Том упорно продолжал верить: отец не оставит нас, не даст умереть с голоду и от холода.

– Не важно, что ты думаешь, Хевенли, но он нас любит, и тебя тоже, – говорил он среди ночи.

А я, лежа на боку и положив ноги на поясницу Тому, смотрела в потолок, представляя себе небо в вышине, и молилась, чтобы отец вернулся домой, здоровый и сильный, и чтобы он нашел взаимопонимание с нами.

Наступил канун Рождества. У нас в продуктовом шкафу осталось полчашки муки, со столовую ложку сала и два сушеных яблока. Я проснулась в это утро с таким ощущением, будто рок придавил меня к земле и мне трудно двигаться. Я стояла и смотрела на остатки запасов, и слезы бежали у меня по лицу. Одна Наша Джейн сможет съесть все это, и то будет мало. За моей спиной заскрипел пол. Это Том подошел ко мне и обнял:

– Не плачь, Хевенли, пожалуйста, не надо. Не сдавайся. Как-нибудь все образуется, выживем. Может, нам удастся продать в городе дедушкины деревянные фигурки, и тогда у нас будут деньги накупить всякой еды.

– Ну, это когда кончится снег, – хриплым голосом произнесла я, мучаясь от голода.

– Посмотри-ка, – обрадованно сказал Том, обернувшись к окну и показывая мне на просвет в свинцово-сером небе, – там проясняется. Там даже солнце, по-моему. Нет, Хевенли, Бог не забыл про нас. Он направляет папу домой, я нутром чувствую. Знаешь, папа не даст нам умереть тут с голоду.

Но я уже ничего не могла знать и понимать.

Рождественский подарок

Казалось, мы с Томом быстрее прошли бы сотню миль в солнечную погоду, чем добирались в этот день накануне Рождества до коптильни. Мы шли, держась друг за друга, ветер завывал в ушах, бросая в лицо снег и слепя нас. Но зато, возвращаясь назад, несли в карманах с дюжину лучших дедушкиных резных фигурок, которых он никогда не хватится, потому что они уже давно лежали в коптильне.

С облегчением почувствовав под ногами порог дома, я в первый раз за время нашего маршрута по-настоящему открыла глаза и увидела, что все кругом белым-бело. Это был не свежий снег, а уже выпавший и поднятый в воздух ураганным ветром. Том не без труда открыл дверь, подтолкнул меня внутрь и сам залетел в дом.

Когда мы ввалились внутрь, я первое время не могла ничего разглядеть от залепившего лицо и глаза снега. Фанни с чего-то радостно визжала, да и вообще шума было предостаточно. Несколько опешив, я стала озираться кругом и, вздрогнув от неожиданности, замерла, и во мне вспыхнула искорка надежды.

Отец! Приехал домой на Рождество?.. Наконец-то наши молитвы услышаны, наконец-то!

Он стоял, освещенный светом печи, и смотрел на прижавшихся друг к другу, чтобы согреться, Кейта и Нашу Джейн. Они продолжали спать, несмотря на поднятый Фанни радостный шум. Дедушка тоже спал в своем кресле-качалке.

Отец, казалось, не видел нас с Томом, и я постаралась держаться от него подальше. Что-то в его взгляде, каким он смотрел на своих меньших, насторожило меня.

– Папа! – радостно закричал Том. – Ты вернулся!

Отец с безразличным видом повернул голову в его сторону, словно не узнал этого крупного парня с огненно-рыжими волосами.

– Я приехал с рождественским подарком, – глухо промолвил отец без тени радости в глазах.

– Пап, а где ты был? – спросил Том, в то время как я, стоя за спиной у отца, не думала здороваться с ним, как и он не собирался даже взглянуть в мою сторону.

– Тебя это не касается, где я был.

Это единственное, что он успел сказать, прежде чем свалился на пол рядом с креслом дедушки. Только тогда дедушка проснулся и слабо улыбнулся своему сыну, но через короткое мгновение оба уже храпели.

На столе лежали пакеты, сумки, мешочки и коробки с едой. Значит, опять живем, опять есть пища. Но и ложась спать, я еще не знала, что же такое привез нам отец среди этого огромного количества всякого добра. Ткани? Игрушки? Игрушки и конфеты он нам никогда не привозил, но я все надеялась.

А завтра наступало Рождество.

– Спасибо Тебе, Господи! – шептала я с благодарностью, встав на колени рядом с кроватью. – Ты прислал его в самое время, спасибо Тебе.


Рождественским утром я готовила грибы, которые Том собрал в мелкой лощине среди деревьев, когда отец встал с пола и вышел в дальний домик, потом вернулся, небритый, несвежий, и подхватил на руки Нашу Джейн и Кейта, выдернув их из теплой, уютной постели. Он без труда держал их на сильных руках, с чувством глядя на детей, а они смотрели на него широко открытыми глазами и с некоторым испугом, точно не узнавали. Теперь они были моими детьми, а не его. Он не любил их так, как я, иначе он не оставил бы их надолго без еды. Мне стоило неимоверных усилий ничего не сказать отцу и продолжать заниматься готовкой.

Я решила подать на завтрак яйца, а вот свинину мне хотелось оставить на потом, когда отец уедет, – мне не хотелось тратить на него ни кусочка свинины.

– Поспеши там с едой, – проворчал отец, – а то сейчас приедет компания.

Компания?

