Но Холли не была подростком.

— Алекс, мне очень жаль. Хотелось бы, чтобы все было по-другому.

— Да? А как же иначе?

— Я боялась, что так случиться. Ты был так добр ко мне и Уиллу, когда забрал нас после пожара и заставил чувствовать себя как дома. Я не знаю, что бы мы делали без тебя. А мы с тобой… построили настоящую дружбу; дружбу, которая… так много значила… и теперь она разрушена. — Ее нижняя губа дрожала. — Я бы хотела, чтобы мы никогда не спали вместе.

Это было также жестоко, как любой удар, который он получал на футбольном поле. Алекс смотрел на Холли.

— Как ты можешь этого желать? Эти ночи с тобой были лучшими в моей жизни. Заниматься любовью с тобой — у меня нет слов, чтобы описать, как это было. И я знаю, что там ты была со мной.

Женщина отвернулась от него.

— Это не то, что я имела в виду, — с трудом, сказала она. — Я не имела в виду… конечно, я чувствую тоже самое. О… о тех ночах. Но мы должны быть сумасшедшими, чтобы думать о том, что могли бы стать чем-то большим. Просто посмотри на наши достижения.

Алекс на шаг приблизился к Холли.

— Ты имеешь в виду мой послужной список. Но, Холли… то, что я чувствую к тебе… я никогда не чувствовал такого ни к кому. — Сейчас или никогда. — Холли, я люблю тебя.

Она отступила на шаг и выглядела ошеломленной.

— Что ты сказал?

— Ты меня слышала. — Мужчина провел рукой по волосам и закрыл глаза от лучей заходящего солнца. — И из твоего испуганного вопроса я предполагаю, что ты не собираешься говорить, что тоже меня любишь.

— Алекс, я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Мужчина открыл глаза.

— Да, конечно. Я знаю, что ты что-то чувствуешь ко мне, Холли. Разве ты не хочешь дать этому шанс? Дать нам шанс?

Холли сложила руки на груди.

— Алекс, ты никогда не оставлял зубную щетку в доме женщины. Тебе всегда нравилось играть на поле. И теперь ты ожидаешь, что я поверю в то, что ты откажешься от своей свободы? Ради матери-одиночки с сыном подростком?

— Да. — Алекс имел это в виду всем сердцем, но Холли не выглядела убежденной.

Мужчина вздохнул.

— Холли, это, правда, что у меня никогда не было серьезных отношений. Но ты когда-нибудь задумывалась…

— О чем?

Алекс вздохнул.

— Я тоже спрашивал себя об этом. Почему я не запал ни на одну женщину, с которой встречался. Почему никогда не встречал ту, единственную. — Мужчина приблизился к Холли еще на шаг. — Возможно, причина, по которой я никогда не встречал ту, единственную потому, что она уже у меня есть. Может быть, причина, по которой ни одна женщина не могла попасть мне под кожу в том, что ты уже там. Я всегда был слишком горд, чтобы это признать, даже для себя, но, думаю, что люблю тебя уже давно.

Солнце село за холмы, наступали сумерки и от теней вокруг воздух казался холоднее. Холли дрожала и обнимала себя руками.

— Алекс, на самом деле ты не можешь так думать, почему бы тебе не сказать…

— Холли, я просто говорю тебе то, что чувствую. Я люблю тебя и Уилла тоже. Я хочу тебя в своей жизни. Разве этого не достаточно, чтобы рискнуть?

А потом он почувствовал, как Холли отдалилась от него, на самом деле почувствовал, как будто она отдалилась физически.

— Ты чувствуешь это сейчас, но… Алекс, ты не можешь гарантировать будущее. Может быть, если бы мы только подумали, то могли бы рискнуть. Но как ты сказал, Уилл тоже находится в этом уравнении. Я никогда не смогу рисковать счастьем Уилла. Я не буду рисковать для того, чтобы он пострадал.

— Сегодня ему было больно.

— Я знаю и это из-за нас. Он пострадает намного больше, если мы попытаемся быть парой и все развалится. Если Уилл привяжется к тебе не только как к тренеру, но и как к отцу. Прости, Алекс, но я просто не могу этого сделать.

Выражение ее лица было пустым, как будто она уже ушла. И Алекс чувствовал себя побитым.

Он все еще дышал, но происходящее было странным и чуждым. В груди было пусто, как будто оттуда было извлечено что-то важное.

Его кожа была липкой от высохшего пота.

— Мне нужно принять душ, — сказал он и его голос звучал странно в собственных ушах.

Губы Холли снова задрожали и он по-прежнему инстинктивно хотел успокоить ее, взять на руки и крепко прижать к себе.

Мужчина заставил себя держать свои руки по бокам.

— Удачи на новом месте, Холли.

Возвращение домой было самым длинным из всех, что когда-либо у него были.

* * *

Следующие несколько дней были ужасными. Холли никогда не чувствовала себя такой ничтожной и бесчувственной рядом со своим собственным сыном. Раньше не было ничего, о чем они не могли бы поговорить. С другой стороны, она никогда не пыталась поговорить с ним о чем-то подобном.

Один раз Холли попыталась, когда они ужинали на кухне.

