— А почему ты перестал там покупать?

— Слишком далеко. Мне нужно что-нибудь поближе к Кентербери.

— Да, — Макбрайд задумался. — Ты хочешь, чтобы я сбавил цену? Ничего не выйдет, парень. Многие готовы взять у меня всю партию. Я хотел сделать тебе одолжение.

— А ты уверен, что твой коньяк лучше, чем у Джона Данторпа? — Дикон сделал вид, что колеблется. — Откуда мне знать?

— Господи! Да ты попробуй, — оживился Макбрайд. — Заходи, парень. У меня есть немного.

Это был действительно отличный коньяк, мягкий, выдержанный, хотя и был подан в керамическом кувшине. Дикон потягивал его с видом знатока. Этот коньяк был лучше того, что подавали в трактире, а ведь коньяк у трактирщика был отличный.

— Ты меня убедил, Барт. Скажу Данторпу, что я не покупаю у него. Можешь объяснить, где он живет?

— Ты что ж, не знаешь? Я думал, ты с ним обговаривал свои дела.

— Но не у него дома, — объяснил Дикон.

— Вверх по дороге. Он живет в другой стороне, в одном из этих черно-белых двухэтажных домов. Данторп думает, что важный и благородный, раз живет в таком доме. Ха! Толкает дешевый коньяк, вот как он разбогател. А я живу в своем маленьком коттедже и не теряю уважения к самому себе, — он хмыкнул.

— Я очень рад, — Дикон энергично пожал Макбрайду руку. — Сейчас же иду к Данторпу.

Дом Данторпа был действительно больше соседних домов. Дикон не стал подходить. Он огляделся по сторонам, чтобы найти подходящее место для наблюдения, и решил, что лучше низкого каменного забора, окружающего дом с садом на противоположной стороне улицы, ему не найти. Он уселся на забор с видом человека, прошедшего слишком много и решившего отдохнуть. Перед домом Данторпа не было палисадника. Дом был деревянный, старый, построенный еще, возможно, при королеве Елизавете. Он от старости покосился, и его правая часть немножко напоминала подвыпившего гуляку. Но было видно, что дом недавно покрасили и что он в хорошем состоянии.

Дикон наблюдал за дверью, открывавшейся прямо на улицу, и за двумя занавешенными окнами. Но не увидел ни одной живой души, никаких признаков жизни. Сидеть на каменном заборе было очень неудобно. Дикон встал и не спеша прошелся до конца улицы, затем вернулся. День постепенно подходил к концу, и у Дикона была возможность наблюдать еще один прекрасный закат.

Смеркалось, и Дикон собирался уходить, когда заметил, что за одним из окон на первом этаже что-то мерцает. На улице никого не было, поэтому он перешел через дорогу и заглянул в окно, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, но окна были плотно закрыты. Свет горел где-то в глубине дома. Может быть, обойти дом и посмотреть с другой стороны?

Для этого Дикону пришлось довольно долго идти, дом Данторпа не был последним. Он дошел до конца улицы и повернул. Теперь перед ним были задние дворы с конюшнями, садами и огородами. Он, к сожалению, не заметил, которым по счету был нужный ему дом. И сейчас, в сгущающихся сумерках, все дома казались одинаковыми, в некоторых дворах стояли конюшни. Он вернулся. Дом Данторпа был четвертым от края улицы. Дикон снова подошел к дому со стороны конюшни, надеясь, что в темной одежде он будет незамечен в сумерках. Белая рубашка! Он остановился, спрятав манжеты под рукава куртки, подняв воротник, и сунул в карман свой шейный платок. Он тихо шел по улице, направляясь к конюшне, которая, по его предположению, должна была принадлежать Данторпу.

Где-то фыркнула лошадь, и Дикон от неожиданности вздрогнул. Он отпрянул в сторону и осторожно пошел вдоль участка, принадлежавшего соседу Данторпа. Дом выходил на задний двор, и Дикону не хотелось, чтобы его заметили. Он остановился, решил, что нужно пробраться к конюшне и идти вдоль ее стены: тогда его не заметят. Он наскочил на забор, низкий и заросший травой так, что в темноте Дикон принял его за кустарник, через который можно пролезть. Он ударился о забор, содрав кожу с локтя. К тому же он наделал столько шуму, что вполне мог разбудить хозяина.

Потирая ушибленный локоть и тихо ругаясь, Дикон стоял минуты две, не решаясь идти дальше. Он слышал, как двигаются лошади в конюшне, как жуют овес; но никаких звуков, издаваемых человеком. Прихрамывая (оказалось, что он ушиб не только локоть, но и ногу), он подкрался к дверям конюшни. Они были закрыты. Дикон осторожно открыл дверь. Ее скрип прозвучал в ушах как пистолетный выстрел. Он остановился — сердце ушло в пятки — и стал ждать. Потом боком протиснулся внутрь. В конюшне было темно, хоть глаз выколи. Он понимал, что дверь должна открываться на задний двор. Но как ее найти в темноте?

Двигаясь на ощупь, Дикон уверял себя, что знает, как выглядит обыкновенная конюшня. Он осторожно пробирался вдоль стены к предполагаемой двери, нащупал перегородки между стойлами. Лошади вытягивали головы навстречу незнакомцу. Дикон натыкался на свисавшие с крюков повода, удила, сбрую, издававшие при этом звуки, от которых он замирал на несколько мгновений. Наконец, пройдя довольно много, он скорее почувствовал, чем увидел, что лошадей здесь больше нет, и решил, что где-то поблизости должна быть дверь, а не пустое стойло. Между проходом и стеной не было никакой перегородки. Он подался вперед, вытянув руку, в надежде найти дверь.

