Кира Шарм - Хмельная страсть

* * *

На этот раз концентрируюсь на том, что нам читают, как никогда. Я, в принципе, и вообще-то не был раздолбаем, понимая, что хвататься за учебу и за все возможности нужно зубами, потому что меня в этой жизни никто не вытянет. Нет у меня ни крутых богатых родителей, ни каких-то особенных знакомств. Но вот сегодня, после разговора с Катей, все, чему нас учат, представляется мне в новом свете. Потому что реально впервые я увидел, насколько все это важно. Вот даже, когда практику проходил, этого не чувствовал, смотрел и учился, как будто со стороны. А сейчас ярким осознанием накатила вспышка : все это – настоящие, живые жизни и судьбы. И еле заметный поворот или косяк, или проеб и незнание могут кардинально развернуть ход чьей-то жизни…

После лекций спускаюсь в подвал к криминалистам.

Парни как-то даже и не замечают моего исчезновения. Странно, обычно они не отстанут, пока не попытаются все из тебя вытянуть, тем более, что Тоха получил таки работу, о которой так давно мечтал, и, по-хорошему, это надо бы отметить. Но и Слава сегодня как грозовая туча. Так что мне довольно-таки легко дается ускользнуть.

Криминалисты – вообще народ особый. Не говоря о том, что подозревают всех и каждого во всех смертных грехах и неслабо закладывают. Специфические люди. Отпечаток профессии, никуда не деться. Но на мое счастье, я почти с каждым умею находить общий язык.

- Какие к нам люди пожаловали! - слышу сразу же, как только спускаюсь. А сам-то никого не заметил, надо же!

- Шиманский! Каким ветром? Ты же у нас – элитный мальчик, который собирается воспарить на золотых слитках финансового! Ты зачем в подвал спустился? Смотри, костюмчик еще от Армани замараешь, или, не дай Бог, крыска какая-нибудь тебе твои лакированные туфельки подгрызанет!

- Ага! Или запонку еще на пол уронишь! В пыли потом ползать придется, чтобы отыскать!

- Смелый мальчик, темноты не боится!

И дружный гогот.

Ну, да, говорю же – совершенно специфические люди.

Иван Михайлович Нобин и Петр Семенович Забарский. Бывшие следаки, а ныне преподаватели. Нет, на лекциях они, конечно, так себя не ведут. Но и там некая специфика проскальзывает.

- Его наверное, это, наказали за что-то. Ну, типа в угол за прогул какой-нибудь посадили.

- Ага! А угол, - это наши темные и страшные пенаты!

Насчет пыли и темноты, - ну, скажем, это правда. Но только отчасти. На самом деле здесь такой порядок, что ни у кого, даже самого большого педанта – препода такого не сыскать. Привыкли они, что каждая бумажка на своем месте, и привычкам своим не изменяют. Хотя, по части чистоты… Ну, как сказать… Этим они похоже, особо не замарачиваются.

- Я к вам по делу, - дав им сполна получить удовольствие от стеба настоящих мужиков над сопливым мальчиком, перехожу к сути. – И с просьбой, - тут расшаркиваться совершенно ни к чему, еще пошлют куда подальше.

- И где? – хмуро на меня смотря из-за спинки кресла, за которым я, наконец, сквозь сигаретный дым, рассмотрел Нобина, Иван Михалыч задрал ко мне, все еще стоящему на ступеньках лестницы, лицо. – Где оно, дело твое, а? И просьба?

- Так вот, - я радостно спускаюсь, наконец поняв, куда идти. Знал же, что с пустыми руками будет неправильно. Вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака две бутылки ооочень хорошего виски, из запасов Эда и Антохи, которые они нам всем периодически подкидывают, и гордо водружаю на стол, заваленный какими-то огрызками и фантиками.

- Фи! – возмущается Нобин. – Гламуром аж смердит, ты не находишь, Семеныч?

- Ага! – он картинно закатывает глаза. – Может, ты еще мандаринок нам принес. Или пироженых?

- Не, нынешние мажоры свои компоты пьют, не закусывая! – хохочет Нобин. – Они же типа – крутые! Занюхают чьими-то напомаженными волосами, уложенными в салонную прическу и прям вот мужиками себя чувствуют!

- Ну, до мужиков-то им далеко… - протягивает Забарский.

- Это да, - вздыхает Нобин. – Аж слезы от этого поколения. На кого похожи? Чистенькие такие, нежные, тонкие, как тростиночки! И это – те, у кого половые признаки мужские! А вот девки, - вообще жуть и кошмар. Куда они докатятся, - вообще непонятно.

- Ты, Шиманский, чем в жизни, кроме благородного финансоваго права увлекаешься? На танцы там, может, ходишь? Или на балет?

- Почему? – мне даже становится обидно. Нет, я, конечно, не такой жесткий мужик, как они, но все – таки и не гламурная барышня! – Я вот в качалку хожу, регулярно, между прочим. Да и вольной борьбой занимался…

- И что? Красивые мускулы, - опять же, бабья прерогатива красоваться, и красивые выпады, - хмыкает Забарский. – Так, херотень, лишь перед собой и еще кем-нибудь покрасоваться. А вот в подворотне, да если на тебя толпа и с ножичком, - вот что ты сделаешь? Завизжишь, как баба и убежишь?

- Ну, почему… Мы с парнями и в настоящей драке на кое-что способны… - это да. Случается нечасто, но на моей памяти побитыми мы еще ни разу не ушли. Так что мы уж – точно не хлюпики какие-нибудь там!