— Дорогой, я сожалею о том, как все внезапно произошло. Прости, что не поговорила с тобой заранее о переезде к Джине. По причинам, которые мне неудобно обсуждать, но для меня было очень важно, чтобы…

Уилл даже не посмотрел на нее.

— Да, я знаю. Тебе пришлось уйти, потому что Алекс влюблен в тебя и ты совершенно напугана. Ты, правда, думаешь, что я не заметил, мам? Или ты думаешь, что это не мое дело? Я всего лишь твой сын. Знаешь ли, человек, который заботится о тебе больше, чем кто-либо во все мире.

Он оттолкнулся от столешницы, вышел из кухни и направился по коридору во вторую небольшую спальню, в которую переехал.

Холли смотрела ему вслед с открытым ртом. Затем она наклонилась вперед и положила голову на руки. Так Уилл знал? Алекс сказал ему или он выяснил это сам? А это имело значение? Ее собственный сын думал, что она холодная и бесчувственная. Плюс ко всему, он абсолютно поклонялся Алексу. За миллион лет Уилл никогда не поймет, почему мама не могла любить его героя.

Почему не могла? Может, она действительно была холодной и бесчувственной? Алекс сказал, что любит ее и Холли могла бы тоже бросить ему это в лицо.

Худший из всех дней наступил тогда, когда она искала компакт-диск в стеке, который дал ей Алекс и нашла один, с самодельной обложкой.

«Для Холли — взять на необитаемый остров».

Она сидела и долго смотрела на него, зная, что не должна открывать и с еще большей уверенностью зная, что не должна слушать.

Холли была в квартире одна и Уилл не вернется в ближайшее время. Никого не было рядом, чтобы увидеть ее слезы.

И Холли плакала, обняв колени руками, на полу гостиной и слушая Брюса Спрингстина, Джони Митчелла, Арету Франклин и Ван Моррисона. Но когда Марвин Гэй начал петь «Давай начнем», женщина выключила CD-плеер. Боль внутри нее была, словно живое существо.

Холли пошла к раковине, чтобы ополоснуть водой лицо.

Плакать смысла не было. Теперь все закончилось. «Все было к лучшему», — говорила она себе снова и снова. Все было к лучшему.

Если только Уилл сможет вернуться к нормальной жизни.

До конца следующей недели, он, казалось, немного оттаял по отношению к ней. Они снова разговаривали, по крайней мере, приближаясь к своему старому товариществу, хотя Холли подозревала, что Уилл так беспокоился о своем предстоящем дебюте в качестве стартового квотербека «Диких котов», что разговаривал бы хоть с кем, лишь бы снять напряжение.

Холли страшно нервничала в ночь игры, как из-за Уилла, хотя она была осторожна, чтобы не сообщать ему об этом; так и из-за того, что впервые встретится с Алексом с момента выезда из его дома. Конечно, не было никаких оснований ожидать, что они окажутся в пределах двадцати футов друг от друга, но все равно она его увидит и кто знал, как отреагирует. Ее эмоции были гораздо более непредсказуемыми, чем раньше.

Прекрасная осенняя погода закончилась в течение недели и холодный фронт из Канады напоминал о том, что зима на подходе. Сегодня вечером было зябко, с промозглым моросящим дождем, падающим с серого неба, но трибуны были по-прежнему оборудованы для игры на своем поле. Никто в Уэстоне, штат Огайо не хотел пропустить ни секунды сезона аутсайдера «Диких котов».

Холли нашла свое обычное место на трибуне рядом с Дэвидом и Анжелой Вашингтон и, не смотря на все свои решения, тут же посмотрела в сторону, чтобы увидеть Алекса.

Он был там. Мужчина стоял напротив поля, поэтому все, что Холли могла видеть — была его спина в толстой куртке «Диких котов», но это был именно тот момент, когда Холли поняла правду.

Она любила его.

Момент не мог быть менее романтичным. Холли сидела на металлическом сиденье, которое было похоже на глыбу льда и холод просачивался в ее задницу через джинсы, а объект ее привязанности находился в пятидесяти футах, окруженный толпой подростков, мальчишек в шлемах и щитках.

Но в момент откровения холод не касался ее. Она любила его. Холли любила Алекса МакКену.

Вся тоска, суматоха и правда пришли на этот проклятый футбольный матч и сели рядом с ней.

Она даже не думала о том, что будет дальше. О том, что должна делать сейчас. Казалось, что все не имело значения. Единственное, что женщина знала сейчас — это окно, открывшееся в ее сердце. Чувство было настолько сильным, что Холли подумала о том, что другие люди тоже должны знать об этом, должны были быть в состоянии видеть его как мигающий неоновый знак, но внимание всех вокруг нее было направлено на поле, где противоборствующие команды выстраивались в линию для начала старта.

Холли все еще смотрела на Алекса. Он казался ей единственным мужчиной в мире. Алекс разговаривал с судьей, но в середине своего разговора повернул голову, чтобы посмотреть на трибуны, как будто услышал, как кто-то позвал его по имени. Мужчина смотрел прямо на нее и на мгновение их глаза встретились. Дыхание Холли участилось и она открыла рот, чтобы сказать ему, что любит, но прозвучал свисток, извещающий о начале игры, и Алекс развернулся назад, чтобы наблюдать за игрой на поле.