Мария Круз - Хочу быть с тобой

– Помню, но чёрт, почему это так было реально? Это не было похоже на галлюцинации или разбушевавшуюся фантазию.

– Не забывай, какая у тебя профессия и насколько ты хороша в прочистке мозгов. Ты могла вызволять людей из самых глубоких депрессий, и тебе не составило проблемы обвести себя саму же вокруг пальца.

– Но почему ты до сих пор ещё тут? Раз я уже осознала, что тебя нет?

– Ты ещё не готова. Может, ты поняла это, но признавать отказываешься. И никому не известно, когда найдёшь в себе силы.

– А что люди? Отец, Мэй, остальные? Они игнорировали мой бред? В чём было дело?

– Не то что игнорировали. Просто им было очень больно за тебя. Ты без конца говорила обо мне при жизни, а когда меня не стало, не могла говорить ни о чём другом, кроме как о том, как тебе со мной хорошо. Такой же срыв, как с Мэй в кафе в тот день, когда отец показал мою могилу, был у тебя через неделю после похорон. Ты так же всё отрицала, затем, не сказав никому ничего и поругавшись со всеми, ты и улетела в Мексику. И там, если помнишь, как раз и начались разные нестыковки, которые твоё сознание просто блокировало. Например, девушка на стойке регистрации, которая не могла понять, почему ты говоришь о своём муже, который якобы в номере, хотя она чётко знала, что ты прилетела одна. Та гадалка в деревне. Тут уж не знаю, случайность или правда она обладает сверхъестественными способностями, но она увидела всё предельно ясно. Именно поэтому тебя тогда это напугало. Не ужасные вещи, что она сказала. А именно то, что твоё подсознание било в тот момент в колокол и посылала знак тревоги в твой мозг. От этого ты и запаниковала.

– Боже, так всё и было. Как я могла быть такой слепой?

– Просто у тебя хорошая способность самовнушения, как оказалось.

– Ричард, но я же страдаю от этого вдвойне. И я даже не могу вспомнить твои похороны.

– Ещё вспомнишь. Но ты на них ни проронила ни слезинки, не разревелась, ни билась в истерике. Просто ты была непоколебимой и отрешённой от всего. Возможно, если бы ты не сдерживала в себе все эти эмоции, то и не случилось бы твоё расстройство сознания. Но не могу быть уверенным.

– Чем больше ты отвечаешь на вопросы и заставляешь меня всё вспоминать, тем больше я запутываюсь. Как будто у меня есть куча деталей, чтобы собрать из них шкаф, но я понятия не имею, в какой последовательности что делать. Мне хочется принять очень сильное снотворное и заснуть. Надолго. А проснувшись, чтобы это всё оказалось просто дурным сном.

– А вот этого больше нельзя, – неожиданно говорит Ричард. – Не забывай, я и есть твои мысли плюс воспоминания. Так что я знаю, что у тебя в голове.

– Но почему нельзя?

– Лил, солнце, пообещай, что больше не будет никаких таблеток. Они помогают тебе лишь затуманивать разум. От этого он гораздо легче поддаётся твоим фантазиям. Я буду с тобой. Я никуда не ухожу. Просто твоя вторая реальность отныне должна быть контролируемой. Иначе ты сойдёшь с ума и потеряешь всё, что у тебя есть.

– Ричард, милый, у меня теперь больше ничего не осталось, кроме воспоминаний.

– Не торопись. Совсем скоро появится.

– Что появится? Я не хочу никого другого, кроме тебя. – Сейчас я уже начинаю жутко злиться на него. Или скорее на себя.

– Я не об этом. Просто наберись немного терпения. И дай слово, что не будешь ничего употреблять, чтобы уйти от реальности. Это тебе больше не понадобится.

– Хорошо. Я постараюсь. Но я не знаю, что со мной будет и как я буду вести себя, когда меня выпишут. – Я начинаю плакать. Не сильно, но слеза, которая медленно скатывается из моего глаза, словно выжигает след на щеке. Словно я держала её раскалённой до предела и вот настал её час. – Ричард, я больше ничего не знаю. Я не знаю, как мне жить.

– Всё наладится. – Он сжимает мою руку, и я чувствую его тепло. – Не сразу, конечно. Тебе предстоит преодолеть ещё немало трудностей, но поверь, любовь моя, оно того стоит.

– Я не верю в себя. Ты же помнишь, ты всегда подталкивал меня к каким-то действиям. Я поначалу боялась, но, чувствуя твою поддержку, набиралась смелости и просто делала это. Сейчас я даже не могу встать с постели.

– Сейчас и не нужно. Сейчас тебе нужен здоровый крепкий сон. А с тем, что дальше, мы так же справимся вместе. Хорошо?

– Я люблю тебя, – только лишь это я и смогла произнести.

– Я с тобой. – Он наклоняется ко мне, и мы целуемся. На этот раз слеза из другого глаза медленно обжигает моё лицо. – Всегда с тобой.

– Родной мой…

– Твой, только твой, – говорит Ричард, берёт пиджак с кресла и направляется к выходу.

– Куда ты? Не уходи! – Я из последних сил делаю усилие, но лишь немного приподнимаюсь на кровати.

