Я снова шмыгаю носом. Как же мне его не хватает!

- Давай так, - снова вздыхает Глеб. – Я попытаюсь чем-нибудь помочь, что-то узнать. А ты даешь мне обещание, что больше не будешь спиваться. Закончить жизнь под каким-нибудь забором, - не лучший вариант, правда?

Да… Только вот в последние дни жизнь для меня такая обжигающе-болезненная, что только и делает, что корчит от боли! Так что… Может ли быть хуже?

- Катерина, - глаза и голос Глеба теплеют, и он даже как-то неловко приобнимает меня. – Жизнь иногда лупит по мордасам, это факт. Но все равно она – прекрасна! Когда-нибудь наступит в ней у тебя хороший светлый день. И ты будешь радоваться тому, что жива.

Да, что-то подобное мог бы сказать и Стас. А я бы его спросила « обещаешь»? Устроившись у него на коленях и уткнувшись лицом в плечо. А он бы ответил : « Я тебе клянусь!», гладя меня по волосам и утирая слезы. И ему я бы верила…

Хочется закрыть лицо руками и просто выть. Орать, как оголтелая. Чтобы вышло оно из меня, это гнетущее отчаяние, этот невыносимый сгусток боли, который убивает каждое утро, стоит мне только вынырнуть из сна и обо всем вспомнить. Убивает, но никак добить не может.

Оставайся, если хочешь, сегодня на ночь, - Глеб похлопывает меня по плечу и я вижу, что, с одной стороны он так старается меня поддержать, а , с другой, боится напугать и что я окончательно забьюсь в угол. – Прости, что наорал. Но ведь и за дело.

Я киваю, стараясь не разреветься снова. За дело, чего уж там. Он ведь прав.

- Давай, - я замечаю, что за окнами уже стемнело, - и когда только время прошло? – Ложись и высыпайся. Тебе после вчерашнего особо нужно. Или надо кому-то позвонить?

Я только качаю головой, - звонить мне совершенно некому. На фирме родителей я предупредила еще вчера, что меня какое-то время не будет. И, хоть он мне совершенно чужой человек, накатывает понимание, что лучше остаться с ним, хотя бы на эту ночь. Просто потому что не выдержу пустоты в нашей квартире. И действительно начну орать, а, может, даже биться головой об стену. И тени прошлого вползут в мое сознание, не отпуская… Может, и не только до утра, но и совсем. И не факт, что я снова не потянусь в отцовский бар за спасением.

- Может, хочешь еще чего-нибудь? У меня где-то было что-то сладкое.

- Нет, - качаю головой. – Спасибо.

Снова тяжело вздохнув, Глеб подхватывает меня на руки, - уже совсем не так, как до этого, - грубо и резко, а как-то… заботливо, что ли? И несет в комнату. Она тут единственная, и большую ее часть занимает та самая кровать, в которой я сегодня проснулась. Он укладывает меня, даже накрывая одеялом. Мелочь, конечно, но давно обо мне никто не проявлял заботы, и этот почти незаметный жест чуть было снова не заставляет меня расплакаться.

- А ты? – знаю, что неловко, но надо же спросить.

- Я в кухне, на диване, - усмехается Глеб. – Разве что ты уж очень попросишь, чтобы мы спали вместе.

А у него, оказывается, очень приятная улыбка! И как это мне пришло в голову, что он маньяк-извращенец?

- Глеб… Мы ведь не…

- За кого ты меня принимаешь! – снова начинает греметь он. Но теперь уже не страшно. – Да и… Кто бы позарился на почти неживое тело, - он снова усмехается. – Разве что тот, кто вообще живого никогда не видел.

Ну, конечно. У него наверняка есть девушка. У такого – не может не быть. Эх, повезло же кому-то! Красивый, добрый и порядочный.

Вдруг вспоминаю, что этот красивый, добрый и порядочный парень совсем недавно видел меня голой и заливаюсь жгучей краской.

Но мое состояние и стресс очень быстро берут верх и я проваливаюсь в такой желанный сон…

Глава 6. Глеб 

Глеб.


- Выспалась? – новым утром я совсем иначе смотрю на Катерину. Поначалу ведь думал, - дура, пустышка, мажорка, из тех, кто просто тупо прожигает жизнь, бездумно шатаясь по клубам и бухая, не думая о последствиях. Мне даже нравилось, с каким ужасом она на меня смотрела, когда я вернулся. Знаю, думала, что я какое-нибудь зверское чудовище, по глазам догадался. Но, во-первых, она меня бесила просто неимоверно, - неделя всего прошла, как врезалась в тачку по втречке, и уже снова накидывается, как не в себя. А, во-вторых, реально хотелось ее проучить, - ибо не хрен. Пусть знает, что в жизни бывает по-всякому, и не каждая глупость просто так обходится.

Да таким и не обходится, в общем-то, предки или папики обычно разруливают. А ведь бывает такое, чего и не разрулить!

Ну, задавила бы она кого-то насмерть, - допустим, отмазаться можно, но жить-то как-то с этим же надо! А как с таким жить? А никак. Нанюхаться кокса или еще какой-нибудь дряни и беспробудно забываться, пока сам не сдохнешь. Так они, в сущности, и живут, если это можно так назвать!

а если бы реально на урода какого-нибудь бы нарвалась? И трахал бы он ее всю ночь, приковав к батарее. И даже, очень может быть, что не один. Кто бы ее тогда нашел?

