не выглядел изумленным — скорее успокоенным. Говори всю правду!