– Это не погром, это что-то другое, – вдруг произнесла Йасмин, – кажется, я догадываюсь, что случилось с Али. Он в руках у разбойников. Но как они нас выследили? Вчера креста не было, он появился после того, как пропал Али. Значит, они его пытали, и он сказал, где остановился.

– Не будем судить его за это строго, – сказал Егорка, – под пыткой трудно промолчать.

– Тебя тоже пытали? – спросила Лада.

– Было дело.

– Сознался?

– Нет.

– Ну, вот видишь.

– Мне просто не в чем было сознаваться. Я бы и рад был.

– Егорка, они следили за тобой, – продолжила Йасмин. – Ты был на правильном пути, когда вломился в гостиничный номер.

– Но его там не было.

– Они его держат в другом месте, если он еще жив.

– Дивлюсь я твоему хладнокровию, – сказала Лада, – что значит порода. А зачем крест нарисовали?

– Чтобы в темноте не перепутать. Они придут ночью.

– И что мы будем делать?

– Мы должны нарисовать кресты на соседних воротах или стереть крест на своих, чтобы они запутались.

– Пятно останется, ворота грязные, – сказала Лада, – лучше на остальных нарисовать.

– Ворота соседей разрисовывать не будем, – сказал Егорка, – нехорошо это, не по-соседски. Это наша беда, и мы ее сами решим. А сейчас займитесь лучше ужином. А я подумаю над этим. Кто может сказать, какие по счету наши ворота от начала улицы?

* * *

Али стиснул зубы, чтобы не кричать от предстоящей боли, но вспомнил совет одного бывалого заключенного, сокамерника, с которым он сидел в Мараге. Тот, делясь с ним навыками тюремной жизни, советовал на допросах с пристрастием, не крепиться, не изображать из себя героя, все равно это никто, кроме палачей никто не оценит. Их это озлобляет. И они начинают стервенеть, и делать свою работу не механически, не формально, а с азартом. Сокамерник советовал кричать, что есть мочи: организму легче, душе, то есть, и заплечных дел мастера не свирепеют, да и не слышит никто, стесняться нечего. А они никому не расскажут. Поэтому лишь только Абдулла приложил клинок к пальцу, Али, помятуя наставления, завопил, что есть силы.

– Ты чего орешь? – недовольно спросил разбойник, – я тебе еще ничего не отрезал.

Али откашлялся, от истошного крика, у него запершило в горле. Он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали условным стуком.

Разбойники переглянулись. Окюз подошел к двери и открыл засов. В подвал вошел еще один человек.

– Кончайте с ним, – сказал он, – я их нашел. К нам в номер сейчас вломился один амбал славянской внешности, вот его разыскивал. Я проследил за ним.

– А тело здесь оставим? – спросил Окюз.

– А что с собой тащить?

– Хозяин склада найдет труп и заявит в полицию.

– Пока он найдет, мы уже будем далеко. По завтрашний день оплачено, вряд и он сегодня приедет, а завтра я ему еще за неделю вперед оплачу.

Али, холодея от ужаса, слушал, как разбойники решают его участь так, словно он уже мертв.

– Ладно, – сказал Окюз. Подойдя сзади, он схватил пленника одной рукой за волосы, другой приставил кинжал к горлу.

– Помолиться дайте, – попросил Али.

Не то, чтобы он был особо набожен. Желал оттянуть время в надежде на чудо.

– Обойдешься, – сказали ему, – тебя на том свете и так примут.

– Вы же мусульмане, – воззвал к их религиозным чувствам Али.

– Да нам плевать, – отозвался вновь вошедший разбойник, – режь ему глотку.

– Стойте, болваны, – приказал Абдулла. – А если ты ошибся или дом перепутал. Убьем его, когда вернемся. Оставь его.


– Может быть, обратиться в полицию? – предложила Лада.

– Ни в коем случае, – ответила ей Йасмин. – Вызвать полицию домой, все равно, что пустить козла в огород. Толку не будет, а капусты можем не досчитаться.

– Откуда ты знаешь?

– Отец рассказывал, ему люди жаловались.

– А ты что думаешь? – спросила Лада у брата.

– Я думаю, что она права, с полицией лучше не связываться. От разбойников они нас не оградят, а к нам прицепятся. Что, да зачем? – он с сожалением отодвинул, пустую тарелку, – хорошо, но мало, – сказал он.

– Мяса было мало, – ответила Йасмин.

– А где ты так готовить научилась?

– В Мекке.

– Поучилась бы, – сказал Егорка сестре.

– Ага, прямо сейчас и начну, – пообещала Лада и добавила, – я вообще удивляюсь твоей толстокожести. Как ты можешь, есть в такой час. Посмотри, Йасмин даже к тарелке не притронулась. И я тоже почти не ем.

– Ну, конечно, это же ты весь день провела в поисках Али, – ответил Егора. – В то время, как я в бане парился. Ну, ладно, червячка заморили, можно готовиться к обороне. Если они придут, то глубокой ночью. Поэтому я пошел спать. В полночь меня разбудите.

Егорка поднялся, поблагодарил за ужин, отправился спать в свою комнату.

– Это называется, «готовиться к обороне», – вслед сказала Лада, – Спокойной ночи, защитничек, приятных сновидений.