Дикон споткнулся обо что-то большое и мягкое, лежащее на его пути.

— Это вы, ваша светлость? — тихо спросил кто-то.

— Да, — тоже шепотом ответил Дикон и замер.

— Хорошо вы меня стукнули, — сказали из темноты. Человек рассмеялся, потом закашлялся и затем спросил: — Где ваша лошадь?

— На постоялом дворе, — честно ответил Дикон.

— Хозяина нет, — донеслось в ответ. — Велел сказать вам, что вы встречаетесь с Фенландом здесь завтра, в то же время. Что-то случилось, и ему пришлось уйти.

Дикон услышал, как человек встал и стал чесаться.

— Так Фенланд здесь? — спросил он.

— Да. Уже приехал. Хозяин велел ему устроиться на постоялом дворе, как и вам. Вы встретитесь с ним здесь.

Человек был настоящий великан. Он буквально навис над Диконом. Дикон не видел его лица и надеялся, что тот его тоже не видит.

— Спасибо. Я приду, — сказал Дикон. — Теперь ты можешь идти, раз уже с обоими поговорил. На полу спать не очень удобно, — он направился к двери в противоположном конце конюшни.

— Не знал, что вы такой заботливый! — ответил человек и снова рассмеялся своим хриплым смехом, закончившимся приступом кашля.

Пока человек откашливался, Дикон добрался до противоположной стены и двери, которой очень обрадовался. Он боком выскользнул наружу, прикрыл за собой дверь и отправился в гостиницу. Прежде чем войти, он остановился, чтобы стряхнуть с себя солому.

Дикон направился прямо к своей комнате, сбросил сапоги и упал на кровать.

Во что он вляпался? Он тяжело вздохнул. По счастливой случайности он смог уйди из конюшни Данторпа. Дикон так испугался, обнаружив в конюшне человека. Слава Богу, что когда человек спросил его: «Это вы, ваша светлость?», он, не задумываясь, ответил утвердительно, разве он не «его светлость»? Хотя совершенно понятно, что не та светлость.

Он проигрывал в голове возможные варианты. Казалось, все его предположения оправдываются. Джеймс Фенланд как-то во все это замешан, а это означает, что и виконт Кэрроуэй тоже замешан. Он предположил, что человек в конюшне принял его скорей всего за Кэрроуэйя. Но что произойдет, когда настоящий Кэрроуэй появится? Дикон надеялся, что человек в конюшне после встречи с ним покинет свой пост и Кэрроуэй не получит сообщения, предназначенного для него. Что тогда станет делать Кэрроуэй? Нужно ли Дикону искать Фенланда в трактире? Как ему теперь добраться до этих людей и не выдать себя при этом?

Голова у него шла кругом. Дикон наконец встал, повязал галстук, причесался и вышел в общий зал. Потягивая прекрасный контрабандный коньяк, он осматривал комнату, пытаясь понять, кто из присутствующих может быть Джеймсом Фенландом.

Глава четырнадцатая

Съев скудный ужин, Дикон вернулся к себе в номер. Он понимал, что сам загнал себя в угол. Он перебирал в голове различные варианты выхода из создавшегося положения, но все отверг. Шанс разоблачить виконта Кэрроуэйя (а он теперь был уверен, что Кэрроуэй и есть тот самый человек, на которого он охотится) казался весьма сомнительным, а опасность, которой он сам подвергался, огромной. Но отступать было поздно, и он поклялся самому себе, что сделает все возможное.

Незаметно для себя он стал думать о Кэролайн. Для нее все это будет ужасно. Если о ее муже начнут писать газеты, его имя будет у всех на устах. Он надеялся, что, возможно, ее удастся уберечь от позора, если сохранить в тайне, что она жена Кэрроуэйя. Может ли тот факт, что муж находится в тюрьме, стать основанием для развода? Дикон не надеялся на это. Он никогда ни о чем подобном не слышал. И с другой стороны, положение ее станет еще сложнее, потому что ей придется публично признать, что она жена Кэрроуэйя.

Что бы ни произошло, Дикон не видел никакой возможности заполучить Кэролайн, если только Неджон не… умрет… или не будет повешен. Но за измену теперь не вешают. У осужденного отберут его земли, а как дополнительное наказание ему может грозить ссылка в Новый Южный Уэльс, на другом краю света. Дикон хотел во что бы то ни стало разоблачить Кэрроуэйя. Но он не был уверен, что с разоблачением Кэрроуэйю придет конец.

На нескольких клочках бумаги он набросал возможные варианты расследования. Каждый последующий вариант казался невероятнее предыдущего. Он скомкал бумагу и швырнул ее в камин. Один из клочков не загорелся. Дикон вытащил его и уже собрался было отправить вслед за другими. Он развернул листок. Это был все тот же смешной план, который пришел ему в голову в первый вечер в Димчерче. Возможно, это знак свыше. Он разгладил листок, спрятал его среди своих бритвенных принадлежностей на умывальнике и лег в постель. Нужно попробовать. Если не получится, придется придумать что-нибудь другое, если он останется в живых.