— Может, останешься? — совсем не стараясь скрыть надежду в голосе, спросила я и повернулась к нему лицом. Лебедев оглядел меня на удивление ласковым взглядом, чуть усмехнувшись, когда посмотрел на тарелки, и, вздохнув, проговорил:

— Дежавю.

— Да, точно, — усмехнулась я в ответ, вспомнив, что-то же самое говорил мне он на своем Дне Рождения. — Тогда я провожу тебя?

— Попробуй, — Дмитрий Николаевич лукаво прищурился и, повернувшись, направился в коридор.

Мы долго стояли, обнявшись, в свете одинокого уличного фонаря, а потом, когда к подъезду подъехало такси, и он, поцеловав меня на прощание, сел в машину, я еще некоторое время стояла около подъезда, задрав голову вверх, всматриваясь в густую небесную пустоту. Жаль, что я не могу просто взять и остановить время.

А дома, когда я уже лежала под тяжелым одеялом и крутила в руках свой новый телефон, я чуть не вскрикнула от неожиданности, когда он внезапно завибрировал. И, щелкнув на иконку в виде крошечного письма, я, прочитав содержимое сообщения от Дмитрия Николаевича, не смогла скрыть улыбки.

«Я дома, ложусь спать. Без нерадивой ученицы под боком как-то пустовато. Твоя Уткина. Сообщение сжечь сразу, после прочтения»

***

Как я и предполагала, с утра, когда я, зевая и почесывая сонную голову, пила кофе на кухне, заявилась мама, чтобы забрать меня домой. И, уже дома накормив меня овсяной кашей, она вручила мне ключи и велела ждать ее в машине, чтобы отвезти на дополнительные занятия.

Сопротивление бесполезно. Да и в прочем, к чему сопротивляться? В данной ситуации мне казалось самым логичным просто плыть по течению и благодарить небо, что впереди не видно никаких порогов.

Мама все время «пела», как же здорово, что мы решили, наконец, сблизиться и подружиться, расспрашивала о праздновании дня рождения… Вот тут, кстати, я старалась по большей части отмалчиваться, чтобы не запутаться в собственном вранье, от которого, признаюсь, я уже просто устала. «Так здорово, мам! Спасибо!» — повторяла я, как попугай, радостно смотря на родительницу. И ведь не поспоришь, было действительно здорово. А об остальном, мама, тебе лучше не знать.

Меня не покидало чувство, что моя собственная мать — мой негласный конвоир. Даже когда она меня довела до школьной раздевалки и посчитала, видимо, что отсюда я не сбегу, я, переодевшись и поднявшись третий этаж, сначала заглянула в туалет, где, чувствуя себя бесконечной дурой, все-таки осмотрела одежду на наличие каких-либо подслушивающих устройств. Спасибо, мамочка, так не долго и до паранойи.

Дмитрий Николаевич уже ждал меня в кабинете. Причем, как оказалось, не один. За столом сидел несчастный Белозеров, прилюдно опозорившийся на семинаре и… Исаева. Она тоже теперь ходит на дополнительные занятия? Зачем? Постаравшись не подавать виду, что крайне удивлена, я вопросительно посмотрела на преподавателя и выразительно прокашлялась. Сидя за учительским столом, он поднял на меня взгляд, полный абсолютного безразличия и велел садиться и доставать тетрадь с ручкой.

Вскоре он присел за соседнее место рядом со мной и положил передо мной раскрытый учебник. Дмитрий Николаевич велел ознакомиться с текстом параграфа, а потом приступить к тесту на листочке, который он положил рядом. При этом он держался настолько официально, что ни одна тварюшка Господня не заподозрила бы неладное. Опять играем? Ладно… Мне иногда кажется, что я посещаю дополнительные уроки актерского мастерства.

Стараясь «включиться» в учебный процесс, я разложила перед собой учебник. «Общие данные о строении человеческого тела. Организм и его составные элементы». Хорошо…

Так, стоп.

Пробежавшись по этим двум строчкам еще раз, я поняла, что глаза мне, вроде бы не врут. А приподняв обложку учебника, я увидела название «Анатомия человека». Что вообще проходит?

Я выпрямилась и обернулась назад, смотря, как Дмитрий Николаевич спокойно объясняет Белозерову, где он допустил ошибку в задании, но затем, видимо, почувствовав то ли мой взгляд, то ли мое негодование, он тихо спросил:

— Какие-то вопросы, Дмитриева?

— Э-э-э… — многозначительно протянула я. — Мне читать тот параграф, что вы раскрыли?

— Совершенно верно, — и, получив сей лаконичный ответ, я приступила к изучению организма и его составных элементов.

Ознакомившись с параграфом, я обратилась к вопросам, которые и рядом не стояли с таким предметом, как химия. Нет, разумеется, косвенно, это все было связанно в какой-то степени, но на дополнительных изучать анатомию человека я никак не ожидала. Хотя, не скрою, меня это все-таки обрадовало.

В течение всего занятия, Дмитрий Николаевич разбирал материал то с Белозеровым, то с Анькой, которая, похоже, была с головой погружена в учебу. И иногда он подходил и ко мне, изредка предлагая решить все новое и новое задание, пока, в конце концов, я не приступила к тесту. К тому времени Исаева и Белозеров уже покинули класс, попрощавшись с Лебедевым, а я так увлеклась новой и такой неожиданной темой, что даже не сразу поняла, что с Дмитрием Николаевичем мы теперь абсолютно одни.

