– Ах, ну гораздо лучше, когда в человеке и то, и другое вместе! – Фабиан стала энергично обмахивать себя веером из перьев фламинго и восторженно закатила глаза.

Лаура опустила вниз глаза. Не проходило и ночи, чтобы она не думала о Доминике, его сильном теле, его резком волнующем голосе. Он был нужен ей.

Извинившись, девушка вышла в сад. На деревьях, словно драгоценные украшения, расселись длиннохвостые попугаи. Птицы прятали свои головы под крылья, закрываясь от последних лучей заходящего солнца. Когда Лаура спустилась на дорожку, закат стремительно догорал над морем и на землю бережно опустилось покрывало ночи.

На застекленной веранде зажглась спичка. Лаура сразу отступила за дерево, заметив профиль Доминика. Она видела, как мужчина поднес огонек к сигаре, затем бросил спичку в темноту и яркий светлячок сигары, медленно покачиваясь в такт шагам, двинулся по веранде. Внезапно девушка услышала:

– Зайди и посиди со мной, Лаура!

Казалось, его глубокий голос проник сквозь ее поры и нежно коснулся самых чувствительных струн ее сердца. «Как он сумел заметить ее в такой темноте?»

– Хочешь, я зажгу спичку, чтобы тебе было виднее?

Ей не нужна была спичка. Девушка направилась к нему словно загипнотизированная звуком его голоса, поднялась наверх и остановилась прямо возле яркого светлячка его сигары.

– Я очень скучал без тебя, Огонек!

Она облокотилась о перила и постаралась унять дрожь во всем теле. Почему все время в его присутствии она ведет себя как школьница.

– Люди твоего отца теперь сами уже справятся. Мне больше нет смысла тут оставаться.

Она знала это, знала уже несколько дней. Она и сама не хотела уже здесь жить. Ее место в Новом Орлеане… с Домиником.

Лаура снова услышала его голос.

– Я обещал Сент Джону привезти назад домой Иду.

Она поняла, что он хочет уехать… без нее. Это он так прощается с ней.

– Он будет рад увидеть ее, – наконец, сумела сказать девушка, из последних сил стараясь не заплакать.

– Тебя он тоже будет рад видеть.

– Меня?

– Я не уеду с этого острова без тебя.

– Но я думала… я тебя оскорбила, обидела…

Доминик выбросил в темноту свою сигару и повернулся к ней.

– Меня обижали испанцы, меня оскорбляли англичане, мой Огонек этого никогда не сделает.

Лаура почувствовала, как он подошел к ней совсем близко, затем, обняв девушку, он положил ее ладони к себе на грудь. На секунду его дыхание коснулось ее лица, но уже в следующее мгновение она почувствовала, как к ее губам прильнули мужские губы в поцелуе, полном любви и желания.

Девушка едва не потеряла сознание. Она обняла его за плечи, поднявшись на носки, прильнула к нему всем телом трепеща и все сильнее и больше возбуждаясь от его нежных рук.

– Доминик! Любимый мой! Я так по тебе скучала! – Наконец сумела она прошептать, когда он освободил ее губы. Она спрятала лицо у него на груди и, уткнувшись в отворот его куртки, зарыдала.

– Пойдем домой, Лаура, – шептал он, прижавшись губами к ее волосам. – Поехали домой и будь моей женой.

Ей очень хотелось сказать «да» без всяких условий и все же Лаура не смогла перебороть себя.

– Доминик, я не могу представить свою жизнь без тебя, но я не могу ждать и беспокоиться пока ты будешь где-то в своих загадочных поездках.

Он улыбнулся.

– Больше никаких поездок.

Она откинула голову назад, чтобы взглянуть на него и даже в ночной темноте увидела, что его взгляд открытый и прямой. В нем не было ни тени обмана, ни малейшего желания слукавить.

– И больше никакой контрабанды, никакого каперства?

Доминик озорно улыбнулся.

– Если позволишь, я буду время от времени беспокоить англичан, но только под американским флагом, как мой дядюшка Ренато, и только чтобы помочь американцам выиграть эту войну. Больше я не желаю бороздить океан, чтобы добавлять сокровища в свои сундуки, я перевоспитался.

– Тогда… – глаза Лауры радостно сияли, – тогда, мой дорогой капитан Юкс, у меня больше нет оснований и причин отказываться от замужества.

Его лицо просияло, он склонился к девушке и жадно прильнул к ее губам. Где-то в ветвях деревьев что-то ворковали ночные птицы, им вторили многочисленные насекомые, запевшие свою ночную песнь, а с пляжа из отдалений до Лауры доносился ритмичный мерный гул прибоя или это кровь стучала в ее сердце. Сквозь все эти звуки она услышала:

– Обещай, что ты больше никогда не убежишь от меня, Лаура!

– Обещаю.

– Я больше не смогу перенести разлуку с тобой, – Доминик подошел к столу, зажег свечу и поднес ее к лицу любимой девушки, желая посмотреть на него при свете. Ее глаза были похожи на золотые озера, и слезы у нее на щеках сверкали словно алмазы. Свеча задрожала у него в руке, и сердце гулко забилось в груди. – На земле нет никого прекраснее тебя, Лаура, моя королева!