- А так? – Забарский каким-то неуловимым движением вскакивает с кресла, в котором еще секунду назад развалился вполне себе вальяжно, и я… Как-то вдруг оказываюсь на том самом пыльном полу, да еще и с придушенной шеей. Это одной рукой. А вторая занесена над моим глазом.

- Был бы у меня сейчас нож, - тебе хана, - совершенно серьезно и даже мрачно сообщает Забарский. – Так что – не обольщайся, мальчик. Те, с кем вы там деретесь, - такие же балерины, как и вы. Просто вы немножечко получше. И не больше. А против настоящего мужика вы просто бледная несчастная моль.

- Согласен, - я ошарашенно киваю, понимая, что он совершенно прав. Да, против такого, как он мы не то, что не выстоим, нас даже на три секунды не хватит! Даже, наверное, самого Бурина, несмотря на то, что он боксер. Хотя… Это мысль, - надо будет его как-нибудь к мужикам затащить!

- Ну, и что скажешь? – Нобин, развлекаясь, начал поигрывать ножичком, который тоже оказался на столе, тогда как Забарский, кажется, и не думал меня отпускать. – Накаченные мышцы, несколько разворотов корпусом и умение материться еще ни разу не делает вас мужиками. О женоподобной дряни я вообще молчу.

- Да что сказать, - хриплю я под рукой Забарского, сжимающей мое горло все крепче. – Кажется, просьбы у меня теперь к вам две. Научите, а?

- Нет, ну ты видел? – хохочет Нобин. – Сразу же, - научите! Мы, между прочим, в драках учились, а не к преподам за этим приходили! Да еще университетским! Эх, поколение! Все им на блюдечке и с голубой каемочкой! Научи, в рот положи и челюсть прижми, чтоб прожевать! В жизни, Глеб, все зубами вырывать надо! А уж сколько раз лоб разобьешь, - так и не сосчитать! Зато только так и можно чему-то научиться!

- Согласен, - Забарский меня отпустил, и я, медленно садясь на пятую точку на пол, стал растирать горло. – Только вот ведь если никто не научит, мы же такими и останемся. Барышнями, как вы говорите.

- Ну, да, - вздыхает Нобин. – А после эта цивилизация исчезнет на хрен, и снова появятся неандертальцы. Сильные и ловкие. И все пойдет сначала. До тех пор, пока настоящие мужики и женщины снова не вымрут, уступив место таким, как вы. – Вот, скажем, твоя женщина что умеет? Борщ-то хоть приготовит? Правильно, нет. Только ногти отращивать, как у курицы и даже круче и глаза красить. Ну, и папика богатого искать, чтобы силиконом закачаться. И все.

- Так что там у тебя с просьбой? – Забарский подает мне руку, помогая встать и одновременно ногой подтягивает к столу третье кресло. – Хотя, - нет. Не так быстро. Сначала – шашки.

- Чего? – как-то я явно чего-то недопонимаю.

- Ну, как – чего? В шашки сыграем, - Нобин хитро усмехнулся, пока Забарский пошел закрывать двери в их берлогу.

И деловито принялся раскладывать на шахматной доске рюмки.

- Играем десять партий, - он вытащил из шкафа бутылку водки. – Каждый раз, съедая пешку, нужно выпить эту самую рюмку, которая пешкой и будет. Выиграешь, - ну, скажем, хоть одну партейку, - послушаем, с чем ты к нам пришел. И- да, свалишься под стол, никто доставать не будет. Так и проваляешься, пока не отойдешь.

- Ты водку-то хотя бы в своей жизни пил? – Забарский спросил с участием, но явно насмешливым.

- Вообще-то нет, - честно признался я. Хотя, - не думаю, что это пострашнее вискаря. Те же сорок градусов, чего уж там.

- Ну-ну, - усмехнулся Забарский, наливая ее в рюмки. – Посмотрим, что получится.

- Рассказывай, - не стал дожидаться окончания партии Нобин, как только я « съел», а, вернее, выпил, первую шашку, закусив яблочком.

Ну, - что сказать? Партию я, конечно же, не выиграл. Зато рассказал все, что узнал от Кати. Что, в сущности, не так уж много. По мере рассказа и хода игры мой язык заплетался все больше, а лица моих преподавателей все сильнее мрачнели. И я даже не заметил, как уважаемые преподаватели стали вдруг Михалычем и Семенычем…

Ни о каких десяти партиях речь, конечно, не пошла. Уже по окончании первой я только радовался, что сижу в кресле с подлокотниками, а не на стуле. Потому что, если бы мне было не за что держаться, свалился бы, как пить дать.

- Действительно, по делу, - признал Нобин, закрывая после первой же партии шахматную доску.

- Эй, я готов держаться, сколько надо, только бы вы помогли! – возмутился я, решив, что меня выставляют.

- Да поможем, что мы, по-твоему, звери, что ли, - буркнул Забарский, почесывая затылок.

- А… Как же ваше условие, - еле выговорил я.

- Ну, так просто нужно было проверить, из чего ты сделан, - усмехается Нобин. – Раз сел играть, а не ушел, расплакавшись, значит, стоит выслушать. А ушел бы, - так и пока! Знаешь, помогать стоит тем, кто ради результата что-то сделать готов. А тем, кто только канючит, чтобы помогли и сделали все за него, - одна дорога. На хер.