– Я даже не смел надеяться на ваше согласие, – сказал растроганный Али. – Я люблю ее и клянусь вам, что ни вы, ни она никогда не пожалеете об этом.

– Интересно, не смел надеяться, так зачем же ты приехал?

– Я думал украсть ее, если она, конечно, согласится.

– Этого я и боялся, – мрачно сказал вазир, – Значит, у меня действительно не было выбора. Раз ты появился, значит, это судьба. Бери ее, и будьте счастливы.

А я спокойно умру, зная, что она в надежных руках. Вообще-то я когда-то думал отдать ее за своего племянника Низама, бедняга погиб. Так ты согласен?

– Да, конечно! – горячо сказал Али. – Только…

– Что только? Может быть, у тебя еще и условия есть? – иронически сказал Шамс. – На приданое не надейся, из приданого только разграбленный дом, денег нет, на это не рассчитывай. Ты породнишься с самим Туграи. Разве тебе этого мало? Это положение заменит всякое приданое.

– Да нет, мне приданое вообще не нужно, – сказал Али, – Я хотел сказать, что вам не нужно нарушать традиции и устои. Ведь я не простолюдин…

– Да, да, – прервал его вазир, – Я понимаю тебя, ты образованный человек, хафиз, факих, но тем не менее… Не обижайся.

– Дело в том, что я малик, – заявил Али.

– Что? Малик? – опешил вазир. – Ты шутишь?

– Нет.

– И у тебя есть доказательства?

– Али полез во внутренний карман и вытащил маншур о присвоении ему титула малика. Туграи долго и внимательно изучал бумагу, затем вслух прочитал.

– Али Мухаммад Байлакани. Как это могло случиться? Разве ты был близок с султаном? – спросил потрясенный Туграи.

– Нет, мы познакомились случайно, на охоте.

– На охоте, – повторил вазир. – Али, ты не перестаешь удивлять меня.

– Да, а потом я пришел к нему просителем за вас. Я не знал, что он уже простил вас и вернул в Табриз. Мы сидели с ним, пили вино. Он пожаловал мне титул малика.

– Что было дальше?

– Под утро я отправился спать, а на рассвете на лагерь напали татары. Мне удалось скрыться в темноте и общей неразберихе.

– А султан?

– Его увезли слуги, он еле на ногах стоял.

– Почему? Он был болен?

– Он был пьян.

– Вот как.

Туграи задумался, затем позвал слугу и велел принести вина.

– Что же, получается, теперь моя дочь тебе не ровня, – озабоченно произнес вазир. – Но имей ввиду, ты обязан на ней жениться, после того как вскружил девчонке голову. Так ты берешь мою дочь в жены?

– С радостью, – воскликнул Али, – Ведь это же все предрассудки.

– Верно, – легко согласился Шамс, – Я тоже так думаю. Главное, чтобы человек был хороший.

Вошел слуга, неся кувшин и чаши.

– Придется выпить, – сказал Туграи, собственноручно разливая вино по чашам.

– Я думаю, что там наверху простят мне эту слабость. Ведь не каждый день дочь выдаешь замуж за принца. Как хорошо выпить после долгого перерыва, да с легким сердцем, – сказал Шамс, поднимая чашу.

Тем не менее, Шамс пить не стал, лишь пригубил и отставил чашу.

– У меня словно камень с души свалился. Да будет счастлив и прочен ваш союз.

Али выпил и сразу же опьянел, поскольку вино было хорошее, забористое, как сказал бы Егорка, а пил он на голодный желудок. Ему было так радостно, что хотелось закричать. И не делал он этого только потому, что боялся испугать своего будущего тестя.

– К моему великому сожалению, – сказал вазир, – Мы не можем сейчас предаться веселью и радости. Нет времени. Сейчас позовем Йасмин и пригласим моллу, чтобы составить брачный договор. Свадьбу придется отложить до лучших времен.

– А Йасмин разве здесь, не дома? – спросил Али.

От мысли, что сейчас, безотлагательно он увидит возлюбленную, у него так заколотилось сердце, что он даже приложил к нему руку, чтобы унять стук.

– Дома идет нескончаемый ремонт, – сказал вазир, – Поэтому и денег нет. Все, что зарабатываю, уходит на стройматериалы и оплату рабочих. Из-за непрекращающихся войн цены подскочили до небес. Мы живем здесь, причем, очень скромно. Будь, проклят Шараф ал-Мулк. Итак, мой дорогой зять, сейчас мы заключим кэбин. И вы немедленно покинете Табриз. Что скажешь?

– Я поступлю, как вы пожелаете, – сказал Али.

– Хорошо, – молвил вазир и постучал лезвием маленького кинжала, которым он разрезал кебаб, по краю серебряного кубка.

В комнату заглянул слуга.

– Передай моей дочери, что я хочу ее видеть, – приказал Туграи.

Али весь подобрался, перестал, есть и отставил в сторону свой кубок.

– Я смотрю, ты ее побаиваешься, – улыбнулся вазир.

– Есть немного, – сказал Али.

– Ладно, не бойся, она хорошая.

– Я не боюсь, волнуюсь просто. Вдруг она мне откажет, – ответил Али.

Йасмин вошла со словами.

– Здравствуй, отец, ты звал меня?

Лицо ее было закрыто, но от звуков ее голоса у Али перехватило дыхание. Али девушка, словно не замечала. Али почувствовал неприятную тяжесть на сердце. Шамс лукаво улыбнулся и сказал:

– У нас гость, Йасмин, почему ты не здороваешься с ним?

