Видела ли ты, Кэти, как играет твой красавчик Линтон? Знаешь, что творит с ним азарт? Случалось ли тебе наблюдать, как его высокий лоб покрывается каплями пота, а лучистые голубые глаза стекленеют и становятся бессмысленными, как фарфоровые блюдца? Дай-то Бог, чтобы ты видела — та малая толика привязанности, которую ты к нему испытываешь, не пережила бы этого зрелища.

Мистер Эр, разумеется, был недоволен, что мы повышаем ставки, хотя и не мог этому воспрепятствовать, не нарушая законов вежливости. Однако его мнение всё же учли, а поскольку Линтон не знал, на какие суммы обыкновенно играют в высшем свете, ставки оставались умеренными. К тому времени, как дамы удалились, я выиграл чуть больше, чем проиграл.

Джон принёс отличного старого портвейна, мистер Эр налил нам по рюмке перед сном и предложил выпить за царство Морфея.

— Но ещё нет и полуночи, — заявил Эдгар Линтон. — Мы успеем сыграть ещё партию!

— Что?! — удивился полковник Дэнт. — Ты ещё не натешил свою душу?

— Дядя, ты ругал меня, что я не играю — и вот, я играю, а ты снова ворчишь.

— И буду ворчать, покуда ты не научишься уважать причуды леди Удачи. Не хватай её за коленки, когда она целуется с другим!

Эдгар покраснел.

— Если вас послушать, никто бы не играл. Так уж заведено — один выигрывает, другой проигрывает!

Полковник осушил бокал и поставил его на стол.

— Да шут с тобой, играй не играй, мне-то что. Только не проиграй имения, потому что в таком случае не получишь от меня ни пенса — ни сейчас, ни после моей смерти!

Он надел очки, чтобы поглядеть, какое впечатление произвела на предполагаемого наследника эта угроза. Линтон после минутного колебания поклонился дяде почти подобострастно — он был не настолько ослеплён игрой, чтобы упускать из виду главную свою надежду. Удовлетворённый этой демонстрацией послушания, полковник Дэнт встал:

— Пора на боковую.

— И мне тоже, — поддержал его мистер Эр. — Пусть юнцы безумствуют — старички вроде нас с тобой, Дэнт, должны отдыхать, иначе завтра будем весь день бороться со сном.

Прежде чем уйти, наш хозяин отозвал меня к буфету, якобы обсудить винные запасы. Стоя спиной к гостям и указывая на этикетку на бутылке с портвейном, он сказал: «Следи за Ингрэмом» — и поднял брови.

Мне хватило этого намёка. Я тоже заподозрил, что не только благосклонность леди Удачи приносит лорду Ингрэму выигрыш. Мало того, я почти не сомневался, что колода, за которой Ингрэм посылал своего слугу, — краплёная.

Беседуя о винах и пробках, я отогнул край этикетки и слегка провёл по ней ногтём большого пальца. Мистер Эр еле заметно кивнул — мы поняли друг друга. Мистер Эр улыбнулся и вышел. Виновник наших подозрений вышел вместе с ним, объявив, что сейчас принесёт кое-что в угоду заядлым картёжникам вроде меня и Линтона.

Второй раз за день мы с Линтоном остались одни. Никто из нас не проронил ни слова. Линтон поднял пустой бокал и смотрел через него на огонь, вертя ножку большим и указательным пальцами. Полено в камине раскололось и рассыпалось искрами. Я молча откупорил бутылку портвейна и налил Линтону. Он также молча выпил, поглядел на меня и снова протянул бокал. Я наполнил его до краёв, не пролив ни капли.

Вернулся Теодор Ингрэм с огромной шляпкой картонкой. Свободной рукой он поднял бокал и провозгласил тост: «За яркое солнце, милых дам и честную игру!» Все выпили — Эдгар жадно, я — с осторожностью. У меня были кое-какие планы, для осуществления которых нужна ясная голова. Я заметил, что и лорд Ингрэм чуть пригубил вино — возможно, тоже нуждался в ясности мыслей.

Ингрэм бросил шляпную картонку на стол.

— И что, по-вашему, у меня там? — спросил он.

— Отрезанная голова, судя по виду, — предположил я.

— А что, если шесть? — Он поднял крышку.

Линтон ахнул. Из коробки на нас смотрели шесть лиц — маски и полумаски, с париками и шляпами. Подвешенные к шестиугольной стойке, невидящими глазами пялились в разные стороны заплаканный Пьеро, хитрый Арлекин, свирепый вояка, оскалившийся индеец с длинными чёрными волосами, кровожадный тигр и нечто среднее между бабочкой и украшенной перьями головой.

— Это что, для шарад? — поинтересовался Линтон.

— Нет, для карт, — ответил Ингрэм.

Он двумя пальцами крутанул стойку — оказалось, она вращается, как волчок. Ухмыляющиеся лица слились в одну гнусную рожу с кривым глазом и перекошенными губами.

— Последний крик лондонской моды. Надеваете маску, и никто не видит, что написано у вас на лице. Улыбайтесь, если вытащили мушку, кривитесь, если прикупили двойку, — никто не увидит.

— Я беру солдата, — объявил Линтон и потянулся к крутящейся стойке.

— Экий вы быстрый, приятель. Так дела не делаются. Это картёжные маски, их надо разыгрывать. Вот, кладите руку сюда. (На чёрной металлической подставке были нарисованы контуры шести ладоней). Маска, которая остановится над ней, — ваша.