Девушка вытерла слезы, которые текли у нее по щекам, а Доминик, взяв ее руку в свою, стал целовать кончики ее пальцев один за другим. Своей свободной рукой девушка ласкала его волосы, затем она стала целовать его лицо, глаза, но в следующее мгновение он склонил голову к девичьей шее. Очень медленно и от этого сильнее возбуждая ее, Доминик скользнул губами к ложбинке меж ее грудей. Застонав, Лаура обняла его, однако, когда он начал расстегивать ее пуговицы, девушка отшатнулась.

– Ах, нет, нет, Доминик! Сюда кто-нибудь может зайти.

– Отец?

– Да, он часто гуляет в саду по ночам.

– Тогда пойдем ко мне на шхуну.

– Нет, завтра, любимый мой, – испугавшись, что если она останется с ним еще минуту, то не сможет устоять перед желанием, охватившим ее, Лаура выскользнула из мужских объятий и быстро побежала по дорожке к дому.

После всего, что случилось, она чувствовала, что ее охватила невыносимая радость и ей требовалось время, чтобы побыть одной и привыкнуть к ней.

Доминик еще долго оставался в летней веранде, где только что была Лаура. Он вытащил из кармана своей куртки ее портрет и поднес его к свече, наслаждаясь тонкими благородными чертами лица девушки. Вспоминал, как эта миниатюра перевернула всю его жизнь и подарила ему невообразимое наслаждение. «Она согласилась, вновь согласилась стать моей женой!»

На этот раз ничто не помешает ему в этом. Она будет с ним всегда, вечно. Их не разлучит никто и ничто, даже смерть. Лаура Шартье принадлежит ему и только ему одному.

Доминик снова положил ее портрет себе в карман и, обойдя вокруг дома, подошел к парадному входу. Ему открыл Этьен.

– Я хочу жениться на вашей дочери, – без всякого вступления произнес Доминик.

Этьен Шартье поперхнулся табачным дымом.

– О, боже, я вас благословляю, – произнес он, задыхаясь от кашля и вытирая рукавом слезящиеся глаза. – Но что говорит моя дочь?

– Она согласна.

Этьена охватил такой приступ кашля, что толстяк вынужден был схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Ах, как эта новость радует отцовское сердце, – наконец, произнес он. – Однако, у нас на острове нет священника, вам придется вернуться в Новый Орлеан.

– Мы собираемся туда завтра отправиться после того, как погрузим на корабль ваш табак.


Лаура расположилась возле капитанского мостика, чтобы видеть, как Доминик будет управлять кораблем. Они покинули бухту на следующий день уже после полудня. Внимательно проверив окрестности моря и убедившись, что англичан поблизости нет, Доминик взял курс на север. У него не было времени много разговаривать с Лаурой, однако, пылкие взгляды, которые он бросал на девушку, говорили ей обо всем, что она хотела бы знать.

Когда остров Четеру скрылся за горизонтом, Лаура спустилась вниз. В каюте уже сидела Ида, обмахиваясь гусиным крылом.

– Здесь жарче, чем на кухне у дьявола, – недовольно буркнула она. – Я больше никогда не поплыву с вами на корабль, мисс Лаура.

– Нет? А Доминик хочет, чтобы мы были с ним, когда он будет атаковать британский флот.

– Я не собираться охотиться за проклятыми англичанами! А-а, ты просто смеяться, это совсем не весело.

Лаура налила себе стакан воды и переменила тему разговора.

– Сегодня вечером я ужинаю с Домиником.

Ида подозрительно посмотрела на девушку.

– Ты не ужинать с ним одна.

– Мне уже не двенадцать лет.

– Миста Шартье настрого говорить мне, не спускать с тебя глаз.

– Может он уже и не приедет больше, – Лаура подняла руку, останавливая готовую возразить Иду. – Я знаю, что в такое время года он не сможет покинуть остров. Ну, ладно, все равно он обещал приехать весной.

– А ладно, тогда я следить за тобой до весны. Ваш папа не желать проказ до свадьбы.

– Но он же просто шутил.

– Теперь ты походить на мисс Фабиан.

– Не говори глупости. А вообще она мне нравится.

– Что это делается на белый свет!

– Нет, правда. Я решила, что не должна больше настраивать папу против нее.

– Значит, ты больше не сердиться на свою маму и не сходить с ума?

– У нее своя жизнь, и она может сама отвечать за свои поступки, точно так же как я за свои.

– Я не позволять тебе идти в каюту к тому мужчине совсем одной.

– Раньше ты позволяла!

– Тогда он был ранен, а сейчас он резвый как молодой головастик, и твое лицо говорить мне, что меня есть кое о чем волноваться.

Одев белое красивое платье, которое ей дала Фабиан, взамен испорченного во время бури, Лаура постучала в каюту Доминика вскоре после восьми часов. Ей открыл юнга, и когда она вошла, незаметно удалился.

Стоя у окна Доминик держал в руке стакан с красным вином и его волосы мерцали в свете лампы. На нем были белые брюки и длинная голубая куртка.

– Ты пришла, Огонек! – произнес он тихим прерывистым голосом.

– А ты думал, что я не приду?

Лаура посмотрела на стол, накрытый к ужину. На нем были расставлены посуда из тонкого, почти прозрачного фарфора, серебро, а в центре, в хрустальной вазе лежали фрукты с Четеру. Девушка подумала о том, что ей все же следовало прийти сюда с Идой. Она никак не могла понять, почему не может успокоиться и откуда эта ее неожиданная нервозность.