— Лешенька, прости, я забыла предупредить… — я только сейчас вспомнила, что Лидия Владимировна должна была позвонить всем виноватым в инциденте на уроке биологии домой. Похоже, что вместо родителей ей попался брат. Вот уж повезло — так повезло! Только бы она не стала говорить об этом с родителями!

— Я тебя выгораживаю, покрываю! Машку подставляю с липовыми справками! — ярость брата, едва сдерживаемая, из тихого шипения почти переросла в достаточно угрожающий тон, но он, сделав над собой усилие, понизил голос. — Как ты будешь из этой ситуации выкручиваться — понятия не имею! Но и помочь тебе тут ничем не могу!

— В смысле? — не поняла я.

— Маман собирается звонить родителям твоей подружки, благодарить за гостеприимство… Ну ты знаешь, весь ее этот нудный официоз.

— Вот… Блин! — от беспокойства я практически потеряла дар речи. — Так, Леш, ты имя подруги называл?

— Я сказал, что ты у Фаины.

— Так. Поняла. Ладно, будем придерживаться этой версии.

— Макак, — в голос позвал он. — Ты ведь не у подруги. Где ты сейчас?

Я замолчала, закусив губу и не решаясь сказать правду. Просто страшно, что его реакция на нее будет не самой радостной. Но, с другой стороны, мы с братом очень близки, в отличие от всей моей «идеальной» семейки. А ему приходится врать из-за меня, а это уже просто подло. Хотя, когда правда касается не только тебя, то и делиться с ней надо в два раза осторожнее. Молчание затянулось, и Леша не выдерживает, решив спросить в лоб:

— Ты у Лебедева?

Я продолжаю молчать, не зная, что и ответить. Он и так обо всем догадался, и я уверена, что сейчас мое тихое «да» плеснет масла в разгорающийся огонь ненависти между моим братом и моим учителем.

— Макак, мне просто обидно, что ты мне не доверяешь, — на удивление спокойно ответил он. — Да, мне твой препод не нравится, но это твое дело. Мое дело дать ему в рожу, если он тебя обидит…

— Леша, прости, — разволновавшись, я стала кусать губы. — На самом деле все… Все очень сложно.

— Еще как сложно! Ты в курсе, сколько ему лет? — гневно воскликнул брат, но затем резко понизил голос, видимо боясь оказаться услышанным. — Поинтересуйся на досуге! А заодно потом вспомни, сколько лет тебе! И потом, сопоставив эти две цифры, просто спроси себя, зачем ты ему нужна? Что его может заинтересовать в молоденькой девочке, кроме возможности с ней перепихнуться?

Эти слова прозвучали так больно и обидно, словно пощечина. И Лешиной вины в этом нет. Просто где-то глубоко в душе я уже задавалась этим вопросом. Мало того, я и Дмитрия Николаевича об этом спрашивала. И он так и не смог объяснить мне, зачем я ему нужна. И сейчас, когда Леша озвучил все мои опасения, которые я так старательно заталкивала куда-подальше, стало нестерпимо больно. А вдруг я совершаю ужасную ошибку?!

Я даже не знала, что ответить, потому что, честно говоря, растерялась, лишившись поддержки со стороны человека, который меня защищал, сколько я себя знаю.

— Ладно, Макак, — неожиданно его тон смягчился. — Ты там давай, спать иди и постарайся, чтобы ни тебе, ни мне от предков не досталось. И чтобы у них седины не прибавилось тоже… Я сделал все, что мог.

— Спасибо, Леш, — только и могу ответить ему я, а потом, услышав на другом конце короткие гудки, ложусь на матрас и, глядя на яркий свет фонаря за окном, пытаюсь собраться с рассыпавшимися мыслями, которые бросились из моей головы в рассыпную от одной только Лешиной фразы «что его может заинтересовать в молоденькой девочке, кроме возможности с ней перепихнуться?»

Дмитрий Николаевич, судя по всему, не проснулся от этого звонка. И не мудрено: мне-то удавалось урывками поспать в течение дня, а вот он был на ногах больше суток. Меня в таком случае даже пушечный выстрел не разбудил бы.

Перебирая в голове варианты, как мне разрулить всю эту ситуацию, в глубине души очень хотелось просто взять да и отключиться, чтобы не думать о том кошмаре, что может меня ждать с утра. Хотя, если подумать, ничего же еще не случилось. Мама и папа уверены, что я у подруги. С этой стороны пока без наездов. Первоочередным является то, как мне договориться с мамой Фаины. Я же ее вообще не знаю! Да и Фаня особо о родителях не распространялась. Может, с Дмитрием Николаевичем посоветоваться?

Слова брата снова всплыли в моей голове. Надо же, я так старательно убеждала себя, что я действительно нужна ему, что сама в это безоговорочно поверила! Но что, если это неправда? Что, если он на самом деле просто хочет получить меня в свое распоряжение в постель? Зачем ему тогда со мной так возиться?

Ясное дело, зачем! Чтобы не спугнуть! Чтобы с моей стороны это было бы добровольно! Стоило ему немного проявить заботу, как я тут же растаяла и потеряла бдительность… Хотя, по сути, опять же, пока все под контролем. Пока ничего не случилось же? И Дмитрий Николаевич по какой-то неведомой мне причине уходит спать в другую комнату. Никакой катастрофы пока не случилось.

