– Шахиншах…

– Не надо так длинно, – перебил его Джалал ад-Дин, – обращайся ко мне просто – султан. Тем более, что никакой я не царь царей.

– … Султан! Как говорил мой друг, – продолжал Али, – мышление равно бытию. То, что я пришел, желая вернуть долг – это все равно, что я вернул его.

– Это как понимать? – спросил султан.

– То есть мысль о предмете равна предмету. Раз я здесь с желанием и мыслью вернуть вам утку, то не имеет значения то, что утки уже нет.

– Это, который друг, тот, рыжий?

– Да.

– Похоже на него, подобная наглость сродни той, что он проявил, отказавшись вернуть мне мою добычу.

– Это сказал греческий философ Парменид.

– Врет, это он сам все придумал, – Султан сделал глоток вина. – Но я думаю, что у тебя есть еще что-то ко мне. Кроме этой злополучной утки. Не так ли?

– Есть, – сказал Али.

– Говори, – приказал султан.

– Вчера, когда я шел сюда, я видел на вашей вчерашней стоянке войска. Я не рискнул подойти ближе, но мне показалось, что это были татары.

– Почему ты так решил?

– У них другая одежда, большинство коней серой масти, и в знамена вплетены конские хвосты.

– Возможно, – беспечно сказал Джалал ад-Дин. – Они следуют за мной по пятам. Не беспокойся, как только соберу свои войска, я разгромлю их. Но может быть это войско местного правителя. Им не нравится мое пребывание здесь, напасть на меня они боятся, но из виду не упускают. Если это все, то можешь идти.

Али поклонился, но с места не сдвинулся. Раджаб положил ему руку на плечо.

– У меня к вам есть еще одно дело, – сказал Али, язык у него во рту вновь пересох. – Просьба.

Султан был ненамного старше Али, но в нем чувствовалось достоинство и порода нескольких поколений людей, обладавших абсолютной властью. Или как говорят арабы «аш-Шарф ан-Насаб» – благородство заложено в крови. Али чувствовал невольную робость перед ним, какую ребенок испытывает перед родителем. Султан сделал знак Раджабу, и тот отпустил плечо посетителя.

– Я так и думал, что утка только предлог, – сказал он.

– Простите меня.

– Я тебя слушаю.

– По вашему приказу был арестован вазир Табриза Шамс ад-Дин Туграи, его племянник Низам ад-Дин был убит, они не были виноваты, их оклеветал Шараф ал-Мулк.

Султан усмехнулся.

– Какие у тебя есть доказательства невиновности Шамс ад-Дина? И почему я должен верить тебе, а не своему вазиру?

– У меня нет доказательств, но человек не должен доказывать свою невиновность, напротив, его вину надо доказывать.

– Хорошо сказано, – улыбнулся Джалал ад-Дин. – Ты не из судейских ли будешь?

– Я факих, закончил медресе в Табризе.

– Оно и видно, – заметил Джалал ад-Дин. – Но что тебе за дело до Шамс ад-Дина Туграи, какое ты имеешь к нему отношение?

– Я его секретарь.

Султан кивнул.

– Лучшая вещь на свете, – сказал он, – преданность слуги. Мне даже завидно. Со мной сейчас тысяча моих гвардейцев, это все, что осталось от пятидесятитысячного войска.

– Вообще-то я не слуга ему, я работаю на него, работал, пока его не арестовали.

– Однако, ты опоздал.

Али похолодел.

– С ним что-то случилось? – спросил он?

– Живет и здравствует в городе Табризе, причем, занимает свою прежнюю должность. Я его простил, – довольно сказал султан. – А Шараф ал-Мулк казнен.

Али не верил своим ушам.

– Как же так? – растерянно сказал он.

– Садись, – сказал Джалал ад-Дин, – ты стал мне интересен. Налейте ему вина.

Гулям выполнил приказ.

– Этот Шамс ад-Дин оказался необычайно прытким стариком, – продолжил султан. – Каким-то непостижимым образом он подделал документы и бежал из тюрьмы. Потом мне рассказали о том, что он во всеуслышание поклялся у черного камня Каабы в своей невиновности.

– Когда это произошло? – Спросил Али.

– В прошлом году. Рамадан я провел в Табризе. Воздвиг минбар прямо у себя во дворце. Каждый день один из тридцати имамов, прибывших из разных областей, читали проповеди, а я сидел перед ними и слушал. Как раз в это время в город вернулась группа паломников из хаджа. Ко мне пришел амир ал-хадж и рассказал о поступке Шамс ад-Дина в Мекке. На меня это произвело впечатление. Одновременно с этим всплыли неблаговидные делишки моего вазира. И я понял, что это сходится, и поверил старику.

– Хвала милосердному Аллаху, какой силой обладает это святилище, – сказал Али. – А ведь я иду от Табриза, потерял столько времени, и все напрасно, – сокрушенно сказал Али.

– Пей, – сказал султан. – В этом мире ничего не бывает напрасным.

Али взял чашу и, пожелав здоровья султану, выпил.

– Так, где же твой светловолосый товарищ, где тот наглец, почему он не с тобой? – спросил султан.

– Он остался в Нахичеване, у него там сестра.

– Он славянин? – спросил Джалал ад-Дин.

– Урус.

– А сам ты кто?

– Азербайджанец. Из Байлакана.

– Родители живы?

– Монголы убили всех во время осады.

