Я плыла в свете раннего утра, неистово расплываясь по ветру, и не было такого места, где бы я не присутствовала – я оказалась неотделимой от остального мира. В сладостном плену я растворялась в крыльях бабочки, ночной тени, отбрасываемой веткой тиса, свежести фиалки. Звездный свет струился в моих венах, а сердце перемалывало гром даже тогда, когда я морской пеной плясала на рифах Тинтагеля. Радость отражалась отголосками и во мне, и во внешнем мире, но медленно, постепенно срасталась с утренней тишиной, а мое имя зазвенело птичьей песней и падающей на землю росой.

– Гвен, – Нимю наклонилась надо мной. – Что случилось? С тобой все в порядке?

Пропитанная сладостным ощущением, я скрючилась на земле и рыдала без всяких причин. Сердце невероятно болело, и я застонала, когда жрица поставила меня на ноги.

– Она ушла? – глупо спросила я, понимая, что никогда бы не пришла в сознание, если бы Великая Мать была по-прежнему здесь.

Нимю тихо рассмеялась:

– Не более, чем обычно уходят боги. Она ведь говорила прямо с тобой? Я прочитала это по твоему лицу и была вынуждена закрыть глаза – так сильно чувствовалось в тебе ее присутствие.

– Во мне? – прошептала я, потрясенная мыслью. Прежде Богиня говорила только через Нимю.

– И что она сказала? – жрица растирала мне виски, по своему опыту зная, какие боли мучают человека после таких визитов.

– Она объяснила… – начала и запнулась я. Память была абсолютно чистой. Я понимала, что хотела сказать Богиня, но не находила слов, чтобы это выразить. – Она сказала… Грааль… он для всех, – наконец путанно закончила я.

Жрица кивнула, хотя я точно не знала, то ли потому, что поняла, то ли оттого, что соглашалась: встречу с Богиней мне не удастся передать словами. Поняв, что я могу идти, Нимю подобрала корзину с травами, и мы отправились обратно в Карлион.

Отъезд на поиски Грааля был назначен на следующий день, и у меня не было ни времени, ни желания делиться с кем-нибудь тем, что произошло со мной. К тому же Ланселот уезжал, а Нимю уже знала, и говорить больше было некому. С Артуром я не хотела делиться такими вещами.

В последний вечер при дворе рыцарей пригласили на грандиозный праздник. Мы растворили ворота, чтобы под древними сводами базилики с членами Круглого Стола смешались крестьяне, ремесленники, мастеровые и местные военачальники. Все много пели и плясали, хотя я заметила, что всему этому Ланселот предпочитал беседу с сыном. То и дело звучали тосты во славу наших героев. Иронсид громко хвалил оружейника, который, хоть и не имел времени изготовить новую кольчугу, по крайней мере починил старую. Гавейн пил ровно столько, чтобы не обидеть провозглашавших тосты – негоже начинать поиски грааля с головной болью.

В тот вечер рядом со мной сидел Кэй и с презрительным терпением взирал на празднество. Я вспомнила рассказ Динадана о его неразделенной любви и удивилась, почему дама его сердца не удосужится заглянуть за его едкую напускную внешность. Ведь, несмотря на острый язык, Кэй был человеком высоких принципов и огромной отваги.

– Ты только подумай, – удивлялся он, поворачивая одно за другим многочисленные кольца, украшавшие его пальцы, – сколько за ночь состоится обрядов благословения и очищения. Ведь в испытании участвуют представители всех религий.

– Да? А я об этом и не подумала.

– М-да, – пробормотал он. – Отец Болдуин исповедует и принимает покаяние у христиан, а утром собирается отслужить мессу. Лионель и последователи Митры вот-вот незаметно улизнут в свою часовню в подвале – ты ведь знаешь, как они оберегают от чужих глаз свои обряды. Катбад и Гвин Нитский предложили на восходе луны нечто вроде общения с древними богами, а Нимю рассчитывает благословлять на рассвете. Один из местных священников также хочет принести жертву в храме Дианы, так что можно сказать, – добавил он с улыбкой, – что двор Артура сегодняшней ночью будет необычайно освящен.

– Мы это переживем? – спросила я. Сенешаль наигранно нахмурился.

– Будет зависеть от вашего величества, дадите ли вы нам превратиться в святых, – ответил он, и мы оба рассмеялись.

В самом деле, налет святости, который ощущался следующим утром при дворе, носил чистый и экуменический характер. Мы с Артуром сидели на помосте, устроенном в полукруглой апсиде базилики, и наши руки покоились на резных подлокотниках специальных кресел, которые раздобыли для нас в Карлионе. По обеим сторонам возвышались подставки для ламп, выкованные местными кузнецами в виде драконов. Каждое из чудовищ несло на себе несколько масляных светильников: на изгибе хвоста, на складках тела, сжимало в когтях, вздымало вверх на гордой голове. Яркое пламя отражалось в тяжелой короне, венчавшей голову Артура, рассыпалось отблесками на моем обруче на шее. На боку у Артура висел Эскалибур, и царственный аметист сверкал на рукояти великого меча.

