Через несколько дней, султан принимал жалобы от местных жителей. К месту сбора жалоб спустился и вали. На него было подано огромное количество жалоб. Люди кричали о притеснениях с его стороны. Но султан молчал, так как не хотел трогать вали до тех пор, пока в его руках находится Шараф ал-Мулк. Тем не менее вали подумал, что участь его решена и султан сместит его с должности. Не испрашивая разрешения, он вернулся в крепость.

Через несколько дней появился Утур-хан, которому султан передал мамлюков арестованного Шараф ал-Мулка. Старшим среди них был Куш-Темир. Утур-хан держал в руках перстень Шараф ал-Мулка, который вали передал Куш-Темиру со словами: «Я договорился с твоим господином, что освобожу его и мы заключим союз с грузинами, которые готовы к бунту. Кто из вас хочет служить вазиру, пусть явится в крепость». Когда султан узнал об этом, у него опустились руки, и он долго сидел в бездействии, не зная, что предпринять. Затем он вызвал к себе хаджиба и велел узнать, где находятся родственники вали. Выяснилось, что сын этого старика состоит в должности одного из джамакдаров [151] султана. Султан вызвал его к себе и приказал отправиться к отцу, передать ему порицание за его поступок и перечислить все милости, оказанные ему хорезмшахом. Выполнив поручение, сын вали вернулся и сообщил, что отец раскаялся и отказался от задуманного. Он просит прощения за совершенные им проступки и покрывает свое лицо пылью унижения. И если султан простит его и не отставит от должности, он найдет в нем покорного раба. Султан сказал: «Подтвердить эти слова может то, что он пришлет мне голову Шараф ал-Мулка. Затем направил в крепость сына вали, в сопровождении пяти силах-саларов.

Когда они вошли в комнату, где находился Шараф ал-Мулк и объявили ему о цели своего появления, он принял весть об этом на удивление спокойно. Видимо, за время заключения он свыкся с мыслью, что смерть близка и момент ее появления лишь вопрос времени. Он лишь попросил дать ему время для того, чтобы он совершил омовение и прочитал молитву. Тяготясь поручением, полководцы не посмели отказать ему в этом, и вышли из комнаты. Шараф ал-Мулк приказал своему фаррашу [152] согреть воду, так как он не любил мыться холодной водой и даже сейчас на пороге смерти не стал отказываться от этой привычки. Затем он совершил омовение и сотворил молитву в два раката [153]. Потом он прочел главу из Корана и только после этого позвал своих палачей. Они спросили у вазира, что он предпочитает – меч или удушение. Он ответил – меч лучше. Они возразили:

– Владык не убивают мечами, и удушение лучше для тебя.

– Делайте, что хотите, – сказал вазир.

Накинув удавку, его задушили и вышли из комнаты, чтобы дать телу остыть. Затем, когда они вернулись, чтобы отрезать ему голову, то в ужасе обнаружили его живым. Шараф ал-Мулк сидел и, хрипя, растирал себе шею. Один из силах-саларов выхватил меч и снес ему голову.


Как уже упоминалось, сразу же после того, как Насави покинул Гянджу, чернь подняла в городе бунт. Все хорезмийцы, находящиеся в городе, были убиты, а имущество их разграблено. Руководил всем этим некий ремесленник по имени Бандар. Джалал ад-Дин направил к ним для переговоров канцлера и хаджиба Ханберди, велев остановиться в селении Шутур, неподалеку от Гянджи. Они несколько дней вели переговоры с бунтовщиками, призывая их к благоразумию и повиновению, увещевая на разные лады. Но повстанцы были глухи к их словам. Тем временем прибыл султан и остановился в одном из садов в виду города. От него были направлены посланцы к горожанам. Султан обещал бунтовщикам пощаду, прощение и милость в случае повиновения. Но Бандар продолжал упорствовать. Не ограничась этим, чернь вышла из города и встала против ставки, задираясь, оскорбляя, призывая к схватке. Несколько человек приблизились к ограде сада, выпустили стрелы по султанскому шатру. Джалал ад-Дин тотчас вскочил на коня и бросился на них с отрядом из своих личных слуг, молодых, сильных и отважных, как демоны, тюрок. Они вступили в бой, и атаковали горожан с такой яростью, что повстанцы бежали как стадо овец, напуганное волками. Гянджинцы скучились у ворот, толкотня была такая, что султан сумел воспрепятствовать им, закрыть ворота, и ворвался в город. После этого сопротивления бунтовщиков было сломлено. Завладев городом, султан вызвал к себе знатных, именитых людей и приказал переписать имена главарей и зачинщиков смуты. Они указали на тридцать человек, и султан приказал отрубить им головы. Бандар же, который руководил восстанием и в своей злобе даже разбил султанский трон, установленный здесь еще Мухаммадом ибн Малик-шахом, был четвертован. Султан пробыл в Гяндже семнадцать дней, ожидая вестей от Муджир ад-Дина, но безрезультатно.

Канцлер заметил по этому поводу:

– Чего вы ждете от человека, который, вызвав человека на поединок, сам на него не вышел?

Султан бросил мрачный взгляд на него, но промолчал.


