— С химиком? — уточнила Хвостова, а я нервно сглотнула.

— Ну да, — кивнул Паша и подозрительно на меня глянул. — Ты в курсе, что он больше никому не дает частные уроки? Говорит, времени свободного нет. Но на тебя свободное время есть!

— Ты намекаешь на что-то конкретное? — я сузила глаза, чувствуя, как внутри всколыхнулась злость.

— С чего бы? — Наумов наклонил голову, заглядывая в мое лицо, а я поджала губы.

— Конечно, у него нет свободного времени! Он же на скорой работает! Ты видео то, с «Куба», видел? — вступилась за своего любимчика Исаева.

— Видел, — буркнул Паша. — Выгораживайте вашего любимого химика сколько угодно, Исаева, а я вот считаю, что он с гнильцой! Потому что все видят в нем только гребанного супергероя! Ах, боже мой, учитель, умник, да еще и врач! А вы посмотрите, какой он офигенный! — проворковал Паша, подражая писклявым голосам девчонок. — Он — серый кардинал! А вы как мотыльки на огонь летите, дуры!

— Паш… Ты чего? — удивленно уставилась на него Аня, а от меня не укрылся торжествующий взгляд Хвостовой.

— Ничего! — Пашка, ускорив шаг, вырвался вперед, слегка задев меня плечом, а я, под оглушительные удары своего взволнованного идиотского органа, в народе именуемого сердцем, смотрела, как обиженный и заревновавший одноклассник, только что завуалированно признавшийся, что ему не нравится мой выбор, удаляется в сторону лестницы в спортзал.

— Чего это с ним?! — не унималась Аня. Похоже, ей, как истинному фанату нашего химика, было больнее всего слышать эти слова. Но она даже понятия не имеет, кому они предназначались на самом деле!

— ПМС, — коротко и на свой лад объяснила его поведение Фаня. — Пошли, поедим и в раздевалку. Физрук волейбол обещал, можно будет Степанову по тыкве мячом зарядить!

— Или Королёвой! — тут же обрадовалась Аня, переключившись на любимую тему. — Жалко, что ты освобождена, Димон!

— Ничего, переживу как-нибудь, — бросила я.

Сидя на скамейке в спортзале, во время урока физкультуры, я с безразличием смотрела, как все мои одноклассники радостно превратили волейбол в вышибалы. Степанов матерился, как сапожник, Николай Александрович орал на него, Ника возмущалась поведением окружающих, накручивая на пальчик свои белобрысые локоны, а мои дорогие подруги задорно швыряли мячик прямо ей в лицо, громко крича «бинго!», когда удавалось задеть хоть кого-нибудь. В конце концов, физрук просто удалил их с площадки, заставив наворачивать круги по залу в наказание. И каждый раз, пробегая мимо меня, они радостно вопили, что оно того стоило.

Мобильный в кармане требовательно зажужжал. Стараясь делать это как можно незаметнее, чтобы не навлечь на себя гнев и без того разозлившегося физрука, я достала телефон и с удивлением взглянула на экран.

«Сегодня поедем домой вместе, после родительского собрания».

Сообщение от мамы немного выбило меня из колеи. Родительское собрание?! Что за родительское собрание?

Быстро набрав «ОК» в ответ и отправив сообщение, я стала убирать телефон в карман штанов, но он снова зажужжал. Закатив глаза, я потянула его обратно из кармана.

«Мы по тебе очень соскучились, доченька! И у нас хорошие новости по поводу твоего поступления в институт!».

Вздохнув, я начала набирать сообщение, но на этот раз мне не повезло, потому как раз в этот момент зловещая тень физрука нависла надо мной.

— Телефон на базу! — скомандовал он. И я, повиновавшись, протянула ему свой смартфон. — Вот, как раз родители и заберут его у Лидии Владимировны! Дмитриева, совсем обнаглела!

С грустью провожаю глазами физрука, прикидывая, что маме это очень не понравится. Хотя, с другой стороны, это она и виновата. Нечего мне на уроках писать.

К концу дня настроение мое было на нуле. Признаться, мне было даже немного стыдно, что я не испытывала ни капельки радости от того, что родители вернулись. Наверное, не напиши мама, что они что-то устроили с моим поступлением туда, куда они хотят, я бы хоть немного обрадовалась. А так… Контроль, проявившийся еще до личной встречи с ними, наезд Пашки, неодобрение Фани, слова Леши, прочно застрявшие в моей голове, и Дмитрий Николаевич, которого я так старательно сегодня избегала…

Господи, как же я от всего устала!

Как же я хочу, чтобы Леша ошибался…

На сердце снова навалилась тоска. Я, лениво переставляя ноги, шагала к актовому залу, где проходило собрание и, присев прямо на пол, облокотилась о холодный бетон стены.

После уроков я так к нему и не зашла. А выйдя из его машины с утра, я вела себя довольно грубо. Не хотелось бы все так и оставлять. Он там, за стенкой. И мои родители даже не подозревают, как много химик значит для их дочери. И как далеко их дочь зашла в своих чувствах к своему учителю. Как бы я хотела сейчас просто побыть с ним вдвоем…

Когда собрание закончилось, в актовом зале поднялся характерный гул голосов. Двери распахнулись, и родители одиннадцатых классов стали лениво выходить, что-то на ходу обсуждая друг с другом.

