Сова парила над ней в небе, но девушка о том не ведала. Ее поверхностное дыхание участилось. Она увидела нечто особенное. Странный проблеск, предвестник движения, малозаметный, однако совершенно определенный. Сродни ветру, пробежавшему по пшеничному полю, или отражению, промелькнувшему в стекле открытой створки окна — случайному лучу света, пробежавшему по комнате.

Джудит прошла по дорожке, капюшон соскользнул с ее головы на спину. Она остановилась перед их бывшим флигелем; перешла к крыльцу большого дома, где жили ее бабушка и дедушка. Сам воздух вдруг стал каким-то вязким и заряженным, будто перед грозой. Девушка закрыла глаза. Она почувствовала его присутствие. Несомненное присутствие. Ее вдруг словно придавило к земле, ей ужасно хотелось протянуть руку и коснуться его, но она не посмела. Она прислушивалась к гулким ударам собственного сердца и прерывистому взволнованному дыханию, осознавая, что помимо этого до нее доносится и чье-то другое дыхание. Она слышала его. Точно слышала.

Ее начала бить дрожь, голова склонилась, глаза зажмурились. Она мысленно обратилась к нему: «Я скучаю по тебе, очень скучаю! Я готова отдать все, чтобы вернуть тебя, все, что угодно».

Но внезапно связь прервалась, момент близости закончился. Давящая тяжесть упала, как занавес. Открыв глаза, она оперлась рукой о стену дома, чтобы не упасть. Он ушел, снова ушел.

* * *

Рано утром Мэри, открыв дверь, чтобы выпустить собак на улицу, обнаружила, что на крыльце дома кто-то сидит, сгорбившись и уронив голову на колени. Сначала она подумала, что ночью там свалился какой-то пьяница. Но в следующее мгновение узнала туфли и подол платья своей внучки, Джудит.

Всполошившись, она засуетилась вокруг нее, увела замерзшего ребенка в дом, по пути раздавая указания слугам:

— Скорее, бога ради, тащите одеяла и горячий бульон.

* * *

Агнес работала в саду, склонившись над своими грядками, когда прибежавшая служанка сообщила, что к ней пришла ее мачеха, Джоан.

Выдался бурный грозовой день; невзирая на высокие стены, ветер бушевал в саду, раскачивая ветви деревьев и кустов и расшвыривая горсти дождя и града с такой яростью, словно его чем-то разозлили их земные заботы. Агнес трудилась с самого рассвета, привязывая ломкие ветви к колам, чтобы уберечь их от разыгравшейся бурной стихии.

Не выпуская из рук нож и бечевку, она взглянула на девушку.

— Что ей понадобилось?

— Миссис Джоан, — заголосила девушка, страдальчески сморщившись и придерживая рукой чепец, который ветер явно вознамерился сорвать с ее головы, — ждет вас в гостиной.

Пригнув голову и борясь с порывами ветра, к ним бежала по дорожке Сюзанна. Она что-то кричала матери, но ее слова уносились ветром к небесам. Отчаянно жестикулируя, она размахивала руками, показывая в сторону дома.

Вздохнув, Агнес немного подумала и неохотно убрала нож в карман фартука. Наверное, пришла жаловаться на Бартоломью или одного из детей, на какие-то сложности на ферме в связи с перестройкой дома; Джоан будет упрашивать ее вмешаться, значит, ей надо набраться твердости. Она не любила вмешиваться в дела «Хьюлэндса». Разве у нее не хватало забот с собственной семьей и домашним хозяйством?

Едва она вошла в дом, Сюзанна принялась суетиться, снимая с Агнес чепец и фартук и пытаясь пригладить ей волосы. Агнес только отмахнулась от ее стараний. Сюзанна, следуя за ней по коридору и холлу, увещевала мать, говоря, что нельзя принимать гостей в таком виде, что ей необходимо сначала привести себя в порядок, обещая со своей стороны пока занять Джоан разговором.

Агнес не обратила на ее увещевания ни малейшего внимания. Решительно и быстро пройдя по холлу, она распахнула дверь гостиной.

В глаза ей сразу бросилась фигура мачехи, она, чопорно выпрямив спину, восседала в кресле, где обычно сидел муж Агнес. Напротив нее на полу расположилась Джудит. У нее на коленях устроились две кошки, и еще три — крутились рядом, ластясь к девушке. С нехарактерной для нее беглостью речи девушка рассказывала Джоан о своих кошках, объясняя, почему каждая из них получила свою кличку, сообщая, что они любят есть и где предпочитают спать.

Агнес случайно знала, что Джоан имела повод испытывать к кошкам особую неприязнь — «Они крадут мой воздух, — обычно жаловалась она, — от них у меня начинается чесотка, и я задыхаюсь», — поэтому, войдя в гостиную, она подавила улыбку.

— …и самое удивительное, — продолжала щебетать Джудит, — что вот этот кот приходится братом той кошечке, о чем ни за что нельзя догадаться, если вы смотрите на них издали, но вблизи можно сразу заметить, что у них совершенно одинаковые глазки. Одинакового цвета. Видите?

Зажимая рот рукой, Джоан промычала что-то неопределенное и встала навстречу Агнес.

Женщины встретились посередине комнаты. Джоан сразу обхватила падчерицу за плечи. Прикрыв глаза, она чмокнула ее в щеку; Агнес поборола желание вырваться из цепких рук мачехи. Они обменялись вежливыми вопросами и ответами о здоровье и благополучии родственников.