На совещании группа эмиров и ханов во главе с Утур-ханом советовали султану вновь просить помощи у правителя Сирии Малика Ашрафа. Султан согласился, хотя в душе был против этого. Он направил послов к нему, а сам, сводя на нет миссию посольства, двинулся в Хилат, грабя и разрушая все на своем пути. Когда правитель Сирии узнал о посольстве хорезмшаха, он тут же выехал из Дамаска в Каир. Послы султана остановились в Дамаске ожидать его возвращения. так как в письмах он сообщал, что «Мы скоро прибудем из Египта с его войском на службу султану».


По дороге в Хилат султан остановился в Бджни, напротив крепости, где находился Авак, сын атабека Иванэ Махаргдзели. Авак вышел из крепости и не приближаясь, поцеловал землю. Затем он вернулся в крепость и прислал подарки. Когда войска оказались в местности Валашджирда, люди стали жаловаться на сильную жару и засуху. Некоторые решили вызвать дождь с помощью специальных камней. Насави в обществе султана наблюдал за ними, совершенно не веря в результат. Но к их удивлению, у некоторых получалось вызвать с небес некоторое количество влаги. Тогда султан сам взялся манипулировать такими камнями, и после этого пошли проливные дожди, не прекращавшиеся ни днем, ни ночью, так что людям это надоело, и они стала раскаиваться в совершенном колдовстве. К султанскому шатру стало трудно добраться из-за непролазной грязи. Насави слышал, как Дийа-Хатун, жена султана, говорила ему: «Ты словно худаванд-и алам, [154] но в вызывании дождя ты не искусен, ведь ты уже навредил людям их обилием. Другие, кроме тебя, вызывали дождь только в необходимом количестве». Султан ответил ей: «Дело обстоит вовсе не так, как ты думаешь. Это действие – результат старания, а мое усердие не может сравниться с усердием кого-либо из моих гулямов». Затем к султану прибыло сообщение от посольства в Дамаске, Мухтасс ад-Дин, посол сообщал, что Малик Ашраф вернется из Египта только тогда, когда решится дело султана с татарами в ту или иную сторону. Пусть султан заботится о своих делах сам, не ожидая помощи. После этого султан послал канцлера к аййубиду Малику Музаффару для того, чтобы он призвал его с войсками и правителями областей Амида и Мардина. Напутствовав следующими словами: «Скажи ему, что, если он явится, мне не нужна будет помощь Малика Ашрафа. Передай ему следующее: «Спеши ко мне на помощь и пособи мне при нападении татар. И поистине, если Аллах, да возвысится его имя, дарует мне победу над ними, я отдам тебе во владение такие земли, что Хилат, на который позарился твой брат, покажется незначительным». Эта миссия была возложена на Насави в присутствии ханов и эмиров. А когда собрание опустело, султан сказал ему: «Мы никогда не сомневались в том, что они не помогут нам и не предпочтут нашей победы над врагом. И не надо жаловаться тому, кто немилосерден. Что же касается этих эмиров-тюрок из моего окружения, то они питают себя ложными надеждами, что избегнут тяжелой войны. Поэтому мы избрали послом тебя, так как если миссия твоя не будет иметь результата, ты вернешься в отчаяньи. И после этого мы направимся в Исфахан, только там мы сможем усилиться».

До отъезда Насави султан послал шесть тысяч всадников, которые напали на города Хартберт, Арзинджан и Малатию, принадлежавшие Кей-Кубаду, в отместку за то, что он стал на сторону Малика Ашрафа. Они разграбили эти города и вернулись с такой добычей, что после этого цены упали настолько, что два десятка овец продавали за один динар. Прибыв к Малику Музаффару, Насави передал ему послание султана. Ознакомившись с ним, правитель Маййафарикина сказал: «Поистине, клятва, которую я дал султану, подобна той, которую я дал Кей-Кубаду. Но я узнал о нападении на его страну. Что предохраняет нас от подобного нападения? Но как бы то ни было, я не могу действовать независимо, так как являюсь наибом своих братьев. Как я могу помочь султану без их разрешения?»

– Во время взятия Хилата султан сохранил жизнь вашим сыновьям, – напомнил Насави.

– Я благодарен ему за это, как отец, – ответил Малик Музаффар. – Но как наместник я сказал то, что сказал. И еще скажу, – количество моих войск по сравнению с войском султана подобно заливу по сравнению с морем. Что касается правителей Амида и Мардина, то они не станут слушать меня. Для нас не тайна, что они вели переписку с султаном, поэтому пусть султан обратится к ним напрямую и испытает их искренность. Он тогда узнает, что их обещания – лицемерие и пустая бессмыслица.

Когда Насави прощался с Маликом Музаффаром, ему принесли донесение. Прочитав его, правитель сказал:

– Татары уже переправились к окрестностям Хилата и разыскивают султана. Встреча их неизбежна. Не остаться ли тебе у меня? И мы увидим то, что произойдет.

Насави ответил словами из Корана: «Не равняются просто верующие с усердствующими на пути Аллаха». Я не дороже, чем султан, и не из числа тех, кто выбрал жизнь без него. Вам только следует понимать, что, как бы ни сложилось дело, – в пользу султана или против него, – для вас уже не будет иметь никакого значения. В любом случае для вас это обернется раскаяньем и порицанием».