Я была благодарна Лансу за то, что он дал ему возможность выбора. По крайней мере, после этого меня не будут обвинять в двух смертях.

По совету Бригит я провела следующие два дня в постели, обдумывая случившееся.

Ланс боялся за жизнь верховного короля, и это объясняло его поведение. Теперь можно было надеяться, что он будет относиться ко мне с меньшей подозрительностью, а если поймет, что мы оба преданы Артуру, мы сможем когда-нибудь стать друзьями.

Труднее было понять, почему никто из наших рыцарей не пришел мне на помощь. Понятно, что их запугали и сбили с толку еще в начале праздника, до отравления юноши. Может быть, они уже тогда знали о колдунье и поняли мои намерения превратно, как понял их Ланс. Но все это казалось невероятным, потому что об этом знали только Бригит, Фрида и… Моргана.

Я со вздохом откинулась на подушки. Сколько я могу прощать Моргану? Она была по-своему красивой и упивалась своим положением, верховной жрицы, совершенно убежденная, что является любимицей богов. Каждый в Британии благоговел перед Морганой, и, когда в первый раз увидела ее, я тоже испытывала чувство благоговейного ужаса.

Но, кроме того, Моргана была, склонна к приступам раздражения и иступленного бешенства. Я закрывала на это глаза, надеясь, что ее ненависть ко мне затихнет, как и ее роман с Акколоном. Но теперь оказалось, что Моргана зла на меня не только из-за того, что я знала о ее связи. Возможно, ее обижало то, что я была в таких близких отношениях с Игрейной, а она нет. Или, может быть, она не могла простить Артуру, что он стал верховным королем. Я пыталась разрешить семейные ссоры, но Моргана все больше ненавидела меня.

Я не думаю, что она могла подложить яд. Моргана помогала Артуру вступить на трон, поэтому она, несомненно, не хотела, убивать его. Но ее умение использовать, подходящий момент и стремление обвинить меня в убийстве нельзя отрицать. Мне было страшно представить, но, если бы Ланселот проиграл поединок, к этому часу мы оба были бы мертвы. Из-за Морганы.

К вечеру второго дня болезни я решила пренебречь советами Бригит и выйти. Я хотела обсудить с Владычицей Озера кое-какие дела.

– Она вчера уехала, – нахмурившись, сказала кухарка, чистившая рыбу, – и даже не попрощалась со мной. Они уехали все вместе.

Кухарка перевернула рыбину и стала чистить ее, от раздражения делая резкие движения, от которых серебряные чешуйки разлетались в стороны. Разозлившись на свою золовку, я резко отвернулась.

Приехать ко мне и смертельно оскорбить меня при встрече! Делать намеки, осмелиться обвинить меня в убийстве и расставить сети так искусно, что даже верховный король не смог остановить се! Поставить под угрозу мою честь и мою жизнь и после этого исчезнуть!

Я ругала се самыми последними словами, направляясь в комнату, где стоял длинный стол и где мы с Артуром занимались делами королевства. Но моего мужа Моргане не удалось провести. Артур сдержан в своих проявлениях любви, но я чувствовала, что он верит мне.

Ланс с Артуром изучали один из свитков Мерлина, и, когда я вошла, они оба приветливо заулыбались. Ланселот впервые, проявил ко мне какие-то добрые чувства и поприветствовал меня.

– Мне кажется, я должен извиниться перед тобой, госпожа, – сказал бретонец, идя мне навстречу.

– Я должна тебе гораздо больше, – ответила я, протягивая руку.

– Мы оба в долгу перед ним, – вмешался Артур, беря нас за руки и сжимая наши пальцы. – Мы многим ему обязаны, и с этого дня Ланс будет зваться Рыцарем королевы. Эту честь он заслужил в поединке.

В голосе Артура слышалось облегчение, как будто он тоже чувствовал неприязнь между своим, первым рыцарем и женой и теперь был доволен, что все благополучно разрешилось.

Минуту мы стояли, смеясь и сияя от радости, потом Артур отпустил наши руки, и мы втроем пошли к столу.

– Итак, – начал Ланс, – поединок удовлетворил старых богов и изменил отношение придворных к смерти того несчастного юноши. К счастью, и мой противник, и я получили только несколько ссадин, и мне было жаль, что парень уехал домой: он мог бы стать полезным нам в нашем Братстве.

– Но это не дает ответа на вопрос, кто положил яд в кубок и зачем, – сказала я, поднося стул и усаживаясь напротив мужчин.

– Об этом мы и говорили, – Артур свернул свиток и затянул его свинцовым зажимом, чтобы свиток не разворачивался.

– Кажется, паж Уриена видел, что кто-то брал кубки, когда Эттарда разговаривала с Гавейном. У того человека не было значка участника, но на турнире было так много незнакомых людей, что паж ничего не заподозрил. Он, правда, запомнил шрам на щеке незнакомца, доходящий до подбородка, но это все. – Артур посмотрел на меня и кивнул. – Я приказал рыцарям выследить его, но сомневаюсь, что они его смогут задержать – у многих воинов такие шрамы. Кроме того, у каждого короля есть враги, и я не собираюсь тревожиться из-за этого человека. Меня больше беспокоит то, что понятие справедливости уступило место старым представлениям. – Он отвернулся от стола и принялся ходить по комнате. – Подумайте, поединок вершит правосудие! Поединок не помог найти преступника. Кажется издевательством, когда судьба королевы зависит от выбора участников поединка. Мы должны утвердить понятие справедливости, основанное на законе и ответственности. Это единственный путь сохранить цивилизацию.