Джалал ад-Дин покачал головой.

– Мой отец тоже умер из-за монголов. Давай выпьем за родителей. Хочешь быть моим надимом?

Али замялся.

– Это честь для меня, но…

– Ты отказываешься? – нахмурился султан. – А знаешь ли ты о том, что отпрыски самых знатных семей мечтали бы о таком предложении.

– Я не пью вина, – солгал Али и покраснел, впрочем, краснеть было не за что, он пил только по случаю. Вот как сейчас.

– В это трудно поверить, – улыбнулся султан, кивая на чашу в руках Али.

– Звучит глупо, но это так. Кроме того, я должен вернуться в Табриз.

– Понимаю, – сказал султан, но было видно, что он задет.

– Я люблю одну девушку, в Табризе, я давно ее не видел.

– Случайно у Шамс ад-Дина нет дочери? – спросил султан.

– Султан прозорлив, – смутился Али.

– Ты же не пойдешь к ней ночью? – спросил Джалал ад-Дин.

– Пожалуй, нет, я очень устал.

– В таком случае прими мое предложение на эту ночь. Я не могу заснуть, скоротаем ее вместе, в беседе и веселье. Раджаб, пошли за танцовщицами, – распорядился султан.

– Государь, где девушек сейчас найти, ночь, спят все уже.

– А ты разбуди. Я же не сплю. Главное, не приводи девиц из порядочных семей. Жениться нам сейчас ни к чему, ни мне, ни ему.

Амир-джандар вышел.

Несколько лет назад, – заговорил султан, – я хотел низложить халифа. Он снарядил против меня двадцатитысячное войско под командованием мамлюка Куш-Темира, я разбил их, осадил Багдад, но потом передумал. Всем не объяснишь, за какие грехи я его арестовал. Но будут говорить, хорезмшах вероотступник, захватил самого халифа. Опустошил все его окрестности, но Багдад брать не стал. Мы возвращались через Курдистан. Я остановился возле одной крепости, принадлежащей главе туркмен ал-Йива. Я ехал налегке, без гарема, и послал к нему своего евнуха Сираджа с просьбой прислать мне невольницу, пригодную для ложа. Тот ответил, что, у него нет кого-либо достойного для султанского ложа, кроме его сестры. Делать было нечего, я согласился на заключение брака. На следующий день я двинулся дальше, оставив там ее. А через некоторое время ко мне прибыл слуга-евнух с сообщением, что она забеременела в ту же ночь. Я вызвал ее к себе, и она родила мне сына, Кайкамар-шаха. К сожалению, мальчик прожил всего три года, он умер в окрестностях Хилата… Да, его осада дорого обошлась мне.

Али с удивлением заметил, как лицо султана скривила гримаса, он пытался удержать слезу. После долгой паузы Джалал ад-Дин спросил:

– Расскажи мне, как ты в Табризе оказался, бежал от монголов?

– Нет, я был уже там, когда они взяли Байлакан. Иначе я бы погиб вместе со своей семьей. Я учился в медресе, отец послал меня, чтобы я, вернувшись, помог ему растить детей от второго брака. Но сам оказался без моей защиты. Моя мама умерла при моем рождении. После медресе я по рекомендации попал в суд, работал катибом у Кавама Джидари.

– А как ты у Шамс ад-Дина оказался?

– Кавама Джидари уволили, отстранили от судейства, когда вы осадили Табриз, и я остался без работы.

– Я что-то не припоминаю, чтобы я отстранял кади Табриза.

– Малика-Хатун, жена Узбека, очень хотела выйти за вас замуж, но она была в действующем браке. Узбек не давал ей развода.

– Но я сам видел свидетельство.

– Оно было выдано другим судьей. Кавам Джидари отказался подтвердить развод, и тогда Малика-Хатун отстранила его.

– Вот как – сказал султан. – Надо же было додуматься до такого. А может быть, это любовь, как ты думаешь?

– Может, – согласился Али. – Но зачем, в таком случае, она сбежала от вас впоследствии?

– Ты и это знаешь, – нахмурился султан. – Я смотрю, ты хорошо осведомлен о моей личной жизни.

– Простите, ваша жизнь интересна всем, о вас говорят везде.

– Шараф ал-Мулк преследовал ее, негодяй. В то время, когда я был на войне. Мне было не до нее. И она наделала ошибок. Позвала на помощь хаджиба Али.

– Возможно у нее, наверное, не было выхода, – сказал Али.

– Почему же? Надо было найти меня или терпеть, пока я не вернусь с войны. Но она прибегла к предательству, обратившись к моему врагу. Она была независимой. Это оборотная сторона брака с царицами. Представляю, как с ней натерпелся Узбек. Ты женат?

– Еще нет.

– Ах, да, ты же влюблен в дочку Шамс ад-Дина. Надеюсь, взаимно.

– Я тоже надеюсь.

– Значит, тебе тоже предстоит узнать характер девушки из знатного дома.

– Это вряд ли, – вздохнул Али.

– Почему?

– Как раз по этой причине. Шамс ад-Дин вряд ли отдаст дочь за простолюдина.

Султан задумался.

– В этом есть определенная несправедливость, – сказал он. – Такой образованный, умный и преданный своему господину молодой человек, по своему положению недостоин взять в жены дочь вазира. Но ничего, эту несправедливость мы сейчас устраним. Эй, кто там! – султан хлопнул в ладоши. В шатер заглянул гулям.