И, когда я победно обвела верный, на мой взгляд, вариант ответа в последнем вопросе, я подняла голову от теста и с облегчением вздохнула. Лебедев, который все это время стоял напротив меня, облокотившись о кафедру, и наблюдал за моим мыслительным процессом, криво улыбнулся и, развернув на парте листок, принялся его проверять, вооружившись красной ручкой.

— Что это? — неожиданно спросила я, глядя, как Дмитрий Николаевич внимательно изучает решенный мною тест.

— Анатомия человека, вроде ты посмотрела? — просто ответил он.

— Спасибо, «капитан-очевидность», — обиженно пробурчала я, на что Лебедев лишь снисходительно усмехнулся.

— Вот тут ошиблась, — тихо проговорил химик, и я тут же обратила внимание на зачеркнутый красной пастой ответ и на тот ответ, что он обвел. — Дмитриева, ты же понимаешь, что твои поездки на скорой закончились?

— И? — настороженно спросила я.

— И это — компенсация, — он на секунду посмотрел на меня, а потом снова принялся проверять тест. — Ну и Анна Сергеевна просила меня дать тебе что-нибудь посложнее школьной программы. А так как при таких влиятельных родителях вопрос о твоем поступлении практически решен, я позаимствовал учебник у Оксаны Юрьевны.

Когда он, проверив тест, в котором я допустила одну ошибку, посмотрел на меня, вид у меня, наверное, был ужасно глупый: я раскрыла в нерешительности рот, от удивления проглотив язык. Получается, что это — программа медицинского ВУЗа?

— Можешь не благодарить, Дмитриева, — химик выпрямился и, засунув руки в карманы, достал оттуда пачку сигарет. — Будешь себя хорошо вести, будем разбирать с тобой материал еще интереснее.

— Я… — при упоминании материала интереснее, чем школьная программа и начальный курс анатомии, мое сердце забилось быстрее, прямо как у какого-то фанатика. Знает ведь, чем меня заинтересовать! Хотя, мог бы и не стараться… — Я… — снова попыталась я ответить что-то членораздельное, как в дверь постучали, прервав мои благодарственные речи.

— Мариночка, вы закончили? — в дверях показалась мама. Мой конвоир, тут, как тут! — Добрый день, Дмитрий Николаевич.

— Добрый, Анна Сергеевна, — кивнул Лебедев, улыбнувшись маме. — Мы закончили, Марина свободна, — сказав это нарочито вежливо, он развернулся и направился в лаборантскую, а мама, позвала меня к себе.

— Все в порядке? — мама оглядела меня с головы до ног, будто бы в поиске чего-то противозаконного, что, судя по всему, должно было прилипнуть мне на лоб.

— Да, мамочка, все в порядке, — устало кивнула я.

По дороге домой я не могла не заметить то, как мама взволнованна. Удивительно, но она даже не стала расспрашивать меня о прошедшем занятии. Вернее было бы сказать, не устроила допрос. Ну, если называть вещи своими именами. О мероприятии, на которое мы должны были отправиться, мне же говорить не хотелось. И так укачивало в машине, а услышь я снова обо всей этой официалке, того, гляди, и стошнило бы.

Но когда мама доставала ключи, при этом дважды уронив их, она стала очень загадочно на меня поглядывать, открывая замок, а потом, прежде чем потянуть за ручку двери, она очень серьезно на меня посмотрела и медленно, тщательно выговаривая слова, прошептала:

— Сейчас, сразу в свою комнату иди и переоденься, я приготовила тебе, во что, — мама разнервничалась настолько, что даже на мгновение прикрыла глаза и постаралась успокоить сбившееся дыхание. — Потом я за тобой приду. У нас важный обед.

Я только растерянно кивнула, абсолютно сбитая с толку. Ну, хорошо, важный обед. Но чего нервничать-то так? Не с президентом же…

Переодевшись у себя в комнате в новое платье, которое было аккуратно разложено на моей кровати и которое выглядело, на мой взгляд, чересчур строго, я отошла в центр комнаты, чтобы оглядеть свое отражение в зеркале. На фоне серого цвета ткани красиво выделялись белые манжеты и острый белый воротничок. Волосы я убрала в высокий пучок, как любит мама. В таком виде либо в офис, либо в монастырь. Такой меня все время хотели видеть родители, по-моему, здесь нечего удивляться. Ну, а изюминкой, так сказать, во всем этом виде стали мои мохнатые красные шерстяные носки, которые я носила вместо тапочек. Мама же ничего не говорила про обувь, да?

— Мариночка, готова? — мама раскрыла дверь, улыбаясь и держа в одной руке золотую цепочку с висящим на ней кулоном, но, когда она оглядела меня с головы до ног, улыбка тут же исчезла, когда взгляд задержался на красных носках. — Убью.

— Уже снимаю, — я примирительно выставила ладони перед собой, а затем поспешно стянула с ног носки и метнулась к шкафу, чтобы достать черные балетки.

— Иди сюда, — велела мама, нервно дернув плечами. — Марина, ты меня до седины доведешь, — прошипела она и, развернув меня к себе спиной, застегнула на моей шее золотую цепочку. Я сомкнула пальцы на кулоне. Крошечная змейка причудливо свесившись, обвила цепочку. — Это от нас с папой, — быстро проговорила мама.