Но гроза разразилась внутри ее самой, после чего наступило затишье. Счастье переполняло ее через край, глубокое и бездонное. Проницательно взглянув на нее, Эдвард сразу заметил, что она словно светится изнутри.

— Опасность привела вас в… восторг?

— А разве такого не бывает?

— Бывает. Мужчины зачастую испытывают восторг от опасности. Во время битвы, например.

— А женщины?

— Женщины приходят в восторг от любви. Софи улыбнулась:

— Дорогой Эдвард…

— Вы назвали меня «дорогой». Это больше, чем я мог бы ожидать.

— Дорогой Эдвард. Я должна идти. Мадемуазель была столь добра, что предложила мне отдохнуть. Но я сказала, что вполне могу выполнять свои обязанности.

— Бедная мадемуазель! Она обнаружила, что англичанки несокрушимы.

— Бедная мадемуазель, — эхом отозвалась Софи.

«Если бы я только могла защитить ее от постоянной боли, — подумала Софи, — разуверить, что все ее страхи беспочвенны. Но это нелегко. Только время и ласковое отношение помогут мадемуазель Альберт, справиться с этим. Пожалуй, самой трудной задачей в моей новой жизни будет завоевать любовь и доверие этой женщины».

Глядя на Софи, Эдвард испытал необъяснимую грусть. Он хотел, чтобы восторг этих глаз был обращен на него, и чтобы она согласилась уехать с ним в Англию.

«Ах, если бы только я могла рассказать ему обо всем! — с сожалением думала Софи. — Эдвард здесь единственный человек, с которым мне хотелось поделиться своим счастьем».

Князь не поехал к Анне Егоровне. Он написал ей письмо. Поступая подобным образом, Петр Разимов, не то чтобы проявлял трусость, а скорее щадил гордость Анны. Письмо было коротким, она должна все сразу понять и принять их разрыв с честью. Князь выражал намерение сдержать свои финансовые обязательства перед ней, так что это не обсуждалось. Но в конце письма, он все же добавил одну строчку: «Бирюзовые глаза поблекли».

Однако князя беспокоило, как воспримет новость, кузина Елена.

Разумеется, Елена все еще находилась в Петергофе. Он приготовился провести у нее вечер и немного развлечься, поскольку Елена устраивала званый ужин. Анна уже получила его письмо, и он знал, что ему не придется выслушивать ее упреки. Она прекрасно понимала, несмотря на свои ожидания, чего ей не следовало делать. Это была та цена, которую должны платить такого рода женщины, подумал князь, и Анна в глубине души всегда была готова заплатить ее.

Но теперь он любил. Любил впервые в жизни. Чувство, которое князь испытывал к Софи Джонсон, заполняло его целиком. Он был благодарен судьбе за этот подарок. Не многим мужчинам выпадает в жизни такое счастье.

Наконец ужин закончился. Ночь выдалась теплой. В прозрачном, словно призрачном свете он сидел рядом с кузиной на скамейке под вишневым деревом, каждая веточка которого, каждый лист были отчетливо видны. Елена, откинувшись на спинку садовой скамейки, казалось, светилась от радости. Ужин удался. Роскошная бриллиантовая брошь мерцала на ее груди. Князь прислонился к дереву и глянул на нее.

— Вы превосходная хозяйка, Елена, — похвалил он.

— Нетрудно делать то, что любишь.

— Но вам привили это с самого детства. Интересно… — Князь замолчал. — Ладно, не важно. Софи превосходно справится с этой ролью.

— Софи? — удивилась Елена. — Вы говорите о моей гостье, Софье Федотовне? Но с чего это она пришла вам на ум?

— Я говорю о Софи Джонсон.

— Софи Джонсон? — Елена окаменела.

— Вы удивлены. Вам это может показаться странным, но для меня все совершенно естественно. Я люблю ее, и просил ее руки и сердца.

Долгое время никто из них не нарушал повисшего молчания. Когда Елена, наконец, заговорила, князя встревожили не ее слова, а гневный блеск темных глаз Елены.

— Вы попросили ее руки?

— Да, моя дорогая. Вижу, я вас несказанно удивил. Меня так глубоко захватило это чувство, что я не отдавал себе отчета, насколько странным это может показаться другим.

— Но когда. Как? — Елена с трудом выдыхала слова.

— Все случилось само собой. На этот вопрос трудно ответить. Мы любим друг друга. Вот и все.

— Уж она бы ответила, я уверена! — желчно воскликнула Елена.

Князь посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что Елена прикусила язык. Ни при каких обстоятельствах он не должен догадываться об ее истинных чувствах.

— Она бы ответила, дорогой Петр. — Женщина улыбнулась. — О, как слепы мужчины, когда влюблены! Разумеется, Софи Джонсон любит вас — могло ли быть иначе? Половина дам Петербурга, влюблены в вас. Но что вы об этом знаете? Я уверена, Софи, поскольку теперь мне следует называть ее Софи, сразу разобралась в своих чувствах. Любовь для юной особы имеет огромное значение, мой дорогой Петр. Неужели вы думаете, что найдется женщина, которая не сумеет распознать ее признаки?

Елена глубоко вздохнула, наблюдая, какой эффект вызвали у князя ее слова. Она не осмелилась бы противоречить князю, от которого полностью зависела. Но она была матерью, борющейся за своего детеныша. Женитьба князя на гувернантке будет означать крушение всех ее надежд. Гнев, слепой и бессильный, переполнял ее. На мгновение Елена и в самом деле ничего не видела перед собой, и ей пришлось сделать огромное усилие, чтобы взять себя в руки.

