— Но кто же на нее претендует? — спросила я, все еще не понимая, какое отношение это имеет к нашим делам в Регеде.

— Эдвен говорит, что многие недовольны такой приверженностью к Риму и хотят, чтобы верховная корона вернулась к старым кельтским семьям, которые обладали властью до начала Смутного времени. Поскольку верховный король выбирается с общего согласия, многие могут соперничать за почет и власть, которые приносит этот титул.

Его черные, пронзительные глаза пристально следили за мной.

— Скажи-ка, — сказал он, — как бы ты отнеслась к тому, чтобы верховная корона была бы отдана, например, Уриену?

— О…

Ответить было совсем не просто, поскольку Уриен являлся нашим соседом. Мне, конечно, не нравилась мысль, что он может стать верховным королем и над нами. Я молча кивнула, снова уставившись в воду и думая о том, какими обманчивыми и изменчивыми кажутся происходящие события, когда начинаешь докапываться до их сути.

Я вздрогнула и заставила себя забыть о верховном короле и его наследнике. Мы приближались к плавучим домам, расположенным на далеком озере Мильтон — даже верховный король вряд ли смог бы отыскать нас там.

Дома, возраста которых никто точно не знал, стояли на островах из грязи, хвороста и бревен, очень напоминая гнезда чомги. Летом в них чудесно, когда челноки привязаны к верандам, окружающим каждый дом, и вода, открывающаяся взгляду со всех сторон, действует умиротворяюще. И даже зимой пол из начищенных досок и уютные спальни, заливаемые теплом от очага, сложенного из камня-плитняка, так же удобны, как и любой круглый дом на холмах.

В тот год погода была мягкой, возмещая, вероятно, ужасы прошлой зимы, и много раз по утрам Кевин и я брали лошадей на рассвете и катались по тихой, затянутой туманом земле, наблюдая за восходом солнца. Зимние камыши вдоль берега озера, казавшиеся черными из-за тумана, внезапно расступались, когда с пронзительным криком взлетала цапля, и мое сердце взлетало вместе с ней. Даже голые, черные ольхи становились красивыми, когда солнце подсвечивало иней на ветках, сверкавший, как осколки драгоценных камней.

Именно в такое утро мы наткнулись на путника, спящего в шалаше из ветвей и сучьев. Любой неизвестный человек, живущий в лесу, казался непонятным и зловещим, потому что только преступники или сумасшедшие устраивали себе здесь жилище. Кроме того, драные одежды этого существа едва прикрывали татуировки, выдававшие в нем пикта — представителя странного, непокорного народа северных высокогорий, пившего вересковое пиво и обладавшего суровой решимостью. Кети говорила, что их свирепость и издевательства были так ужасны, что римляне построили Стену, чтобы отгородиться от них. Я резко сглотнула и направила Быстроногую прочь, а Кевин рассмеялся.

— Как же ты будешь кельтской королевой, если поворачиваешься и убегаешь при первой же опасности? — уколол он меня. — Давай выясним, кто он такой.

Я начала было протестовать, но Кевин схватил сосновую ветку и начал щекотать ей лысеющую голову спящего.

Остановленные на бегу лошади нетерпеливо гарцевали, а в морозный воздух поднимались облачка. Галлдансер, всегда любопытный, опустил голову и осторожно дунул на голую ногу незнакомца.

— Боже, помоги мне, — пробормотал оборванец, пытаясь укрыться от уколов сосновых иголок и подтянув ноги под накидку из шкуры волка. — Ладно, ладно, встаю, — добавил он с завидным добродушием.

Он медленно сел и потер глаза, а мы в изумлении смотрели на него. На шее у неизвестного висел деревянный крест, и он перекрестился, хотя было неясно, является ли это приветствием или самозащитой. Кевин отбросил ветку сосны в сторону.

— Куда направляешься, отец? — спросил он, учитывая временный характер убежища незнакомца и отсутствие кострища.

— В монастырь Уиторн, конечно, — последовал ответ.

— Как давно ты ел? — спросил мой спутник, и пикт печально ухмыльнулся.

— Над этим я задумываюсь не часто, — ответил он, — потому что привык довольствоваться тем, что посылает мне господь.

Итак, мы показали ему направление на озеро и быстрым галопом поскакали домой. Прибытие любого гостя — причина для волнения, а появление такого странного и необычного человека непременно обещало стать интересным событием.

Мы оставили лошадей на попечение Руфона и с криками ринулись по настилу к дому.

— Гость на подходе… гость, Гледис, гость!

Кухарка оторвалась от горшка с овсяной кашей, которую мешала, почти не выразив удивления.

— В это время года? — спросила она, и мы рассказали ей все, что знали, пока она накладывала в миски густую, горячую кашу и ставила их перед нами.

— Ну, ему придется довольствоваться тем, что у нас есть… густая овсянка и подливка из сливок. — Она пожала плечами.

— Я уверена, ему хватит, — вставила Бригит, явно взволнованная мыслью о таком госте. — Святым людям много не нужно, ты же знаешь.

