– Нет, Али сам не умеет готовить, меня научила жена пастуха, которая ухаживала за мной, когда я болела.

– До чего я дожил, – грустно сказал Шамс ад-Дин. – Моя дочь сама готовит пищу.

Сделав паузу, он добавил без видимой связи:

– Бог послал нам этого человека.

Йасмин бросила на него взгляд и вошла в дом. Шамс ад-Дин остался один, погруженный в нелегкие мысли. Йасмин вскоре вернулась, неся небольшой круглый столик на коротких ножках. Поставила перед отцом, затем принесла кувшин с водой и медный таз, полила на руки. Потом накрыла на стол. Шамс ад-Дин сотворил короткую молитву и принялся за трапезу. Йасмин сидела рядом, глядя, как он ест.

Шамс ад-Дин взглянул на дочь.

– Я уже ела, – предваряя вопрос, ответила Йасмин. – Тебя долго не было.

– Вкусно, – похвалил Шамс ад-Дин, – клянусь, ничего вкуснее не ел за всю свою жизнь.

– Верю, – согласилась Йасмин.

Шамс ад-Дин засмеялся.

– А может быть, здесь останемся? – предложила Йасмин. – Зачем нам возвращаться?

– На что же мы будем жить, ведь я уже не молод, далеко не молод. Чем я буду зарабатывать на жизнь?

– А на что мы сейчас живем?

– Я взял деньги в долг, за меня поручились достойные люди, с которыми меня связывает многолетнее знакомство. Вот если только замуж тебя здесь выдать за богатого знатного человека.

– Еще чего. Я не хочу выходить здесь замуж.

– Как ты отцу отвечаешь, дерзкая девчонка?

– Прости. А что ты говорил про Али?

– Разве я говорил про Али? Когда?

– Ты сказал: – Бог послал нам этого человека. Ты же его имел в виду?

– Да, действительно. Но ты даже не думай об этом.

– О чем?

– О том, о чем ты думаешь. Он не ровня тебе.

– Отец, если бы не он, я была бы обесчещена, а тебя уже не было в живых. Разве этого недостаточно для того, чтобы ему сравняться с нами?

– Да, я знаю, я многим обязан ему, но мы живем в мире с определенным порядком и устоями. Не будешь же ты каждому объяснять, что он сделал для нас. Но все будут говорить, что Туграи выдал дочь за простолюдина.

Шамс ад-Дин посмотрел на дочь, она сидела, задумавшись о чем-то.

– Вы много времени провели вместе, – сказал он. – Он говорил тебе о своих чувствах, предлагал тебе стать его женой? Или у вас что-то было?

– Нет, – ответила Йасмин. – Ничего не было. И он мне ничего не говорил. Но об этом не нужно было говорить, это было видно. Или ты думаешь, что все, что он сделал для нас, он сделал из служебного рвения?

– Да, я так думаю, – твердо сказал Шамс ад-Дин.

– Ты поел? – спросила Йасмин. – Можно убрать?

– Да, спасибо, все было очень вкусно.

Йасмин собрала со стола, пошла к дому. В дверях остановилась и сказала:

– Отец, прости меня, но то, что ты говоришь – нелепо, ведь сейчас ты беден, лишен всего и находишься под угрозой смерти. При этом ты говоришь о богатстве, порядке, устоях, общественном мнении. Неизвестно, что с нами будет дальше. Это же смешно.

– Не смей так разговаривать со мной, – вспылил Шамс ад-Дин. – Твой отец не может быть смешным, дерзкая девчонка.

– Отец, не кричи на меня, – спокойно сказала Йасмин, – у тебя кроме меня никого нет.

Вспышка гнева оказалась короткой.

– Ты права, – горестно произнес Туграи. – Я все потерял на старости лет, и у меня ничего и никого нет кроме тебя. Прости.

– Отец, ты хочешь, чтобы твое желание исполнилось, хорезмшах вернул тебя в Табриз, на прежнюю должность, отдал все твое имущество? – спросила Йасмин.

– Да. Я молю об этом Аллаха все время.

– В таком случае тебе нужно дать обет. Нужно чем-то пожертвовать. Пообещай, что ты выдашь меня за Али, и тогда твое желание исполнится. Если же султан не вернет тебе прежнее положение, тогда я выйду замуж за того, кого ты мне укажешь. Богатого и знатного человека, чтобы обеспечить тебе достойную старость.

В словах Йасмин было столько силы и самопожертвования, что Шамс ад-Дин не сдержал слез. Он долго молчал, затем произнес:

– Я чувствую, что твоими устами со мной говорит Аллах. Будь по-твоему.


Из письма Кей-Кубада правителя ар-Рума, султану Джалал ад Дину.

… Мы испытываем большое уважение к победоносному султану, но его высокие помыслы по наущению некоторых изменников обернулись в сторону Хилата, а эти действия далеки от разумной мысли. Мы полагаем, что сегодня самым приемлимым для нас путем является путь мирного согласия с монголами. Было бы полезным для всех мусульман, чтобы султан по примеру своего отца немедленно послал послов к монголам. И есть надежда, что с помошью мягких слов, денег и подарков обе стороны сумеют погасить полыхающий огонь раздоров. И, если султан сделает это и откажеться от притеснений мусульманских стран и кровопролития, то мы не пожалеем для этого ни золота, ни серебра. Но если он отвернется от этого, тогда возникнет необходимость дать ему вразумительный совет со стороны союза мусульманских правителей.