Линтон так и сделал. Вертушка со скрипом остановилась. Линтону достался Пьеро.

— Отлично. Ему везёт, особенно в полнолуние. Разумеется, я не имею ни малейшего представления, какая сегодня луна — разве определишь, когда идёт дождь? Ну, Хитклиф?

Мне выпал тигр, Ингрэму — бабочка. Я налил ещё вина; мы выпили, надели маски и сели играть.

Может быть, Ингрэм и впрямь принёс маски из глупого желания угнаться за модой, но я рассудил, что у него была и более веская причина: в прорези масок партнёрам труднее будет заметить его манипуляции. Однако мои тигриные глаза смотрели зорко.

Мы играли в мушку. Первым сдавал я, поставил немного и выиграл, но мне показалось, что лорд Ингрэм отметил одну из своих карт ногтём. Я внимательно посмотрел на свои карты и заметил похожие отметки. Зная систему, по ним можно было определять масть и достоинство карт. Кэти, помнишь, как ты смеялась, когда Хиндли мучительно старался затвердить на память отметки; после он садился с дружками играть, но напивался, и вся система вылетала у него из головы. Ингрэм не такое дурачьё, но и ему, как Хиндли, пришлось поплатиться.

Я выждал ещё немного, чтобы убедиться наверняка. Обвинить джентльмена в шулерстве — дело серьёзное. Сдавал Ингрэм. Он взглянул на свои карты, внимательно изучил рубашки наших, сделал крупную ставку. Я выиграл.

Я не стал больше ждать, потянулся за бокалом и опрокинул его прямо на рассыпанные карты.

— Тысяча извинений! Это была ваша колода! — Я позвонил в колокольчик и поспешно принялся вытирать карты носовым платком — раньше, чем Ингрэм успел до них дотянуться, а Линтон заметил что вино со стола каплет на его серые атласные панталоны.

— Эй, Джон, — сказал я вошедшему слуге. — Я случайно опрокинул бокал. Пожалуйста, вытри эти карты и отнеси их в мою комнату сушиться. — Я вручил ему мокрую колоду.

— Ни в коем случае! — вскричал Ингрэм. — Я уверен, они ещё годятся для игры. Давай их сюда, приятель, я взгляну!

Джон, сбитый с толку нашими масками и разноречивыми указаниями, колебался. Я метнул на него быстрый взгляд и сказал Ингрэму:

— Но я настаиваю. Я испортил вашу колоду, дорогую, раскрашенную вручную, и должен возместить вам ущерб.

— Ладно, ладно, — сказал Ингрэм, — это пустяки. Может быть, ваш слуга попросит моего слугу принести новую колоду. — Лорд щедро махнул рукой в направлении своей спальни.

— В этом нет нужды, — ответил я. — В этом гостеприимном доме, несомненно, сыщется колода. Джон, будь любезен, принеси карты.

Джон поклонился и направился к дверям.

— Да, Джон, — добавил я таким тоном, будто это только что пришло мне в голову. — Принеси обычную колоду с гладкими золочёными рубашками.

Джон щёлкнул каблуками и вышел.

Ингрэм снял маску и с минуту вертел её в руках, прежде чем сказал:

— Ну, мистер Хитклиф, сдаётся, я вас недооценил.

— Похоже, не только вы. — Я взглянул на Линтона. — Но это поправимо.

— Клянусь вам, я уже исправился! Вы много играли?

— Вовсе нет, но частенько видел, как играют другие.

Тут Эдгар, который уже изрядно захмелел, забормотал что-то вроде «Хиндли», но я наградил его таким взглядом тигриных глаз, что он потупился и принялся вытирать капли вина с панталон.

Не успел Ингрэм снова надеть маску, как из тёмного проёма послышался женский смешок. Нарушительница покоя вышла на свет, зажимая рукой рот. Это оказалась Бланш Ингрэм. Она была босиком, в белой ночной рубашке и пеньюаре. Линтон отвёл глаза. Я встал и поклонился.

— Простите за мой смех, — сказала Бланш, — но, честное слово, вы такие потешные — особенно ты, Тедо! C'est un beau papillon! Mais cela est digne de lui[13], вы согласны, мистер Хитклиф?

С этими словами она зашла брату за спину и помахала тонким кружевным пеньюаром, словно крыльями. Тот сердито оттолкнул её.

— Бланш, это уже слишком. Ты простудишься в ночной рубашке.

— И не подумаю! — Она стащила со спинки стула оставленный там лордом Ингрэмом сюртук и, слегка покачнувшись, надела его на себя. — Можете смотреть, мистер Линтон. Я одета так же пристойно, как и вы.

— Бланш, — сказал Ингрэм более решительно, — перестань нести чепуху и иди отсюда.

— Да? Вы пьёте и режетесь в карты, да ещё в масках, поэтому и не желаете слушать чепуху.

— Тебе нельзя с нами оставаться.

— Почему это?

— Ты девушка и должна быть в постели.

— Ты ошибаешься — никаких девушек тут нет.

Она подошла к камину, провела пальцем по краю трубы и сажей нарисовала себе залихватские усы.

— Лорд Ингрэм утверждает, что в комнате девушка. Вы видите её, мистер Хитклиф?

— Не вижу, — ответил я. — Уведомите этого джентльмена, что он ошибается. Но в комнате присутствует неизвестный мне юноша avec l'air farouche[14]. Я жду, когда он представится и сядет кутить с нами.