Многочисленные друзья Круглого Стола собрались на скамьях в нефе, который в центре открывался в обширный придел. Солнечный свет, проникавший сквозь верхний ряд окон, освещал живописную картину: яркие, богатые одежды кельтских военачальников, римских аристократов, румяных кимвров из Уэльса и Корнуолла и даже каледонского вождя. Пикты в тот год не прислали своих представителей – они сдерживали натиск Ферсуса из Дамбартона, и я гадала, примет ли участие в поисках грааля странный темный народ с изящными татуировками.

Люди ерзали в ожидании появления рыцарей. Священники расположились с нами на возвышении. Нимю в белом платье сидела, сложив руки и опустив глаза. Отец Болдуин был столь же торжественен, и даже Катбад принял серьезный вид, хотя из толпы зрителей доносилось перешептывание.

По знаку Артура геральд поднял свою видавшую виды трубу и проиграл сигнал, резкий и мелодичный одновременно. По двое рыцари вступали в базилику и двигались вдоль нефа. У каждого на шее висела гирлянда цветов, а рядом торжественно шел мальчик, держа в руках зажженную свечу. Облаченные в красивые полотняные туники, с новым вооружением, в начищенных шлемах и шерстяных плащах, рыцари выглядели бесплотными духами, когда стояли перед помостом и кланялись нам. Благоговейный трепет охватил участников испытания и зрителей.

Отец Болдуин произнес краткую молитву, Нимю окунула березовую ветвь в травяной настой и им окропила собравшихся, а Катбад призвал богов указать рыцарям путь к волшебному сосуду, в котором содержится сущность естества.

Глядя на собравшихся вместе воинов, представлявших собой такое странное и разнородное общество, я опять пожалела, что среди нас нет Мерлина.

Это он предсказал, что под знаменами Артура объединятся различные люди и за Круглым Столом познают вечную славу. Их происхождение не будет иметь значения – они станут частью дела гораздо более грандиозного, чем они сами, члены Братства, чьи имена прославятся в веках.

И вот шествие началось. Один за другим они преклоняли перед нами колени. Великолепные в своей целеустремленности, они по-своему любили нас так же сильно, как и мы любили их. Вместе мы разработали форму государственного правления, которая будет жить вечно, и теперь я протягивала руку каждому, благодаря за службу и благословляя.

Когда церемония завершилась, все рыцари медленно повернулись и, приняв из рук детей, приведших их в неф, свечи, так же парами пошли между расступившимися перед ними зрителями. Люди замерли, будто тайна, которой посвятили себя воины, словно поток, подхватила и всех остальных.

Артур помог мне сойти с помоста – с годами королевский наряд казался мне все тяжелее, – и я заметила, что на его лице от забот залегли морщины. Я нашла его руку и ободряюще сжала, а он вел меня через толпу притихшей знати. Выйдя из базилики, мы заняли свои места на ступенях, а Братство расположилось справа и слева под крытой колоннадой, обрамлявшей площадь. Кэй и Бедивер стояли рядом: какое бы приключение ни манило рыцарей, они всегда оставались с нами, если мы в них нуждались.

Воины разбились на маленькие группки, вскочили на лошадей и пожелали друзьям доброго пути. Каждый из них последует своей дорогой, как только они минуют арку площади, а пока все они шествовали мимо ступеней базилики и в последний раз салютовали монархам.

Первыми проследовали Гавейн и оркнейцы. Разодетые в роскошные костюмы и украшенные драгоценностями с изображением Красного Дракона на рукавах, они представляли собой великолепное зрелище и, уверенные в себе, радостно махали нам руками.

Затем прошествовали рыцари, не представлявшие определенного клана, а объединившиеся в разнородную группу – от Паломида на дорогом арабском жеребце до Багдемагуса, восседавшего на коне-тяжеловозе, и его оруженосца на верховой лошади. Ламорак задержался, чтобы попрощаться с нами, а Динадан только улыбнулся и поднял большие пальцы вверх. Замыкала парад группа Ланселота с Галахадом во главе. Лицо юноши светилось надеждой, а свой белый щит с красным крестом он держал так, словно это был символ его чести. Следом за ним Персиваль старался справиться со своим новым боевым конем, которого подарил ему Артур, дальше ехали Лионель и Борс и, наконец, одетый во все черное Ланселот. Его огромный жеребец Инвиктус встал на дыбы и закусил удила, но бретонец быстро справился с ним и торжественно поклонился мне и Артуру.

При виде всех этих людей толпа под колоннадой загудела, а у меня к горлу подступили слезы страха и гордости.

Несмотря на святую цель, приключение представлялось рискованным, и я внезапно подумала, что кто-то из них может не вернуться. Тревожная и пугающая мысль в разгар торжественного исхода, но в последующие дни она преследовала меня постоянно.

24

ИСПЫТАНИЕ

– Что это ты делаешь? – спросила я повариху, которая раскладывала на кухонном столе смесь из самых разных цветов и листьев. Я привыкла к тому, что она вывешивает над дверями пучки дубовых, ясеневых веток и колючих кустарников, чтобы прогнать фей, хотя она же выставляет на ночь миску с чистой водой, чтобы духи, если они не ушли, смогли искупать своих детей. Она же вела нескончаемую войну с домовым, который шутя переворачивал горшок с капустным супом и страшно веселился, видя ее расстроенное лицо. Но это было что-то новенькое.