– Ничем, разве что возьмете меня на работу, когда восстановитесь в должности.

– Это самое малое, что я готов сделать для тебя, – с улыбкой заявил Шамс ад-Дин. – Ты спас мою дочь от рук негодяев, помог мне бежать из тюрьмы, проявил чудеса изворотливости, чтобы мы могли воссоединиться.

Али скромно кивал, соглашаясь с каждым словом.

– Я твой должник до конца своих дней. А кто этот человек рядом с тобой?

– Это Егорка, мой товарищ. После того, как мы расстались с вами в Мараге, я сделал ошибку, вернулся на рынок, и там на беду нос к носу столкнулся с курьером. Он поднял крик, и меня схватили. Затем в цепях меня отправили в Табриз, очевидно, для свидания с Шараф ал-Мулком. По дороге Егорка помог мне бежать. Так что, если бы не он, я бы не смог выполнить данное вам обещание.

– Позволь пожать тебе руку, благородный Егорка, – сказал вазир. – Откуда ты родом?

– Русский я, с Волги, – ответил Егорка, пожимая протянутую руку.

– Видно, ты в наших краях не по своей воле оказался?

– Можно так сказать, – подтвердил Егор.

– Я собираюсь совершать хадж, – заявил Шамс ад-Дин. – Это будет самое лучшее в моем нынешнем положении. Твой товарищ не мусульманин, поэтому я ему не предлагаю, но ты можешь присоединиться к нам. Я думаю, что нам обоим опасно оставаться в Азербайджане.

Али посмотрел на обрадованную Йасмин.

– Я бы, не задумываясь, присоединился к вам, – помедлив, сказал он, – но не могу. У меня обязательства перед моим новым другом. Я должен помочь ему найти пропавшую сестру.

– Ну что же, – сказал Шамс ад-Дин. – Это лишний раз подтверждает твое благородство. Мы живем в смутное время, но я надеюсь, что Аллах будет милостив к нам, и мы еще встретимся. И помни, я перед тобой в долгу. Побудьте здесь еще несколько минут с моей девочкой. Я сейчас вернусь.

Шамс ад-Дин, торопясь, пошел в здание караван-сарая.

– Бросаешь меня? – спросила Йасмин.

– Ты слышала, что я сказал, – угрюмо произнес Али.

– Ну что же, ты волен поступать, как считаешь необходимым, ведь ты же свободный человек. Но я все равно тебе благодарна за все, что ты для нас сделал.

– Не будь эгоисткой, – сказал Али. – Больше всего на свете я хочу с вами пойти, но я обещал ему.

Он чуть не плакал, разрываясь между чувством и долгом.

– Но тебя же никто не заставляет это делать?

– Заставляет, тот же, кто заставлял помогать твоему отцу. Почему ты не хочешь понять меня?

– Потому что мы можем больше не встретиться.

– Это не так, смыслом моей жизни станет путь к тебе.

– Ну что же, придется тебе поверить. А больше ты мне ничего не хочешь сказать? – спросила Йасмин.

В этот момент появился ее отец. Подойдя, он вложил в руку Али несколько монет.

– Это все, что я могу, – сказал он. – Купи своему товарищу другую одежду. А то она бросается в глаза. Ну, прощайте.

Он обнял Али, протянул руку Егорке, которую тот с готовностью пожал.

Они ушли. Йасмин не обернулась.

– Ты же любишь ее? – сказал Егорка.

– Да, – коротко ответил Али.

– Если хочешь, иди вместе с ними. Я сам как-нибудь.

– Не будем соревноваться в благородстве, – ответил Али, – пошли отсюда, Жаль, что ты такой светловолосый и белокожий, а то ты в своем рубище сошел бы за дервиша. И деньги тебе на одежду тратить не пришлось. Написал бы я тебе на спине пару изречений из Корана, закатывал бы глаза да бормотал по-русски. Никто бы не понимал твоей речи. Все решили бы, что ты юродивый или святой. Что, впрочем, одно и то же.