– Здравствуйте, – холодно сказала Йасмин, повернув голову в сторону Али.

– Это Али, – недоуменно сказал Шамс, – Ты что, не узнала его?

– Действительно, это он, не узнала. Как поживаешь, Али?

– Спасибо, хорошо, – ответил Али.

– Рада за тебя.

– Кхм, – произнес вазир, – Ну хорошо, перейдем к делу. Этот благородный господин, его сиятельство Али, оказал нам честь и посватался к тебе. Прежде чем дать ему ответ, я хочу получить твое согласие.

– Оказал нам честь? Что с тобой, отец? Я не сомневаюсь в благородстве твоего секретаря. Но с каких пор он стал называться господином и сиятельством?

– Его положение обязывает, чтобы к нему обращались подобающим образом.

– И какое же у него положение? – насмешливо спросила Йасмин.

– Али Мухаммад Байлакани – малик, иктадар Байлакана.

– Надо же, как долго он скрывал это.

– Он вовсе не скрывал это, титул пожаловал ему хорезмшах.

– То есть наш враг, которому мы обязаны нашими несчастьями.

– Султан, был введен в заблуждение, но раскаялся. – Возразил Шамс. – Но наш разговор повернул не в то русло. Ответь, согласна ли ты, стать женой принца Али?

– Нет, – отрезала Йасмин.

– Нет? – удивился Шамс.

Али повторил это слово про себя.

– Я могу уйти? – спросил Йасмин.

Шамс развел руками и сказал:

– Ну что ж, иди.

Йасмин вышла из комнаты.

– Что с ней случилось, не понимаю, – сказал вазир. – Она все время твердила, что выйдет замуж только за тебя. А я ее все время отговаривал, извини, Али.

– Ничего, – сказал Али. – Мне кажется, что я чем-то обидел вашу дочь, хотя понятия не имею, чем. Можно я поговорю с ней наедине, я прошу извинить меня за эту просьбу. Девушка не должна оставаться наедине с мужчиной до брака.

– Иди, – сказал Шамс. – Ты был с ней наедине гораздо больше времени, чем это дозволено шариатом. Откровенно говоря, этим ты настолько скомпрометировал мою дочь, что вряд ли кто, узнай он об этом, возьмет ее после этого в жены. Мне как-то не приходило это в голову, – засмеялся Шамс.

– Наш благословенный пророк едва не развелся с любимой женой, когда она отстав от каравана, осталась наедине с мужчиной…

– Я помню, – сказал Али, – Мы разбирали это случай в медресе. Пророка, вернее, его жену спасло откровение Аллаха, в котором было сказано, что человек, обвиняющий женщину в прелюбодеянии, должен предоставить четырех свидетелей. С тех пор на протяжении 500 лет ни одни случай прелюбодеяния не был доказан. Но пророк компенсировал эту неувязку легкостью развода.

– Что-то мне не нравится, что ты, еще не женившись, уже разглагольствуешь о легкости развода, – сказал Шамс ад Дин, сурово глядя на Али.

– Простите меня, я заговорился, это теория, моя специальность, когда со мной заговаривают о фикхе, меня несет.

– Да, да, я помню, как мой племянник жаловался мне на то, что порой чувствует себя неучем, когда ты начинаешь разбирать чье-нибудь дело. Он даже побаивался, что твои качества станут настолько очевидны, что его сместят за профнепригодность, а судьей Табриза назначат тебя. Но этого не произошло, судьей назначили Изз ад-Дин Казвини, самого продажного юриста нашего города. Иди и если тебе не удастся ее убедить, то я прибегну к своему отцовскому праву, выдам ее замуж против ее воли. Передай ей это. Правда, мне не хотелось бы этого делать. Так что, Али, прояви свое красноречие. У нас мало времени, вы сегодня должны уехать.

– Сегодня?

– Да, в крайнем случае, завтра на рассвете. Вместе с остатками хорезмийского гарнизона.

– Я им не доверяю, – сказал Али.

– Они мне обязаны, я спас их от расправы.

– Я не думаю, что они будут благодарны вам, тем более, когда татары войдут в Табриз, а вы потеряете свое влияние. Простите. Они по большей части вероломны и склонны к грабежам и насилию.

– Иди, – сказал вазир.


В прежние времена в доме администрации вазирата у Шамса было две комнаты, где он мог отдыхать в середине дня. Сейчас он жил здесь с дочерью, пока в особняке шел ремонт. Одну комнату занимал он, другую Йасмин. Когда Али вошел в комнату, Йасмин стояла у окна, выходящего в тенистый сад. Она не обернулась, но Али понял, что она знает, кто вошел.

Красноречие требует особых условий. Таковых не наблюдалось. Он молчал так долго, что Йасмин не выдержала.

– Ну, что надо?

– Я, это… – сказал Али, и замолчал, мучительно пытаясь найти слова.

После долгой паузы Йасмин по-прежнему, не оборачиваясь, тяжело вздохнула.

Тогда Али добавил:

– Я не понимаю, что случилось. Я чем-то обидел тебя?

– А ты сам как думаешь?

– Ума не приложу.

– А я тоже не понимаю, как ты мог явиться сюда и посвататься ко мне. Мы не виделись полтора года. Что ты о себе возомнил, что я все это время ждала тебя?

– Я, конечно, виноват перед тобой, но не думай, что все это произошло по моей воле. Сначала я помогал другу, потом у меня не было о тебе никаких известий.