— Если кому-нибудь известны причины или просто препятствия, почему эти люди не могут сочетаться законным браком, то пусть заявит об этом. Я спрашиваю об этом первый раз.

Его веки поднялись, и он медленно обвел пристальным взглядом всех присутствующих. Томас кольнул шею Джеймса листом падуба; Бартоломью быстро отвесил ему внушительный подзатыльник. Ричард нервно приплясывал, переминаясь с ноги на ногу, весьма вероятно, ему нужно было облегчиться. Кэтрин и Маргарет незаметно разглядывали братьев жениха, оценивая их достоинства. Джон ухмыльнулся, засунув большие пальцы под натянутые завязки своего дублета. Мэри уткнулась взглядом в землю, на лице ее застыло какое-то болезненное выражение.

Вновь глубоко вздохнув, священник задал свой вопрос второй раз. Агнес вдохнула морозный воздух разок-другой, и малыш в ней повернулся, словно услышав какой-то шум, возглас, словно услышал свое впервые произнесенное имя.

«Яви мне знак сейчас», — вновь подумала Агнес, с обдуманной и чуткой осторожностью мысленно произнося эти слова.

Джоан, нагнувшись к расшалившемуся малышу, шикнула на него, приложив палец к его губам. Джон переступил с ноги на ногу, случайно толкнув свою жену. Мэри уронила перчатки, и ей пришлось наклониться, чтобы поднять их, однако прежде она сердито зыркнула на мужа.

Произнеся оглашение в третий раз, священник поднял голову и, увидев, что все взгляды устремлены на него, раскинул руки, словно призывая в свои объятия всех собравшихся. Не дождавшись, пока заключительные слова слетят с уст священника, жених выступил вперед и остановился на церковном крыльце перед ним, словно хотел сказать: «Давайте уже приступим к делу». Над группой мужчин прокатилась волна тихого смеха, снимая накопившееся напряжение, и тогда Агнес уголком глаза увидела справа какую-то вспышку, странный яркий цветной всплеск, словно что-то светлое промелькнуло перед глазами, подобно взмаху крыльев пролетевшей птицы. Что-то упало с дерева над ними. И опустилось на плечо Агнес, на желтую ткань ее платья, соскользнуло на грудь и на легкую округлость ее живота. Она ловко подхватила слетевший подарок и прижала к себе. К ней в руки слетела веточка рябины с огненно-красными ягодами и несколькими узкими, посеребренными снизу листочками.

Она нежно сжала веточку в пальцах. И тут же к ней подошел ее брат. Он коснулся ягод, лежавших на ладони Агнес, и взглянул на раскинувшуюся над ними крону дерева. Брат и сестра понимающе переглянулись. Агнес протянула Бартоломью руку. Он крепко сжал ее, возможно, излишне крепко; он никогда не понимал или не осознавал полностью собственную недюжинную силу. Его холодные и огрубевшие мозолистые пальцы слегка царапали ее кожу. Он повел сестру к церковным дверям. Жених уже пылко протягивал к ней руки. Остановившись, Бартоломью вынудил помедлить и сестру. Жених ждал, улыбаясь, с протянутой рукой. Бартоломью подался вперед, продолжая удерживать Агнес у себя за спиной. Другой рукой он сжал плечо будущего мужа. Агнес поняла, что брат не хотел, чтобы она его слышала, однако не могла закрыть уши: ее слух отличался ястребиной остротой. Склонив голову, Бартоломью прошептал на ухо ее будущему мужу:

— Береги ее, латинский умник, хорошенько береги, и тогда ничего плохого с тобой не случится.

Выпрямившись, Бартоломью взглянул на сестру и с широкой улыбкой обернулся к родственникам и гостям; он отпустил руку Агнес, и она шагнула навстречу своему жениху, заметив, что он слегка побледнел.

Опустив кольцо в святую воду, священник благословил его и передал жениху.

— In nomine Patris, — произнес он ясным, слышным даже в задних рядах процессии голосом, и кольцо скользнуло сначала на ее большой палец, — in nomine Filii — кольцо коснулось ее указательного пальца — in nomine Spiritus Sancti[5] — и перешло на средний палец. Наконец прозвучало завершающее слово: Аминь — и кольцо опустилось на ее безымянный палец, где, как рассказывал ей жених, когда они прятались в яблочном амбаре, скрывалась вена любви, соединенная с ее сердцем. Агнес почувствовала в первый момент холод металла и влаги святой воды, однако кровь, бегущая прямо от ее сердца, сразу согрела кольцо до приятного телу тепла.

Она вступила под церковные своды, ощущая тройственное единство ее приобщения к новой жизни. Кольцо на пальце, веточку с ягодами рябины в ладони и руку своего мужа. Они вместе прошли по нефу, за ними хлынул людской поток, послышался звук шагов по плитам пола и шуршание одежды людей, занимавших свои места на скамьях. Агнес преклонила колени около алтаря, слева от своего супруга, чтобы прослушать мессу. Они одновременно склонили головы, и священник накрыл их льняными покрывалами, чтобы защитить от демонов, от дьявола, от всего дурного и порочного в земном мире.

* * *

Агнес прошла по комнате верхнего этажа, где в сходящихся лучах света кружились и опадали пылинки. Ее дочь лежала на соломенном тюфяке, не сняв платья, но сбросив туфли.

«Девочка дышит, будем считать, что это уже хорошо, — подходя ближе, сказала себе Агнес, пытаясь унять биение трепещущего, готового выскочить из груди сердца. — Вот ведь ее грудь вздымается и опадает, щеки пылают, руки вытянуты по бокам, пальчики согнуты. Все не так уж плохо. Наверняка. Ведь я уже рядом, и Хамнет здесь со мной».

Подойдя к постели, Агнес присела рядом, ее юбки широким кругом опустились вместе с ней.

— Джудит? — позвала она, приложив ладонь ко лбу девочки, пощупала пульс на запястье, погладила по щеке.

Осознавая, что Хамнет маячит прямо за ее спиной, Агнес задумалась, низко опустив голову. «Жар, — мысленно констатировала она совершенно спокойно и невозмутимо, — сильный жар, тело влажное и горячее. Дыхание учащенное и поверхностное. Пульс слабый, неустойчивый, частый».

— Долго она в таком состоянии? — спросила она вслух, не поворачиваясь.

— С того времени, когда я вернулся из школы, — ответил Хамнет, странно визгливым голосом, — мы играли с котятами, и Джуди сказала… что бабушка просила нас наколоть растопку, и мы уже собирались пойти к дровяному навесу, но котята так забавно крутились и прыгали… Дрова же от нас никуда не убегут, и я…

— Забудь ты о дровах, — сдержанно перебила она, — это пустяки. Расскажи мне о Джудит.

— Сначала она сказала, что у нее болит горло, но мы поиграли еще немного, потом я сказал, что пойду наколю дрова, а она сказала, что очень устала и пойдет сюда наверх немного полежать. В общем, я наколол немного растопки… совсем немного… и, поднявшись сюда, увидел, что ей стало совсем плохо. Тогда я побежал искать вас и бабушку, искал хоть кого-то из взрослых, — в его голосе проявились обида и возмущение, — но никого не нашел. Обошел весь дом, пытаясь найти и призывая всех вас. А потом побежал за врачом, но его тоже не оказалось дома, и я уже не знал, что делать, не знал, как… ничего не знал…

Агнес выпрямилась и шагнула к сыну.

— Успокойся, — сказала она, притянув мальчика к себе.

Прижав к плечу его светловолосую голову, она почувствовала, как он прерывисто дышит, дрожа всем телом.

— Ты поступил правильно. Молодец. И ты совсем не…

Он вырвался и потрясенно взглянул на нее влажными от слез глазами.

— Где вы были? — закричал он, его страх превратился в гнев, голос все больше звенел от возмущения. — Я искал вас повсюду!

Стараясь успокоить его взглядом, она мельком посмотрела на Джудит.

— Я ходила в «Хьюлэндс». Бартоломью послал за мной, там наши пчелы разлетелись. Прости, сынок, мне пришлось пробыть там дольше, чем я собиралась, — мне очень жаль, что меня не было дома.

Она вновь потянулась к нему, но он увернулся от ее руки и подошел к постели.

Они вдвоем стояли на коленях возле девочки. Агнес взяла ее руку.

— У нее… это, — хриплым шепотом спросил Хамнет, — верно?

Агнес избегала его взгляда. Он слишком быстро соображает, и его ум так восприимчив, что он способен читать ее мысли, словно открытую книгу. Поэтому она держала свои выводы при себе, не поднимая головы. Она тщательно проверила, не изменился ли цвет кончиков пальцев, не появились под ногтями серые или землистые оттенки. Ничего. Все ногти розовые со светлыми полумесяцами у основания. Затем Агнес внимательно осмотрела ноги, каждый палец, прощупала уязвимые суставы лодыжек.

— У нее… чума, — опять прошептал Хамнет, — верно? Мама? Верно? Так ведь вы думаете?

Она обхватила запястье Джудит; пульс неустойчивый, неровный, то учащался, то почти пропадал, то выравнивался. Взгляд Агнес замер на шее Джудит, где появилась опухоль. Размером с куриное яйцо, едва отложенное. Она осторожно прикоснулась к ней кончиком пальца. Влажное и водянистое новообразование по ощущению напоминало болотную кочку. Развязав завязки на рубашке Джудит, она раздела дочь. Обнаружились и другие припухлости — в подмышках, страшные нарывы натянули кожу.

Ей приходилось видеть их прежде; мало кто в городе, или даже в графстве, не сталкивался с ними в жизни в то или иное время. Их люди боялись больше всего и надеялись, что эта болезнь обойдет их дома стороной. Она занимала обширное место в страхах каждого человека, и Агнес поначалу даже не верилось, что она реально видела их, что они не вымысел и не фантом, порожденный ее воображением.

Но, однако, такова реальность. Округлые нарывы набухли под гладкой кожей ее дочери.

Агнес показалось, что ее личность раскололась надвое. Ее потрясенная и испуганная половина с трудом дышала, видя эти бубоны. Другая же ее половина прислушивалась к собственным вздохам, оценивала и сдерживала их: «ты способна дышать, отлично». Слезы скопились в глазах первой Агнес, сердце тяжко забилось, словно зверек, мечущийся в костяном капкане грудной клетки. Другая Агнес четко подмечала симптомы: бубоны, жар, глубокий сон. Первая Агнес покрывала сонное лицо дочери поцелуями; другая — быстро вспоминала рецепт припарок из хлебных крошек с жареным луком и заваренным на молоке бараньим жиром и состав стимулирующего сердце сбора из плодов шиповника, молотой руты, лекарственного бурачника и жимолости.