Вышвырнули бы потом с поломанной психикой, или уже после того, как затрахали бы насмерть. Всякое ведь бывает. Практика на следствии еще и не такому научила. Да, не зря говорят про профессиональные изменения сознания. Реально, насмотревшись, начинаешь мир видеть по-другому. Потому что, пока живешь среди нормальных, обо всей этой чернухе даже не подозреваешь. Но после того, как меня бросили на следствие по изнасилованиям и убийствам, я прекрасно осведомлен и о черной стороне жизни. А ведь она не так уж запредельна. Здесь вот. Совсем рядом. Так что напугать ее хотел так, чтобы навечно в памяти отпечаталось.

Но теперь…

Жалко девочку. Такая маленькая. Хрупкая. И совсем одна.

Это одиночество, потерянность, - просто разлиты в глазах. Как ребенок, потерявшийся в шумном супермаркете, вот даже других сравнений и в голову не приходит.

И это каким же надо быть мудаком, чтобы ее бросить в таких-то обстоятельствах?

Нет, ничего сказать не могу, сердцу, конечно, реально не прикажешь, но… Но было бы, блядь, у этого мудака сердце, он бы свою любовь засунул бы поглубже в штаны и просто побыл бы с ней рядом, поддержал бы в такое время. После бы мог свалить, но сейчас ее бросать – все равно, что самому дать в руки нож и подсказать, как лучше его приставить к горлу. Не сказать, что я особый уж гуманист и бросаюсь на помощь каждому встречному. Но даже я, чужой человек, понимаю, насколько девчонке хреново. А ведь его она любит. Прям вот мир, как я понял, на нем ее весь сошелся!

Хотя… Может, оно и к лучшему. Если в твоей жизни заводится мудак, хорошо, чтобы он ушел с ее дистанции как можно скорее. Таких терять нужно и важно. Чтобы не прожить всю жизнь рядом с гавнюком. Больно, конечно, но ведь не от потери, а от понимания, какому чму ты, оказывается, доверял. Но с девочкой надо что-то решать, - пятой точкой чувствую, - сорвется, если ее одну так и оставить.

Да и кто бы не сорвался? Даже осуждать не могу.

- Да, - она растерянно улыбается, и становится вот прям как лучик солнца. Только совсем неяркий. Слабенький. Но уже хоть что-то.

- Тебя куда-то отвезти? Надо тебе куда-то сегодня?

Только качает головой и опускает взгляд.

Ну да. Могу понять. Вместе с утром приходят и воспоминания о той дерьмовой реальности, в которой она оказалась.

- Катя… - даже не знаю, как она отнесется к тому, что собираюсь предложить. – Побудь пока у меня.

- В смысле? – ох, уж этот растерянный взгляд!

- Ну… Я пока постараюсь что-нибудь придумать по твоем делу. Напиши мне все данные, - какой участок, кто его ведет, все, что знаешь. А ты оставайся у меня. Мало ли, вдруг чтонибудь понадобиться? В смысле по делу, ну, или вообще.

Что-то я как будто говорить разучился. Просто не хочется показывать, что я ее жалею. Чужая жалость иногда просто убивает. И от нее хочется убежать еще сильнее, чем от пустоты. По себе знаю. А в девочке, несмотря ни на что, явно есть стержень. Это заметно.

Но даже самый сильный стержень иногда с хрустом ломается. И этого-то я очень не хочу допустить. Хрен его знает, - может, не зря Катя Вольская уже дважды появляется на моем пути? Кто-то, может быть, и посмеялся бы, но я на самом деле верю в знаки. Ну, как верю. Без фанатизма.

- Кать… - молчит и замерла. Явно не знает, как поступить. Но я зато знаю. Здесь ей однозначно будет лучше. Хотя бы потому, что нет никаких воспоминаний. По себе знаю. В детстве, которое я пусть смутно, но все же помню, умер мой друг со двора. Как же тяжело было проходить там, где мы играли! Прямо до истерики. А у нее ситуация потяжелее… - Вдвоем ведь все же лучше, чем одной, да? И мне не так одиноко будет в моей берлоге. Просто поживи здесь пару деньков. Только умоляю, - не пытайся наводить порядок!

- Что, многие пытались? – наконец-то она нормально усмехается.

- Даже представить не можешь, - делая страшное лицо, подтверждаю я. – Я же потом, как в психбольнице, - не могу сам себя обслужить, потому что все находится не там, где надо! А в моем бардаке есть порядок! Даже если он понятен только мне! Зато я с закрытыми глазами могу найти в нем все, что мне нужно!

- Так и быть, - она уже почти смеется. – Порядков наводить не стану.

- Ты лучшая, - сам не понимая, что делаю, целую Катю в лоб. Может, - просто привычка? Ну, обычно я ведь таки целую девушек, которые просыпаются в моей квартире. И не только целую…

Черт, - как-то не вовремя вспомнил вдруг, как поливал ее из душа. И как съежились под холодной водой тогда ее соски… В тот момент я в ней женщины не видел, даже и не думал ни о чем таком, но теперь… теперь организм отреагировал очень даже конкретно.

- Все, я полетел, справляйся тут! – прикрываясь папкой, я таки вылетаю за дверь, даже не допив свой кофе.

Черт! Надо было ей все-таки ключи оставить, или хотя бы вбить в телефон свой номер! Но, с другой стороны, так, может, даже и лучше. Гарантированно не сбежит!