– Тише, тише, – успокаивает он меня. – Я вернусь. Но тебе сейчас и правда нужно поспать. И не забивай свою умную голову всеми мыслями сразу. У тебя будет предостаточно времени обо всём подумать. Обещаю, я вернусь, как только это будет возможно.

– Не бросай меня! – умоляю я.

– И не подумаю. Но сейчас тебе нужен отдых. – Он мгновение смотрит на меня, затем открывает дверь и выходит из палаты, оставив меня в полнейшем одиночестве.

Рухнув обратно на подушку, я натянула одеяло на голову и стала рассматривать пальцы своих ног. На удивление, никакой чёткой мысли у меня не было, одни лишь фантомы и отголоски только что состоявшегося разговора, причём, по всей видимости, с самой собой.

Не то, чтобы мне не о чем было подумать, просто я осознала, что с этим и правда нет никакой спешки. У меня впереди уйма времени, чтобы обдумать всё детально и не спеша. А сейчас я и, правда, хочу заснуть до того, как паника охватит меня. В моём состоянии это самое ужасное, что может произойти. Стоит хоть немного запаниковать, как безумие снова овладеет мной и шансов выкарабкаться будет уже ничтожно мало.

На этой мысли неожиданно для себя я и заснула. Причём мне даже так повезло, что снов я не видела и не просыпалась. Видимо, я окончательно решила не сопротивляться и плыть по течению, надеясь на то, что оно вынесет меня на новый безопасный и неизведанный берег.

В больнице я провела ещё два дня, и только после того, как были сделаны последние обследования, меня под присмотром отца согласились выписать. Удар головой, благодаря тому, что отец вовремя среагировал, был несильный. Зато физическое и моральное истощение сильно выбили меня из колеи. Поговорив с ним, мы решили, что лучше всего мне вернуться домой, но только при условии, что кто-то постоянно будет со мной. Мэй, за что моя благодарность не имеет границ к ней, сразу же вызвалась переехать ко мне на какое-то время. Я сразу предупредила, что не готова и не хочу обсуждать моё забытье в ближайшие дни. Я действительно не была готова к этому, и они отнеслись с пониманием.

Вернувшись к себе домой с Мэй, я также предупредила её, что хоть у меня не всё в порядке с головой, но чтобы она не вздумала относиться ко мне как к умственно неполноценной и что я не потерплю, чтобы она готовила мне куриные бульоны и приносила их мне в кровать. Более того, раз все препараты были выведены из моего организма, я предложила ей заказать китайской еды и выпить немного вина на террасе. Она отнеслась с опаской к предложению об алкоголе, и её можно понять, последний раз это обернулось скандалом. Но я её уверила, что чем раньше я приду в привычный образ жизни для себя, тем быстрее поправлюсь. Она не стала со мной спорить.

Так мы и просидели в первый вечер на террасе, проболтав о разном. Когда она ссылалась на то, что ей в очередной раз нужно в туалет, я готова была поспорить, что она пишет сообщения или звонит моему отцу, чтобы доложить ему о моём состоянии. Ничего страшного, я не против. Они же не упрятали меня в психушку в конце концов.

Когда я предложила открыть ещё одну бутылку, Мэй уже твёрдо сказала, что на сегодня хватит, иначе закроет от меня погреб на ключ. Я решила не спорить. Мы ещё немного поговорили, а затем разошлись по комнатам. Она стала предлагать поспать вместе, но я лишь отшутилась, что так просто она в мою кровать не попадёт. Это был хороший знак, хоть и с грустной улыбкой, но чувство юмора от меня не ушло.

На самом же деле я не пошла сразу спать. Закрыв за собой дверь в спальню, я отыскала камеру, которую брала с собой в Мексику, и решила посмотреть снимки.

Проведя не менее сорока минут, пока не пересмотрела все фото и видео, мне пришлось признать тот факт, что Ричарда нет ни на одном снимке. Это были либо селфи, либо пейзажи. И везде я была одна. То же самое было и в телефоне.

Постепенно исследуя спальню, я вновь и вновь находила доказательства, свидетельствующие о том, что Ричарда и, правда, больше нет в живых. Все его ванные принадлежности, одежда, техника, часы, браслеты и прочее говорили о том, что ими давно уже не пользовались. А главное, об этом говорила кровать. На ней не было его тёмных волос, а подушка, на которой он спал, не была мятой. Мне же, вернувшись в реальность, приходилось переучиваться спать на подушке, а не на его плече. Но в ту ночь я смогла уснуть только на мягком шерстяном коврике, что лежал на полу.

С момента моего возвращения домой прошло уже три дня. Они не были особо чем-то примечательны. Единственное, я разобрала дела, что скопились за время моего частичного отсутствия, отменила всех клиентов на неопределённый срок и сделала генеральную уборку всего дома. Последнее мне нужно было скорее, чтобы физически себя истощить. Только так я могла крепко заснуть, потому что от снотворных я отказалась. От перебирания и, тем более, от упаковывания вещей Ричарда в коробки я отказалась. К этому я ещё не была готова. Каждый раз, дотрагиваясь до его вещей, я чувствовала особую энергию, что исходила от них. А сложить это всё в подвал означало оставить меня и весь дом в кромешной и беспросветной тьме. Нет, я не лелеяла себя грёзами о том, что эти вещи могут заменить его. Просто с ними было теплее. Как с разожжённым камином на Рождество.