– Ты должен сказать об этом Моргане, – заметила я.

– Она-то согласилась с этим, – весело сказал Артур. – Мы долго разговаривали после того, как ты ушла с праздника. Моргана была расстроена из-за того, что не поняла моего приказа приехать в Силчестер после похода в Ирландию, она ожидала повторного приглашения, но его не последовало. И Моргана переживала, что приказала устроить поединок, ставший судом. Моргана сама не одобряет таких судов. Но рыцари, узнавшие, что яд предназначался мне, способны на многое. Это было лучшее, что она могла сделать, чтобы сдержать волнение толпы. Я выразил ей нашу общую благодарность.

Эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.

– Благодарны! Черт возьми! Эта женщина обвинила меня в убийстве, Артур! Уже два года она на что-то в обиде, и это превратилось в какой-то клубок заговоров, интриг и лживых обвинений…

Моя речь оборвалась на полуслове. Я стояла напротив мужа, глядя ему в лицо. Я надеялась прочесть в его взгляде понимание и тревогу за меня, но Артур словно спрятал свое лицо за маской безразличия.

Артур отошел от меня и направился к длинному столу, за которым Ланс спокойно изучал карту.

– Моргана рассказала мне, Гвен, почему ты невзлюбила ее, подрывала у женщин уважение к ее положению. Я считаю, что при таком твоем отношении к ней она вела себя всепрощающе и– с пользой для нас. Я не желаю больше об этом слышать, но хочу, чтобы ты попыталась искупить свою вину перед ней.

Я смотрела ему в спину и старалась не расплакаться при Ланселоте, испытывая неловкость, оттого что наша первая ссора с Артуром произошла при постороннем.

Взбешенная, я повернулась на каблуках и вышла из комнаты, не оглядываясь.

В зале были Пеллеас и Гавейн, и я уговорила их отправиться со мной на прогулку верхом. Вскоре мы уже мчались по холмам и вдыхали чистый сельский воздух.

Но я обещала себе, что в следующий раз я уже буду готова к выходкам Морганы. Владычице Озера не удастся снова сделать, меня легкой мишенью толпы.

– Гвен, если варвары-саксонцы провозгласят свои законы, то бритты, несомненно, могут сделать то же самое! – В голосе Артура слышалось разочарование. После поединка он вынашивал мысль о своде общих для всех законов. – Я совсем не хочу возвращаться к старой римской системе, – ворчал он, – нужно просто восстановить основные принципы правосудия, на которые смогут полагаться все граждане королевства. В этих принципах была сила Империи, и они помогут сплотить Британию.

– Вот в этом-то и трудность, – вмешался Ланс, – короли-вассалы боятся всего, что не усиливает их власть… едва ли половина из них может рассчитывать на преданность своих подданных. – Он изобразил голос короля Марка: – «Если мы утвердим этот глупый закон, придуманный верховным королем, то люди начнут называть его императором, и кем тогда будем мы?»

Ланс так мастерски передразнил толстого корнуэльского короля, что мы с Артуром рассмеялись.

Мы возвращались с побережья Ньюпорта и ехали друг за другом по дороге в Каэрлеон, где должны были провести зиму. Кэй заготавливал припасы и собирал наших подданных в отряды, чтобы они помогали чинить дороги и запруды, а Гавейн поддерживал боевую готовность воинов. Мы с Артуром занимались государственными делами, и обычно с нами был Ланселот. Я украдкой посматривала на бретонца. К концу осени он уже держал себя свободно со мной, и мы стали часто собираться втроем, как когда-то это делали с Бедивером. Часами мы обсуждали множество идей, связанных с Делом, болтая, смеясь и споря, но ни один из нас не осознавал, что скоро произойдет что-то гораздо более великое, чем наши теперешние мечты.

Было тепло, и мы заезжали во владения королей-вассалов по южному побережью Уэльса. Это были места, где родилась Игрейна, земля пологих зеленых холмов и обдуваемых ветром долин, окаймленная песчаными берегами. Здесь, было много городов, которые еще не начали разрушаться и пустеть.

Люди этих мест были удивительны. И в старинных замках, сложенных из грубо отесанного камня, сохранялась былая роскошь. Пока еще саксонская чума не добралась до этой земли, и в гавани все еще заходили корабли из Средиземного моря. Знать отправляла своих детей учиться на континент, а некоторые даже ездили в хитроумных повозках, называемых каретами.

У Агриколы было такое средство передвижения, и он вез меня в карете, когда я ехала на юг, выходить замуж на Артура. И теперь, когда мы жили недалеко от Демеции, он отдал ее в мое распоряжение. Карета была гораздо легче крестьянской тележки, и, когда лошади, мчались галопом, мы неслись в ней по мощеной дороге, как облако в утреннем небе. Я снова вспомнила заветную мечту детства – стать воином, и чувствовала себя Будиккой[2] в ее плетеной боевой колеснице, ведущей бриттов на битву. Если бы Артур так безжалостно не высмеивал меня, я попросила бы оставить карсту нам навсегда.