Али замолчал, остановился и посмотрел вслед ушедшей Йасмин.

Егорка положил ему руку на плечо.

– Послушай, я серьезно говорю, иди, если хочешь, не обижусь. Я тебя отпускаю.

– Главное, чтобы я сам себя отпустил. А я этого сделать не могу.

И Али быстрым шагом пошел со двора.

* * *

Ануш-тегин, предок нынешнего хорезмшаха Джалал ад-Дина, был тюркским рабом Бильгя-тегина, исфахсалара [109] сельджукского султана Малик-шаха I. После гибели Бильгя-тегина он сделал карьеру при дворе султана, достигнув должности таштдара. Поскольку эта должность означает близость к султану, очень скоро он стал его доверенным лицом и был назначен шихной Хорезма, после смерти вали, мамлюка Санджара, занял его место. Эту должность наследовал его сын Атсыз, который, обретя силу, вскоре проявил непокорность. Султан несколько раз разбивал его в сражениях, но каждый раз прощал в память о бывшей безупречной службе и преданность, в благодарность за спасенную когда-то жизнь во время заговора слуг и придворных. Но в конечном счете упорство увенчалось успехом, и султан Санджар признал его независимость, вернее, сделал вид, что не замечает ее. Атсыз распространил свою власть до Дженда, расположенного на реке Джейхун. Его сын Текиш присоединил к своим владениям Хорасан, Рей и Исфахан. Наследовавший ему Ала ад-Дин Мухаммад завоевал большую часть Персии, покорил Бухару и Самарканд, взял Отрар – столицу кара-китайского гурхана. Затем вступил в Афганистан. Далее он двинул свои войска на Багдад, поскольку в Ираке перестали упоминать его имя в хутбе и убили его наместника Оглымыша, вышедшего встречать паломников из хаджа. Убийцами были исмаилиты в одеждах паломников, однако это не могло произойти без ведома халифа. Но в одном из горных проходов Астрабада его застиг сильный снегопад, который шел без перерыва трое суток. Он потерял много воинов, многие из которых отморозили себе руки и ноги. Погибли почти все боевые верблюды. Хорезмшах счел это божественным предзнаменованием и повернул обратно.


Несчастья, обрушившиеся на государство хорезмшахов, имели ничтожные причины. Уязвленное самолюбие хорезмшаха, глупость и алчность его военачальника, трусость посла Чингиз-хана. Посольство Чингиз-хана в Хорезм состояло из трех купцов-тюрков. Это были некие Махмуд Ялвач, Али Хаджа и Йусуф Кенкаал. И оно было ответным после посольства Хорезма в 1215 г. Мухаммад отрядил его, когда до него дошли слухи о разгроме Чингиз-ханом Китая, об усилении мощи монголов, для того, чтобы получить более достоверные сведения. В главе посольства был сейид [110] Баха ад-Дин Рази. Чингиз-хан принял его в Пекине и высказал пожелание о свободном обмене торговыми караванами. Через три года из Бухары в ставку Чингиз-хана прибыл первый караван. В том же году Чингиз послал своих послов к хорезмшаху. Они привезли с собой редкие дары: слитки драгоценных металлов, моржовый клык, мешочки с мускусом, камни яшмы и одежды, сотканные из шерсти белого верблюда. А также послание Чингиз-хана хорезмшаху. Оно гласило в сути своей следующее:

«…Величие вашей семьи и благородство вашего рода ни для кого не скрыты. Обширность пространства вашего государства и проникновенная сила ваших приказов ясны и знати и черни в большей части земли. Для меня же вы дорогой сын и лучший из мусульман. Разум и благородство требуют, чтобы с обеих сторон были определены соседские права, проторен путь согласованности, и мы взяли бы на себя обязательства помощи и поддержки друг друга. Тогда исчезнут поводы для беспокойства, и пресечется поддержка разлада и непокорности».