Не случилось ли?

На мгновение я представила, что резко лишусь всего, что между нами есть. И тогда внутри меня разрастется огромная, размером с целую вселенную зияющая пустота. Потому что катастрофа на самом деле случилась. В народе эта самая катастрофа называется любовью…

Крепко зажмурившись, я постаралась выгнать из головы мысли о химике и вернуться к насущной проблеме. К той проблеме, на решение которой у меня есть хоть какой-то, едва уловимый, но все-таки шанс.

Я достала из-под подушки телефон и, немного подумав, набрала сообщение Фане, уместив весь масштаб предстоящего армагеддона всего в трех буквах.

«S. O. S.»

И, крепко сжав в руке телефон, я стала ждать с замиранием сердца реакции подруги, не особо надеясь, что она последует так скоро, как мне бы хотелось. Скорее всего, Хвостова сейчас видит шикарный сон о том, как она орет на какого-нибудь десятиклассника или выбивает из меня всю долгожданную правду о моих приключениях. Но я твердо решила не разжимать руки, пока не получу хоть какой-нибудь ответ, хотя и понимала, что просто стараюсь удержаться хоть за что-нибудь, отчаянно нуждаясь в своем спасательном круге.

К моему удивлению, через несколько минут телефон требовательно зажужжал.

— Ты в своем уме? На время смотрела? — голос Фани сонный, но при этом крайне недовольный.

— Я влипла, — ответила я ей шепотом, не тратя время на извинения.

— Что случилось?!

— Предки вернулись раньше времени, и Леша сказал им, что я у тебя. И моя маман собирается с утра звонить твоим родителям, извиняться за доставленные ее несуразным ребенком неудобства…

— Так стоп. Но тебя у меня нет.

— Да, — отвечаю я, понимая, чего сейчас мне от нее ожидать.

— И дома нет, — со стороны кажется, что ее сонная голова тоже не очень хорошо соображала и для того, чтобы полностью понять всю картину, ей обязательно надо каждый факт произнести вслух.

— Нет.

— Дмитриева, и где тебя носит?!

Я замолчала на несколько секунд, понимая, что меня загнали в угол. Что мне ответить? Правду? Снова врать? Но что? Я скоро настолько погрязну в собственной лжи, что просто стану забывать, кому что наврала!

— Я у Лебедева, — выдыхаю я и закрываю глаза, словно в ожидании пощечины. Но на другом конце слышится лишь протяжное и, похоже, шокированное молчание.

— А-хри-неть, — медленно говорит подруга, спустя почти минуту. — Так ты все-таки спишь с ним?!

— Да не сплю я с ним! — прошипела я в трубку, все еще боясь, что буду услышана химиком. — Фаня, я тебе обещаю, больше никакого вранья. Я все тебе расскажу, только, пожалуйста, помоги мне! Предки меня убьют! Помнишь, ты же сама просила меня не молчать, если мне будет нужна помощь? Так вот, мне очень, очень нужна твоя помощь!

— Да, влипла ты, не то слово! С ума сойти! Он же раза в два старше тебя!

— Ты вообще меня слушаешь?! — от отчаяния захотелось заплакать. Руки стали нервно теребить край пододеяльника.

— Ладно, я договорюсь с мамой, не психуй, — успокоила меня подруга. — Только ближе к утру. Во сколько твоя звонить будет?

— Я похожа на Нострадамуса?!

— Если она позвонит и попросит тебя к телефону? Чисто так, проверить на ложь?

— Тогда мне не жить.

— Ладно, я попрошу маму не брать трубку до того, как я в школу не уйду. Диктуй мамин номер…

Продиктовав ряд цифр, я, попрощавшись с Хвостовой, положила телефон под подушку и попыталась заснуть, но это мне удалось только ближе к рассвету, поэтому, когда химик бесцеремонно раскрыл дверь в свою спальню и сообщил мне, что мы опаздываем в школу, я подскочила, как ужаленная, и начала судорожно собираться.

Второпях мы даже парой слов не успели обменяться. Дмитрий Николаевич сунул в руки мне бутерброд с сыром и вытолкал за дверь, выходя за мной следом, так же с бутербродом в зубах. Пока ехали на машине, я от страха чуть было не умерла. Лебедев явно нарушал, вышивая по утренним пробкам, чтобы успеть в лицей к первому уроку. Но, увидев мое бледное от испуга лицо, он сказал, чтобы я не беспокоилась, в случае чего, он окажет мне первую помощь. Ободряет, ничего не скажешь!

К остановке, на которой мы обычно встречаемся во избежание чужих глаз, мы подъехали ровно за пятнадцать минут до урока. Придем в школу без опозданий и по очереди. А значит, не вызовем ни у кого подозрений!

Перед тем, как выйти из машины, он поймал мою руку, которой я старалась отцепить заедающий ремень безопасности и, сжав мою ладонь в своей, тихо спросил:

— Что случилось? — встретившись с его пронзительным взглядом, я поняла, что за все утро старательно смотрела себе под ноги, избегая с ним всякого зрительного контакта. А сейчас, глядя в его голубые, холодные, но вместе с этим обеспокоенные глаза, в голове снова и снова звучали Лешины слова. И хотелось просто спросить его, зачем? Зачем, Дмитрий Николаевич?! Почему?! Черт бы побрал всю мою доверчивость! Чего вы хотите от меня?