– А ты не хочешь прилечь? – обратилась она к Йасмин. – Поспи немного, а то на тебе лица нет.

– Я посижу на террасе, – сказала Йасмин.

– Хорошо, – согласилась Лада, – давай посидим, только я возьму одеяла, а то, ночью холодно.


Оставшись один, Али выждал, пока стихнут шаги, и принялся ерзать, изгибаясь всем телом, насколько это было возможно, пытаясь высвободиться из пут, но тщетно. Он был привязан к сиденью основательно. Во рту торчал кусок хлопка, поэтому закричать он тоже не мог. Единственный звук, который ему удавалось издать, был мычанием. Сердце его рвалось из груди, друзья и любимая жена были в смертельной опасности, но поделать он ничего не мог. Наконец Али оставил попытки вырваться из пут и, не то, чтобы успокоился, но затих и стал ожидать чуда, призывая его на помощь. Помещение, в котором он находился, было полуподвальным, Бойницы окошек были забиты досками, через щели проникали узкие полоски света. Али наблюдал, как в этих полосках плавают тончайшие волокна пыли. День близился к концу, хотя все еще было светло. Али подумал, что до наступления темноты вряд ли разбойники осмелятся напасть на дом. Да и справиться с Егоркой было совсем не простым делом. Если только они его перехитрят, каким-то образом выманив из дома. Но в доме были еще две женщины. Али пытался выплюнуть кляп, но одеревеневший язык едва ворочался во рту. Тогда он стал двигать челюстями, стараясь перепилить хлопок. В это время он услышал шаги за дверью, кашель кто-то, подойдя к двери, постучал и крикнул: «Эй, вы, есть кто-нибудь, открывайте!».

Али замычал, что есть силы. Но все было напрасным, тот, кто стоял за дверью, не услышал, потоптавшись немного, он еще несколько раз стукнул в дверь, после этого ушел. Наступила тишина.


В полночь Лада почти силой увела Йасмин с террасы и пошла будить брата. Но тот уже не спал, сидел на постели, зевал и крутил головой, вызывая хруст в шейных позвонках.

– Удалось вздремнуть? – участливо спросила Лада, трогая его за плечо.

– Конечно.

– Молодец, прямо завидно. Я бы нипочем не заснула. У меня так: либо я заснуть не могу полночи, либо проснуться. И спина что-то болит.

– Это потому, что ты ни черта не делаешь, – сказал Егорка, – все по хамамам шастаешь. Красоту наводишь. Дома ты без задних ног спала. Только башку на полати положишь и все, Лады нет. Потому что работать тебя мать заставляла. А сейчас от безделья маешься.

– Иди уже, умник, твой черед караулить. Кричи, если забижать станут. И вовсе я не от безделья маюсь, – добавила Лада, – а от беспокойства.


По ночному небу неслись рваные тучи. Там буйствовал ветер. В просветах были видны звезды, и мелькал недавно народившийся месяц. В эти короткие промежутки ночь становилась светлой, и Егорка с высоты террасы, мог ясно видеть, и двор, и часть улицы. Он сидел, держа на коленях лук, накинув на плечи одеяло, оставленное здесь женщинами, Просветов в небе становилось все меньше, месяц выглядывал все реже и, видя такое дело, Егорка обратился к Стрибогу с просьбой разогнать облака и на всякий случай, сказал еще пару слов Сварогу. Но результат оказался прямо противоположным. Небо затянуло совершенно, ветер опустился на землю. В небесах что-то треснуло, сверкнуло, точнее, сначала сверкнуло, потом треснуло, а затем и вовсе пошел дождь. Егорка, жалея, что обратился сразу к обоим Богам, переместился под навес. Боги, наверно, разозлились на него. А еще говорят, что ласковый теленок двух маток сосет. Собственно, неудовольство Егорки было вызвано вовсе не тем, что дождь и ветер превращали ночное дежурство из обычного бодрствования под звездами в нелегкое испытание. Богатырское здоровье Егорки в прошлом подвергалось и не таким невзгодам, к тому же он много раз в непогоду сидел в засаде в ожидании зверя. От сегодняшнего дежурства он даже получал определенное удовольствие. Беспокоило его только то, что ветер влиял на точность стрельбы из лука. Поскольку кругом была кромешная тьма, Егорка не мог определить, сколько осталось до рассвета. Звезды теперь были скрыты пеленою туч. Дождь вскоре превратился в настоящий ливень. Забор, окружающий дом, сзади и по бокам граничил с соседями. И нападения с этих сторон можно было не ожидать. Тем не менее, Егорка, накинув плащ, обошел двор, заглянул в конюшню, приободрил лошадей, которые при каждом раскате грома пугались и шарахались, ударяясь в перегородки. Затем он вернулся на террасу. К утру, однако, дождь кончился. Небо совершенно очистилось, и из-за гор появились первые лучи солнца. Промокший и продрогший Егорка произнес при этом: «Долго же вы раскачивались».

Он спустился во двор и выглянул на улицу, она была пуста. Егорка вернулся в дом и разбудил Ладу.

– Я иду спать, – сказал он, – ночь прошла спокойно.

– Еще бы, – зевая и потягиваясь, ответила Лада, – что они, глупые, в такой дождь по ночам шастать. И тебе дураку спать надо было, а не караулить незнамо кого. Вон вымок как курица.

– Интересно, – сказал Егорка.