Нахичеван.

Когда Али и Егорка, будучи изрядно навеселе, подошли к крепости, начинало смеркаться. Памятуя прошлую встречу с нелюбезным стражем, они не стали подходить к воротам. Расположились под ивой, у северной стены. Отсюда был виден флигель в одной из башен.

– Когда мы уходили в прошлый раз, шли вдоль этой стены, и сверху доносилась музыка, – сказал Али.

– А почему я не слышал?

– Ты был расстроен.

– А чего мы ждать-то здесь будем? – спросил Егорка. – Может, пойдем к сторожу и спросим, кто играл?

– Допустим, он тебе ответит – некто. И что ты ему скажешь? Что мы музыкальный ансамбль пришли составить?

– Скажу, что я ищу девушку.

– Послушай, пора бы тебе уже понять, что ты находишься в мусульманской стране. Здесь не принято просто так, не имея на то законных оснований, приходить в чужой дом и интересоваться женщинами.

– Она мне сестра.

– Она женщина атабека, пусть даже покойного. Ты же человек вне закона. Есть еще вопросы?

– Нет.

– Тогда садись, будем ждать, когда она начнет играть.

– А ты думаешь, она будет играть?

– А почему бы ей ни поиграть, раз мы пришли послушать? Куда она денется.

Под деревом, на корточках, они сидели, глядя, как на землю опускается ночь.

– Тебе не холодно? – спросил Али.

– Пока нет, вино греет, – ответил Егорка. – А ночь будет холодной, вишь, сколько звезд высыпало. Сколько мы сидеть здесь будем?

– Сколько высидим, – сказал Али. – Что ты у меня спрашиваешь, мы здесь по твоему делу или по моему?

Егорка промолчал. Вскоре окончательно стемнело и заметно похолодало.

– Кажется, я начинаю замерзать, – Али стал энергично размахивать руками.

– Посмотри, в той башне свет загорелся, – сказал Егорка.

Али замер и поднял голову. В угловой башне действительно мерцал слабый свет.

– Ну вот, – произнес Али. – Если сейчас играть начнет, значит, это она.

Егорка недоверчиво хмыкнул, но через короткий промежуток времени до их слуха действительно донеслись звуки музыки.

– Что я тебе говорил! – торжествуя, заявил Али. – Это она.

Внимательно слушавший Егорка сказал:

– Это не гусли играют.

– Не гусли, это чанг, я же тебе объяснял.

– Нет, это не чанг.

– Ну, значит барбет [121], – сказал Али и прочитал:

Взял Некиса свой чанг, Барбед взял свой барбет,

И звуки понеслись в согласии крылатом,

Так в розе цвет ее согласен с ароматом [122]

Или танбур, какая разница. Главное, что мы на правильном пути.

– Но она же не умела играть ни на барбете, ни на танбуре, она только гусли перебирала.

– Я смотрю, у тебя хороший музыкальный слух, – сказал Али. – Если на таком расстоянии можешь разобрать, что за инструмент играет. Но, если она не умела играть на танбуре и барбете, значит, научилась. Они же все струнные инструменты. Все равно надо проверить. Пошли.

Али встал и направился к крепости. Егорка, несколько помедлив, последовал за ним. Приблизившись к стене, Али сказал Егорке:

– Лезь, только осторожней.

– Я, почему я?

– Потому что ты охотник, у тебя силы много. А я человек умственного труда, научного образа жизни. Вот возьми мою чалму. Поднимешься наверх, размотаешь и бросишь мне один конец. А обвяжусь им и попробую подняться. А ты будешь меня страховать. Мне без страховки никак нельзя. К тому же я высоты боюсь.

Егорка так долго примерялся к стене, что, несмотря на высказанное сомнение в своих силах, Али не стал ждать, полез вверх, хватаясь за расщелины между камнями. Поднявшись на высоту человеческого роста, посмотрел вниз. Егорка поднимался следом. Когда он поравнялся с Али, тот прошептал:

– Ели на стене появится часовой, замри и не шевелись, пока он не пройдет.

– А если он не пройдет, так и будет стоить и заметит нас?

– Тогда сверни ему шею.

– Я?!

– Ну да, вот у тебя ручищи какие.

Часовой не появился, и вообще крепость производила странное впечатление. Несмотря на то, что в некоторых помещениях горел свет, казалось, что она заброшена. Они взобрались на крепостную стену, крадучись подобрались к башне, откуда доносилась музыка, и заглянули внутрь.

В круглой комнате сидели три девушки. Одна держала в руках чанг, другая танбур, третья барбет.

– Ну, вот видишь, что я тебе говорил, – торжествующе сказал Али. – Это она?

– Не могу разглядеть, – ответил Егорка, голос его от волнения дрожал.

Действительно, стекла от перепада температур запотели, и черт лица было не разглядеть. Али отошел от окна и посмотрел по сторонам. Периметр крепостных стен был пуст.

– Пошли, – сказал Али, хлопнув товарища по плечу.

Обогнули башню, нашли вход. Дверь, ведущая в покои, оказалась не заперта.

– Как войдем, сразу кланяйся, – предупредил Али.