– А где рождественский подарок? – поинтересовался Том, войдя в дом после колки дров.

Отец легкой походкой приблизился к окну и взглянул в него, не заметив даже сияющей чистоты стекол.

– Одень их обоих, и быстро! – приказал он, не глядя в мою сторону и поставив Нашу Джейн и Кейта на пол.

Что это у него так странно горят глаза? И что за компания? Сара? Неужели Сара? Это и есть подарок нам? Просто удивительно!

Наша Джейн и Кейт подлетели ко мне, словно я была их матерью, защитой и надеждой. Я быстренько умыла их, а потом одела в лучшие одежды, которые на самом-то деле выглядели убогими.

Теперь жизнь немножко наладится, подумалось мне. Я по-прежнему была полна детского оптимизма, который крепнет при свете дня, полна надежд, несмотря на странное выражение глаз отца, неуловимую напряженность, витавшую в доме, и какие-то предчувствия – смутные и недобрые. Он бросил холодный, твердый взгляд в мою сторону, потом оглядел Тома, Фанни и, в конце, Кейта и Нашу Джейн.

Из всех своих детей он отдавал предпочтение Тому, за ним – Фанни.

– Ну как, дорогая? – обратился он к Фанни с ласковой улыбкой. – Ну-ка, обними своего папу.

Фанни засмеялась. Она всегда была готова улыбнуться и обнять того, кто обратит на нее внимание.

– Пап, я молилась днем и ночью, чтобы ты вернулся. Я так по тебе скучала. – Потом она выпятила нижнюю губу и спросила, где он был.

За окном послышался звук автомобиля, остановившегося возле дома. Я подалась к окну и увидела в машине дородного мужчину с женой. Они сидели и, как мне показалось, ждали сигнала от отца. Взглянув на отца, я заметила по его лицу, что он принимает в данный момент какое-то важное решение. Он посадил Фанни на колени и погладил по голове.

– Сейчас, дети, вам придется столкнуться с неприятными фактами, – отрывисто заговорил отец вдруг охрипшим голосом, и в его глазах я увидела боль. – Ваша мама никогда не вернется домой. У них все в роду такие. Если им что втемяшилось в голову, то они будут гнуть до конца, их только смерть остановит. Да и не только это. Я больше не хочу ее видеть. Если она сунется сюда – возьму ружье и пристрелю.

Отец не улыбался. Видно было, что он не шутит. Мы все молчали.

– И вот я нашел хороших богатых людей, которые не могут иметь детей, но так хотят, что готовы заплатить большие деньги. Им нужны маленькие дети. То есть это может быть или Кейт, или Наша Джейн. Только не возражайте и не говорите нет, потому что так оно и будет. Если вы хотите, чтобы они выросли крепкими и здоровыми и имели красивые вещи, которые я не могу им дать, держите язык за зубами, и пусть эта пара выберет, кого им надо.

У меня внутри все похолодело. Все мои надежды разом развеялись, как только я услышала о намерениях отца. Папочка есть папочка, и его никогда, никогда не переделаешь. Развращенный, грязный, пропившийся Кастил. Человек без души и сердца, даже в отношении родных ему людей.

– Я по-своему решил сделать Кейту и Нашей Джейн рождественский подарок – и чтобы без криков и слез, смотрите не испортите дело! Вы думаете, что я никого вас не люблю. Нет, люблю. Вы думаете, меня не волнует, что происходит в этой хибаре. Волнует, и еще как. Я и сам болел, и душа у меня болела о вашей судьбе. И вот однажды темной ночью, когда я был такой больной, что последний бродячий пес не позавидовал бы, мне это пришло в голову.

Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой Фанни, потом Тому, Кейту и Нашей Джейн, а на меня даже не взглянул.

– Я уже говорил с вашим дедушкой, и он сказал, что это хорошее дело.

Фанни медленно соскользнула с отцовских коленей и пересела к нам. Я держала на руках Нашу Джейн, а Том обнимал Кейта за узкие, хрупкие плечи.

– Папа, – первой подала голос Фанни, которая сразу побледнела и приобрела озабоченный вид, – что ты собираешься делать?

И снова отец отпустил в ее адрес очаровательную улыбку.

– Я все думал, как же богатые рвутся заплатить за то, что они хотят иметь. У меня столько детей, что я не могу их содержать, а другие хотят иметь детей и не могут. Так много богатых, которые хотят иметь, чего у меня с избытком. Вот я и продаю.

– Пап, – заговорил Том с дрожью в голосе, – ты ведь шутишь, правда?

– Помолчи, парень! – угрожающе предупредил его отец. – Ничего я не шучу. Я до жути серьезно говорю. Я подумал и решил, что так будет лучше. Это единственный выход. По крайней мере один из вас будет спасен от голодной смерти.

Так это и был рождественский подарок нам? Выставка по продаже Кейта и Нашей Джейн?

Меня стало мутить. Мои руки сами прижали Нашу Джейн, и я зарылась лицом в ее вьющиеся волосы.

Отец подошел к двери, чтобы пригласить пару из черного автомобиля.

Вошла полная леди в туфлях на высоких каблуках, а за ней – еще более полный мужчина. Оба были в пальто с меховыми воротниками, в перчатках. Их счастливые улыбки быстро померкли, когда они увидели враждебность на наших лицах. Потом они обвели вокруг глазами, и их охватил ужас от открывшейся взору нищеты.