И вот появился отец Брайди, рваные одежды которого и неряшливый вид никак не вязались с его глазами, излучающими веселье. Он провел с нами день, и изо всех домов выходили люди, собирались вокруг него и засыпали его вопросами. Тем вечером и мой отец присоединился к нам, чтобы у костра послушать рассказы путника о жизни на лоне природы и о монастыре в Уиторне, в котором была даже библиотека.

— Там есть свитки, дощечки с надписями и разные сочинения, некоторые с картинками и с прекрасными обложками, и другие — старые и хрупкие, но все они несут слово Божье.

Его глаза горели восторгом, и Кевин с напряжением слушал его.

— Я намерен вернуться туда, — продолжал отец Брайди, чтобы пожить с моими друзьями-монахами; на некоторое время я покончил с жизнью отшельника.

— Разве ты не боялся, — спросил Кевин, — скитаться по лесам совершенно один, без еды, огня и без спутника, который мог бы тебе помочь?

Наш гость улыбнулся, лицо его было мудрым и привлекательным.

— Любовь к богу и знание того, что он защищает меня от волка, медведя, голода и дурных людей, делает жизнь прекрасной независимо от того, где я нахожусь. Когда за мной стоит Белый Христос, мне не нужно бояться зла, копить золото, желать роскоши. И всегда, всегда я возвращаюсь в монастырь с чистой душой и восхвалениями господу.

Многие из наших людей восхищенно закивали, потрясенные верой, вселявшей в этого человека такую храбрость.

Божий человек провел с нами ночь, и на следующее утро отец разрешил ему отслужить мессу в одной из надворных построек на берегу.

Руфон бурчал по поводу подобных поступков, но Бригит и другие местные жители, также исповедовавшие христианскую веру, были очень довольны.

Позже, когда монах собрался продолжить свой путь, все столпились вокруг, чтобы пожелать ему добра. Несколько человек попросили благословения, и он перекрестил всех нас — и язычников, и христиан.

— Не забывайте, — крикнул он, сворачивая на тропу, ведущую вдоль берега озера, — монастырь принимает каждого, кто хочет найти утешение в Христе. Вам нужно только прийти туда.

Бригит, Кевин и я стояли на настиле, махая ему руками вместе с остальными домочадцами и наслаждаясь чувством общности, принесенным пиктским монахом. Я обняла своих друзей и прижала их к себе в порыве любви и признательности.

Лучшей семьи и более приятного образа жизни и быть не может, думалось мне.


12 ИРЛАНДСКОЕ СЕМЕЙСТВО


— День был долгим, госпожа, — сказал первый рыцарь Артура, приветственно кивая мне, осадив лошадь возле нас. Он обратился к Бригит: — Я думаю, что вскоре мы выедем на тропу, поскольку недавно проехали мимо мильного камня. Ирландка показала на лесок впереди.

— Поворот вон там. Что касается меня, то я буду ужасно рада слезть с лошади и снова почувствовать под ногами твердую землю!

Мы съехали с дороги и, немного попетляв, выехали на склон холма, с которого открывался вид на усадьбу семьи Бригит.

Круглые дома стояли плотно друг к другу, окруженные насыпью и рвом, а за ними тянулись поля и конюшни, построенные на отвоеванной у дикой природы земле. Сбоку стоял свинарник, и ряд меньших по размеру камышовых крыш закрывал ямы для хранения зерна и других зимних припасов. Две лошади прядали ушами, возбужденные нашим появлением. Я подумала, не тс ли это лошади, которых мой отец подарил Ангусу, когда их семья впервые появилась в Регеде.

Тропа снова скрылась между деревьями, и мы проехали мимо группы берез — их сережки сверкали золотом под полуденным солнцем. Стволы некоторых деревьев были в подтеках, и это свидетельствовало о том, что нам предложат молодое вино из березового сока. Было ясно, что семья Бригит умело обрабатывала свои земли, и я с удовольствием подумала, что это стало возможно благодаря моему отцу.

У ворот нас встречала вся семья. Взрослые, как я и помнила их, были крупными и рыжеволосыми. Детей стало больше, и одна молодая женщина была беременна.

После приветствий и представлений мы все разошлись по домам, где нам предстояло остановиться.

— У нас редко бывает много гостей, — застенчиво улыбнулась мне Унаг, мать Кевина.

— И вдобавок таких важных, — вставила мать Бригит, провожая меня в ткацкую, отведенную для нас. Дом был настолько большим, что для поддержки крыши установили второй ряд столбов, и между ними и стеной стояли кровати с высокими спинками. Незаконченный кусок холста висел на ткацком станке у входа.

— Не хочешь ли отдохнуть перед обедом? — спросила хозяйка. — Придется немного подождать, пока еда будет готова.

— Благодарю, но мне хотелось бы немного погулять. Мы весь день ехали верхом, и неплохо бы размять ноги, — ответила я.

— Ну да, конечно же, я должна была сообразить это. Может быть, ты хочешь, чтобы Бригит показала тебе дом? У нас, конечно, не дворец, но мы все сделали сами, и это самый настоящий дом. — Женщину переполняла заслуженная гордость.