Выслушав послание, султан велел привести Махмуда Ялвача ночью одного и сказал ему: «Мне известно, что ты хорезмиец, и не может быть, чтобы ты не питал к нам расположения и склонности». Хорезмшах пообещал ему награду, если тот скажет ему правду, и извлек в подтверждение своих слов из браслета драгоценный камень и отдал ему. Шах предложил ему быть соглядатаем при Чингиз-хане, и тот согласился. Затем шах спросил: «Кто же этот проклятый, чтобы обращаться ко мне как к сыну? В самом ли деле велика численность его войск?» Махмуд ответил утвердительно. Шах вскричал: «А знаешь ли ты, сколько у меня войск»? Видя это, Махмуд из страха за свою жизнь, стремясь снискать милость, сказал: «Его войско в сравнении с вашим, не что иное, как всадник перед конницей.» Тогда шах успокоился и заявил о своем согласии на торговлю. После возвращения послов Чингиз-хан снарядил в Хорезм большой торговый караван. Всего с караваном следовало четыреста купцов-мусульман, и с ними по два-три человека от каждого племени монголов. В караване было более пятисот верблюдов, груженных золотом, серебром, шелком и другими товарами. Караван прибыл в Отрар, где наибом хорезмшаха был Инал-хан, его дядя по матери, который позарился на имущество купцов, и написал хорезмшаху о том, что это вовсе не купцы, а лазутчики, прибывшие в Отрар под видом купцов. Хорезмшах приказал ему принять меры предосторожности. Инал-хан ревностно исполнил приказ, а именно схватил всех и перебил, а товары конфисковал. Из всего этого каравана удалось спастись лишь одному человеку – погонщику верблюдов, который сообщил о случившемся Чингиз-хану. После этого к хорезмшаху прибыл посол, который передал хорезмшаху следующее:

«Ты даровал обещание обеспечить безопасность для купцов, но поступил вероломно. Сообщи мне: то, что произошло, случилось ли по твоему желанию? Если это случилось не по твоей воле, тогда мы требуем кровь убитых с твоего наместника в Отраре, которого надобно доставить к нам в самом жалком виде, униженным и обесчещенным. Но если это сделано по твоей воле, тогда ответственность несешь ты, ибо я не исповедую твою религию и не одобряю этих действий. Ты принадлежишь к религии ислама, а ведь купцы тоже были твоей религии! Тогда как же расценивать приказ, который ты отдал?»

Хорезмшах отказался выдать Инал-хана. Большинство войсковых эмиров были из его родни. В охватившем его беспокойстве он склонился к тому, что, пойдя на уступки, он косвенно признает свою вину и лишь увеличит притязания Чингиз-хана. Он приказал убить и этого посла. У сопровождавших посла двоих татар были обриты бороды, и их отпустили. Тогда Чингих-хан выступил против него. В ответных действиях хорезмшах стал совершать стратегические ошибки, одну за другой. Несмотря на то, что харадж текущего года был собран, он разослал во все концы страны амилей, чтобы собрать харадж за следующий 615 [111] год для построения крепостной стены вокруг Самарканда. Однако татары не дали ему осуществить задуманное. Затем он в третий раз собрал харадж для того, чтобы на эти деньги взять на службу лучников в полном снаряжении. Число воинов каждой области должно было соответствовать количеству собранных в ней денег. Набор был произведен, и они направились со всех сторон к месту сбора, когда к ним пришла весть о том, что хорезмшах бежал с берегов Джейхуна без боя. Имея четырехсоттысячное войско, он не дал бой уставшим от длительного перехода монголам на берегу Джейхуна. Если бы он дождался их, то собрал бы огромное количество войск. После этого он раздробил свое войско, разослав их частями по городам Мавераннахра, и страны тюрок. В Отрар, куда стремился Чингиз-хан, он направил пятидесятитысячную армию и еще десять тысяч под командованием хаджиба Карачи. Однако Карача вскоре после осады монголами Отрара с большей частью своих войск перешел к татарам. Чингиз-хан, выведав у него сведения об укреплениях Отрара, сказал: