Абзалова Виктория Николаевна

Хамелеон

… I'm still here, all that's left of yesterday…

Evanescence.

* * *

После делового Лондона и чопорного Стокгольма, в которых прошли мои последние восемь лет, поскольку дражайший супруг имел честь подвизаться на ниве дипломатии, Ницца производила впечатление богемной красавицы. Город изысканной роскоши и неги. Город в котором можно позволить себе все и даже чуть больше.

Самое удачное место, что бы отдохнуть от своих обязанностей супруги Мориса Рошара, мнение которого полностью совпало со мнением докторов, что отдых на взморье прекрасно излечит больные нервы и мигрени его очаровательной жены.

То есть меня.

К сожалению, светская жизнь в лице Каролин Лансени настигла меня в первые же сладкие минуты долгожданной свободы. Поскольку ее муж и Морис приходились друг другу кузенами, было совершенно невозможно отклонить ее приглашение. Не менее невозможно, чем отклонить приглашение на вечер графа Сант-Анна.

— Каро, мы не знакомы с графом.

— Дорогая, Джулио Сант-Анна восемьдесят семь лет. Это приглашение от Белль. Она обидится, если мы не придем!

— Ты можешь идти, но мне хотелось бы отдохнуть.

— Вот и отдохнешь. Приятное общество, музыка, шампанское — что может быть лучше для отдыха.

Я прекрасно знала, что не смогу не пойти, положение обязывает, и сопротивлялась только для вида. По пути мы заехали за еще одной подругой Каро, Антуанетт Годар, чей супруг в это время находился посланником в Брюсселе.

— Ах, дорогая, — наставляла ее Каро, — нет ничего восхитительнее таких вечеров. Мы свободны как ветер! Давайте же насладимся этим!

Пожалуй, я уже была склонна согласиться с Каро. На фоне бархатной синевы ночи, дом прошлого века, искусно оформленный иллюминацией, казался сказочным замком. Я подумала, что смогу это выдержать.

— Каро, — навстречу выпорхнула хозяйка.

Белль, Изабелль де Санта-Анна, оказалась блондинкой с пышными формами, едва прикрытыми вишневым атласом. Они аккуратно чмокнули воздух около серег друг друга. Далее последовало представление хозяйке Антуанетт, меня. Такие же точечные поцелучики. Представление хозяину — лысому сморщенному благодушному старичку, который был счастлив, что к нему приехало столько гостей. И я была, наконец, предоставлена себе. Я бродила по залу, останавливаясь на несколько слов вежливости у старых знакомых лиц, автоматически запоминая новых: последний отпрыск местной высокой аристократии, супруга романского посла, владелец сети игорных клубов, ювелирный дом…

Соскучившись к середине вечера хотя бы по одному лицу, которому не надо улыбаться, я отыскала Антуанетт, как раз что бы услышать ее удивленное:

— Боже, она ведь в два раза старше его!

— Бедняжка Туанетт, ты слишком долго прозябала со своим послом у этих грубых овцеводов! Благотворительные вечера и церковные сборища — фи! Это же Жермен! — Каро закатила глаза.

Я проследила взглядом и без труда поняла, о ком они говорят: полноватая дама, чью дряблую шею не могли скрыть даже многоярусные жемчуга, почти мертвой хваткой вцепилась в руку своего спутника.

— Кто он?

— Он? Он — Король сердец!

— Жиголо, дорогая Туанетт, — я не удержалась, что бы не передразнить манеру речи Каро.

— Как прозаично, Делиз, — фыркнула Каро.

Меня передернуло.

Надо отдать должное, он действительно производил впечатление. Высокий, с великолепной фигурой, без перекаченных бычих мускулов, золотисто-смуглая гладкая кожа, густая шапка иссиня-черных волос, тонкие, если не сказать изящные, соразмерные черты, выдающиеся угловатые скулы, высокий лоб, надменный излом бровей, прихотливый изгиб улыбчивых губ, огромные карие глаза, и — то едва уловимое движение, обозначившее легкий наклон гордо посаженной головы, грациозная пластика движений и ошеломляющее обаяние улыбки, которые делают образ завершенным! Каждый жест, движение черноволосой головы, взмах ресниц говорили о совершенстве. Они смотрелись рядом как принц и дешевая проститутка!

Они приближались.

— Клодетт. Жермен.

Он с нежностью сжал протянутые Каро руки. Не менее ласково, но более сдержанно поприветствовал меня и Антуанетт, которая смотрела на него с откровенным восхищением. Жермен не мог этого не заметить. Он послал ей бархатный взгляд из-под длинных пушистых ресниц.

— Жермен, — Клодетт требовательно сжала его локоть, — мне жарко.

— Принести тебе что-нибудь или прогуляемся на террасу?

Он тут же обратил свое внимание на нее. Это могло бы выглядеть трогательно, если бы не было так смешно по виду и отвратительно по сути.

— Боже, это самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела! — Антуанетт была близка к обмороку.

— Ты не видела еще самого интересного! — хихикнула Каро.

— Каро, только не говори что…

— Я же тоже человек.

— Интересно, что на это сказал Анн-Пьер? — положительно, у меня сдавали нервы.

— Дорогая, — Каро поглядела на меня свысока, — Анн-Пьер оплатил наш романтический круиз, лишь бы только я не лезла к нему, когда он так занят своим обожаемым полком.


Мы продолжали таскаться с Каро на все светские рауты. Второй раз я увидела Жермена перед прогулкой на яхте у Грегуара де Мартереля. Лакей не хотел пропускать рыжеволосого юношу, но возникший из блестящей толпы Жермен остановил его небрежным движением плеча:

— Это со мной! Тома, — он кивнул парнишке.

— Белль, рекомендую, Тома, — услышала я немного спустя его глубокий волнующий голос.

— Он так молод…

— Но подает большие надежды, — он приобнял Белль под локоток, — Я надеюсь, ты присмотришь за ним… некоторое время.

Парнишка, явно в отличие от своего старшего товарища и покровителя, чувствовавший себя не в своей тарелке, пожирал его влюбленными глазами.

— Конечно, дорогой. Ты не поехал с Клодетт?

— О, нет! Она прекрасная женщина, но немного утомляет своей ревностью.

Голоса и смех Белль затихли. Я вдыхала морской воздух и пыталась, хоть немного расслабиться. Получалось плохо. Неужели и меня впечатлили заезженные приемы опытного казановы? Я полагала себя человеком другого склада, другой закалки, если угодно.

К концу вечера, пытаясь найти Антуанетт, я совершенно неожиданно увидела, как Жермен помогает ей сесть в карету. Почему-то это окончательно испортило мне настроение.


Время шло. Антуанетт безумствовала. После прогулки на яхте они исчезли почти на месяц.

— Мы ездили в Испанию на корриду, — захлебывалась впечатлениями Антуанетт, — он говорит, что я сама страсть! Боже, как он танцует!.. Никто не может любить так, как он!..

Любовь, купленная за твои деньги недорого стоит, хотелось сказать мне, как бы ханжески это не звучало.

— Не понимаю, как можно настолько поддаваться самообману, — сказала я, разглядывая поверх кружевного веера, расположившегося за столиком кафе Жермена.

То что было на нем надето, с трудом можно было определить как одежду: от зрелища этих великолепных небрежно вытянутых ног даже у меня внизу сворачивался тяжелый жаркий клубок.

Каро улыбнулась:

— Делиз, поверь мне, он может заставить забыть обо всем!

Жермен ленивым жестом коснулся губами протянутой руки подошедшей к нему Антуанетт. Она зарделась, как школьница, — это было более интимно, чем самая откровенная ласка.

— Все равно не понимаю, — заметила я, ловя блики от тяжелого золотого браслета на смуглом запястье, подарка предыдущей любовницы.

Каро отозвалась уже суше, и я вспомнила, что ей тоже далеко за… тридцать.

— Возможно, когда тебе будет 41, у тебя будет толстый лысый вечно занятой муж-вояка и две его постоянные любовницы, сын-кадет, дочь в колледже, целлюлит, морщины, которые скоро не скроет никакая косметика, и целое море свободного времени, которое ничем не заполнить, — ты поймешь!

Я невольно привстала и обернулась к Каро, но у нее даже не изменилось выражение лица. Мне нечего было ответить. Антуанетт действительно как будто расцвела и помолодела.

— Дорогая, — обратилась к ней тем же тоном Каро, — морской воздух тебе на пользу, у тебя чудесный цвет лица.

Антуанетт ответила улыбкой, какой я еще никогда у нее не видела.

Возможно, во мне говорила зависть. Не смотря на свой реальный возраст, а я была самой младшей в этой блестящей компании, благодаря Морису я чувствовала себя старухой. Бог не обидел меня ни фигурой, ни внешностью, но ни один из тех мужчин, кто бывали у нас, не привлекал меня. Глупо тратить время на еще одну копию своего мужа. Друзей юности я всех растеряла. Спать же со своим телохранителем или конюхом, было ниже всякого достоинства. Мысль купить себе любовника — оскорбляла.

Кроме того, по иронии судьбы, супружеская верность было единственным, что позволяло мне чувствовать себя выше Мориса.

Антуанетт отбывала в Париж, отдохнувшая и посвежевшая. Они трогательно попрощались с Жерменом, буквально засыпавшим ее розами. Он до последнего мгновения не выпускал ее из объятий и продолжал что-то нашептывать на ухо. А на следующий день появился под руку с какой-то брюнеткой из вновь прибывших.

— Шустер, — констатировала я Каро.

Почему-то очень хотелось плюнуть ему вслед.

* * *

Париж… о, Париж…

Париж, о котором я когда-то подростком мечтала, о его балах, о его столичном великолепии, — остался ко мне безразличен. Как и я к нему. Мы не заметили друг друга. Я продолжала автоматически исполнять свои обязанности супруги будущего большого политика, возможно канцлера. Морису нет и пятидесяти, он занимает высокий пост и у него большое будущее. Возможно. Какое мне до этого дело?!