— Боюсь, — сказала Джоан, вновь усаживаясь в кресло, — я оторвала тебя от… каких-то важных домашних дел? — Она выразительно взглянула на ее грязный фартук и испачканный землей подол юбки.

— Вовсе нет, — ответила Агнес и, проходя к стулу, легко похлопала Джудит по плечу, — я работала в саду, пыталась спасти кое-какие кусты. Что же привело вас в город в такую жуткую грозу?

Ее вопрос, казалось, застал Джоан врасплох, словно она не ожидала такого интереса. Пригладив складки платья, она печально поджала губы.

— Да уж… пришлось навестить одну… одну подругу. Приболела, значит, подруга-то.

— Вот как. Сочувствую. Что же с ней случилось?

— Да так, пустяки… — отмахнулась она, — покашливает, грудь застудила. Ничего, стало быть…

— Я буду рада помочь вашей подруге, могу выдать для нее настойку из сосновых почек и цветов бузины. У меня есть свеженькая, недавно настоянная. Очень полезна для легких, особенно в зимние холода да в сырость…

— Ой нет, не нужно, — поспешно вставила Джоан, — спасибо, конечно, да пока без надобности.

Прочистив горло, она обвела взглядом гостиную. Агнес видела, как ее взгляд скользнул по потолку, спустился к камину, задержался на кочерге, каминных щипцах и совке и перешел на живописные стенные драпировки, где зеленели густые лиственные леса, а между древесных ветвей виднелись очертания бегущего рыжеватого оленя: подарок мужа, заказавшего их в Лондоне. Джоан не давало покоя нежданно-негаданно свалившееся на Агнес богатство. Ей было невыносимо видеть, что ее падчерица теперь живет в таком роскошном доме.

— Как муженек поживает? — словно следуя за ее мыслями, спросила Джоан.

— Да, полагаю, хорошо, — пристально глянув на мачеху, ответила Агнес.

— Все театрами занимается там, в Лондоне?

Агнес положила руки на колени и, сплетя пальцы, улыбнулась и кивнула Джоан.

— Пишет-то хоть, наверное, часто?

Испытывая легкое затруднение, Агнес подавила мимолетное ощущение тревоги, словно успокоила беспокойно заворочавшегося в груди зверька.

— Естественно, — небрежно произнесла она.

Джудит и Сюзанна, однако, выдали ее. Они тут же повернулись и быстро, слишком быстро, взглянули на нее, слишком быстро, точно собаки, ожидающие команды от хозяина.

Джоан, разумеется, не оставила без внимания их реакцию. Агнес видела, как ее мачеха с удовольствием облизнула губы, словно слизывая с них какую-то приятную сладость. Ей вновь вспомнилось то, что она сама говорила несколько лет назад Бартоломью на рыночной площади: что Джоан ищет компанию своему постоянному недовольству жизнью. Чем же, интересно, сейчас она собирается испортить ей настроение? Какими новостями, подобно мечу, она вооружилась, чтобы разрушить мир этого дома, этой гостиной, тот мир, где она и дочери стараются жить как можно лучше во время столь долгих и сомнительных отлучек мужа. Что же Джоан узнала?

По правде говоря, муж Агнес не писал им уже несколько месяцев, не считая короткого письма, где он уверял их, что у него все хорошо, да еще одной деловой записки, адресованной Сюзанне, с просьбой устроить покупку очередного участка земли. Агнес пыталась убеждать себя и девочек, что в этом нет ничего плохого, что он просто очень занят, что письма порой теряются по дороге, что он очень много работает и что может неожиданно приехать домой в любой момент, однако тоскливые сомнения все-таки терзали ее душу. Где же он, что делает и почему так давно не пишет?

Спрятав руку в складках фартука, Агнес скрестила пальцы.

— Около недели назад мы получили от него весточку. Он писал, что очень занят пока, они репетируют новую комедию и…

— Но его новая пьеса, безусловно, не комедия, — оборвала ее Джоан, — хотя, наверное, вы знаете об этом.

Агнес промолчала. Зверек внутри ее встревоженно заворочался и начал царапать ее своими острыми коготками.

— Да, он поставил трагедию, — продолжила Джоан, обнажив зубы в хищной улыбочке. — Не сомневаюсь, что он написал вам, как она называется. В своем письме. Ведь он никогда не назвал бы ее так, не посоветовавшись с вами, просто не посмел бы без вашего согласия. И, наверное, вы уже видели новую театральную афишу. Вероятно, он послал ее вам. Весь город судачит о новом представлении. Мой кузен как раз вчера вернулся из Лондона и привез ее. Уверена, что у вас тоже есть такая афиша, но я все-таки на случай захватила ее с собой, чтобы показать вам.

Джоан вскочила и пронеслась по комнате, точно шхуна на всех парусах. И по пути бросила на колени Агнес свернутый в рулон лист бумаги.

Взглянув на него, Агнес взяла край листа двумя пальцами и развернула его на забрызганном грязью фартуке. Бумагу заполняли печатные буквы. Множество букв, множество слов, объединенных в множество строк. Сверху стояло имя ее мужа и слово «трагедия». А прямо посередине листа огромными буквами отпечаталось имя ее сына, ее мальчика, то самое имя, что огласили в церкви при крещении, то самое имя, что выгравировали на его могильной плите, именно этим именем она сама назвала его вскоре после рождения двойняшек, еще до того, как вернувшийся муж увидел новорожденных малышей и радовался им, укачивая на своих коленях.