Поднявшись на ноги, я заглянула в зал. Преподаватели все еще сидели за длинным столом и отвечали на многочисленные вопросы всем желающим. В их числе была и моя мама. Совсем не изменившаяся, как будто никуда и не уезжала, она, как всегда одетая в строгий брючный костюм, с недовольным видом разговаривала с Лидией Владимировной. И прямо на моих глазах классная передала ей в руки мой телефон. Плохо. Очень плохо. Судя по выражению маминого лица, скандала не избежать.

Чтобы немного отвлечься, я нашла глазами в толпе Дмитрия Николаевича, и мое сердце застучало чуть быстрее. Он разговаривал о чем-то с завучем, снимая свои очки и убирая их в нагрудный карман рубашки. Казалось, Лазарко о чем-то его просит, но он, нахмурив брови, упорно качает головой из стороны в сторону.

Когда зал почти опустел, учителя, вместе с оставшимися родителями, тоже потянулись к выходу. Я приветственно кивала преподавателям и некоторым из родителей, кого знала. Дмитрий Николаевич, почти не обратив на меня внимания, только скользнул по мне взглядом, а я, задержав дыхание, кивнула и ему, хоть и не получила никакого ответа. До моего слуха долетели озабоченные слова завуча: «Ну, может, удастся как-то поменяться дежурствами»? Похоже, Лебедева пытаются к чему-то припахать.

— Марина! — окликнул меня голос мамы. Я повернулась. В очень скверном расположении духа, она шагала рядом с Лидочкой. К слову, классная тоже довольной не выглядела. Мама держала в руке мой телефон с таким видом, что сейчас запульнет в меня им. Но, она, сжав зубы, подошла ко мне вплотную, и, схватив под локоть, повела в сторону выхода. — Знаешь, как мне было стыдно, когда при всех мою дочь назвали среди виноватых в школьной драке?! — прошипела мама.

Я только тяжело вздохнула, приготовившись к тому негативу, который сейчас польется из уст моей матери прямо на мою многострадальную голову!

— Хорошо еще, что краснеть за твои переписки на уроках мне пришлось только перед Лидией Владимировной! — продолжала мама. Ох, мамочка, я скучала… — Мне стыдно за тебя! — она чуть повысила голос и некоторые учителя, шедшие впереди, обернулись. Среди толпы сверкнули ледяные глаза химика. — Конечно, мне не следовало писать тебе во время урока, здесь есть и моя вина.

Я быстро глянула на маму, скрывая свое крошечное торжество от неожиданного справедливого признания мамы, но ее взгляд снова посуровел. Глядя на нее, подтянутую, с таким же пучком на голове, как и у меня, я невольно потянула руку к воротнику своей блузки и снова расстегнула три пуговицы. Господи, да я же ее копия…

— Но твой телефон просто разрывался даже на собрании! Я очень тобой недовольна, Марина! — последняя фраза так часто произносилась раньше мамой, что я поймала себя на мысли, что знаю наизусть даже интонацию. А собственное имя, в конце этой фразы, как и раньше, прозвучало словно ругательство. И все бы ничего, но она стала открывать мои сообщения. Из легких тут же словно выбило весь воздух. — Исаева, Хвостова… Ладно, они писали тебе уже после уроков. И Уткина какая-то… Кто это? У вас в классе такой нет.

— На олимпиаде по химии познакомились и подружились, — попыталась оправдаться я, стараясь не выдавать своего волнения. Если я напрямую попрошу сейчас у нее телефон, это будет выглядеть очень подозрительно. На самом деле, конечно же, ни с кем я не знакомилась на олимпиаде. Просто, чтобы снять всякие подозрения, я просто переименовала Лебедева в некую Уткину, не сумев придумать ничего оригинальнее и посчитав, что если он узнает, то, пожалуй, оценит иронию. Но, к моему ужасу, мама телефон мне не отдавала и просто раскрыла переписку, желая узнать, о чем же разговаривают девочки-олимпиадницы, со словами:

— Хорошая девочка? Вы подружились? — конечно же, она заинтересована в том, чтобы ее дочь окружали люди с исключительно зашкаливающим уровнем IQ. Думаю, что этот уровень у истинного обладателя номера не ниже маминых ожиданий… — Что…

Она резко остановилась. Мимо нас проходили родители, учителя, директор… Впереди, около кабинета завуча был слышен голос Дмитрия Николаевича… А мама просто стояла и тихо вслух читала каждое сообщение из переписки. Сердце мое колотилось с такой скоростью, что голова начала кружиться. Надо было все удалить… Какая же я ду-ра!

Это конец.

— «В твоих объятиях спалось гораздо лучше»… — мама оторвала взгляд от экрана телефона и перевела его на меня. Думаю, я стояла бледная, как никогда. — Ты меня за дуру держишь?! Уткина?! Девочка с олимпиады?! Сейчас мы позвоним этой Уткиной! Это Наумов, да?! Ты с ним ночи проводила?!

И в тот момент, когда мама нажала на вызов этого контакта, мое сердце будто остановилось. Я потянулась к маминому локтю, умоляюще сжав его в своей ладони с такой силой! Но мама только брезгливо сбросила мою руку.

Мамочка, пожалуйста, не надо…