Князь улыбался.

Еще бы, эта маленькая негодяйка, не влюбилась в него, со злостью подумала Елена. Ведь князь один из самых завидных кавалеров Петербурга. Она вновь откинулась на спинку скамьи, изображая спокойствие, хотя в душе вскипела от возмущения.

Для нее это настоящий удар, подумал князь и почувствовал, как его наполняет гнев. Неужели кузина и в самом деле надеялась, что он никогда не женится?

— Алексис ни в коей мере не пострадает, — заверил он.

— Ну да! Пока у вас не появится собственный сын!

— Разумеется, Алексис не унаследует мой титул. Но я достаточно богат, чтобы обеспечить не только своего сына. Софи щедра. Она не станет возражать.

— Возражать? Мой дорогой Петр, но ведь она всего лишь гувернантка! Этот брак не мог привидеться ей даже в самых немыслимых снах!

— Я нахожу ваше замечание недостойным.

— О, Петр, будьте хоть капельку благоразумны! Что скажет на это петербургское общество?

— Не имеет значения!

Под горящим взором князя Елена зажмурилась. Если есть способ избавиться, от этой дрянной гувернантки, его нужно найти. У кого ей искать поддержки? У мадемуазель Альберт? У Анны Егоровны?

— Так вы не хотите пожелать мне счастья, дорогая кузина?

— Ну что вы! Простите меня. Огромного вам счастья, мой милый Петр. — Она сладко улыбнулась, стараясь казаться искренней. — Но ваша новость застала меня врасплох. Я до сих пор не могу в это поверить. Не спорю, девушка благородного происхождения и хорошо воспитана, но… она гувернантка ваших детей!

— Они уже полюбили ее.

— Что верно, то верно. Она знает к ним подход. — «И не только к ним!» — злорадно подумала Елена. — Но, Петр… ради блага детей пока не стоит объявлять им о вашем намерении. О, они очень привязаны к мисс Джонсон, но пусть они придут к этому постепенно. Дайте им время привыкнуть к этой мысли.

«И дайте время мне, — про себя усмехнулась кузина князя, — чтобы предпринять хоть что-нибудь».

— Софи тоже так считает. Я сказал, что полностью доверяю женской интуиции, и теперь вижу, что был прав. Раз две такие разные женщины… — он помолчал, — придерживаются одного мнения.

— Как мило с вашей стороны сравнить меня с мисс Джонсон. Она так молода, в то время как я… нам придется идти разными путями в будущем… — В голосе Елены прозвучала печаль, и на какое-то мгновение князь почувствовал к ней жалость. Но неужели она не может понять всю бесплодность своих надежд?..

— Ничто не длится вечно, разве я не прав?

— А я надеялась, дорогой Петр, что такое бывает. Ведь вы говорили, будто не женитесь второй раз.

— Разве можно верить мужчине, когда он говорит подобные вещи? Или женщине? Вы тоже можете снова выйти замуж. Почему нет?

— Никогда. Я предпочитаю вдовство ненадежному счастью.

— Оно и в самом деле будет ненадежным, если вы позволите себе обидные мысли в отношении мисс Джонсон — женщины, на которой я намерен жениться. В вашей воле продолжать жить с ней под одной крышей. Вы могли бы во многом помочь в ее новых обязанностях. И, я уверен, она была бы вам крайне благодарна. Но если вы…

Князь замолчал, так как Елена поднесла платок к глазам. Когда она немного успокоилась, князь, как ни в чем не бывало продолжил:

— Но если вы не захотите мириться с переменами, то я по-прежнему останусь вашим другом, и моя ответственность за судьбу Алексиса останется неизменной. У меня достаточно домов, так что моей будущей жене и вам необязательно переходить друг другу дорогу.

Это был ультиматум, и Елена Петровна это поняла. Ей еще больше захотелось любыми средствами помешать браку. Если Софи Джонсон окажется умной, в том смысле, как это понимала Елена, то сделает все, чтобы Алексис и его мать остались ни с чем. Князь безумно влюблен, в этом не могло быть сомнения. Он любил эту маленькую гувернантку любовью, которая, возможно, случается лишь раз в жизни.


Мадемуазель Альберт распечатывала письма Елены Петровны с неизменным предвкушением приятного. В них ее ждали новости, светские сплетни или даже описание скандала, что служило ей истинным развлечением.

На этот раз письмо было кратким:


«Князь Петр побывал в Петербурге и теперь намерен посетить Москву, дабы уладить там крестьянский вопрос. Я хочу, чтобы вы приехали ко мне в Петергоф. Есть одно дело, которое я желаю обсудить с вами, и касается оно нас обеих. Вы вполне можете ненадолго оставить дом на фрейлейн Браун и мисс Джонсон. Фрейлейн Браун всегда готова взять на себя ответственность, а мисс Джонсон получит инструкции. Несмотря на то, что англичанка, как оказалось, не упускает случая наслаждаться жизнью, она пока еще гувернантка. К тому же есть мистер Хенвелл. Так что не тешьте себя надеждой, будто вам нет замены. Нас всегда поражает, когда мы узнаем, что не столь незаменимы, как нам это казалось. Итак, жду вас.