Заставляя меня гадать, какого рода эти «обстоятельства»…

Впрочем, долго я над этим размышлять не смогла: дети снова загалдели – оказалось, что, пока мы беседовали, к воротам подъехала еще одна коляска. Я тут же забыла, что еще хотела спросить у Алекса, потому что в дорожном костюме на месте кучера сидел Ильицкий. Кажется, он намеревался присоединиться к нам в поездке… кто его пригласил, интересно?

А радость и оживление детей объяснялись тем, что рядом с Евгением находилась рыжая собака породы английский кокер-спаниель, крутясь на месте и виляя от нетерпения хвостом. Разумеется, мои подопечные – будто в первый раз увидели собаку – тотчас повскакивали с мест и бросились к ней.

А Ильицкого, очевидно, кто-то все же пригласил, поскольку, натянув поводья и останавливая коляску напротив ворот, он торопливо и с преувеличенной радостью заговорил:

– Я уж думал, придется нагонять вас в дороге! Нанимал подходящую коляску, еще и друг заехал, попросил присмотреть за собакой – потому прошу простить за опоздание…

А после, приподняв шляпу, раскланялся со всеми поочередно и в последнюю очередь со мной. Однако со мной он здоровался вовсе не небрежно, а повернулся полностью и с душевной улыбкой добавил после приветствия:

– Думаю, дети теперь ни за что не расстанутся с собакой – вы не против, Лидия Гавриловна, если они поедут со мной. И вы, разумеется, тоже – кто-то же должен за ними присматривать.

Он изо всех сил пытался выглядеть приветливым, душой компании и лучшим другом детей и животных. Я же, желая найти хоть кого-то, кто услышал фальшь и притворство в каждом его слове, оглянулась на присутствующих. Но кто-то умилялся собаке, кто-то здоровался с Ильицким также приветливо… они правда ничего не замечали?

Мари уже через мгновение последовала за братьями – причем забралась на козлы к Ильицкому, а пес радостно поставил ей лапы на плечи и принялся лизать щеки. Мари смеялась и пыталась увернуться.

– Вы ему явно понравились, Мари, – прокомментировал Ильицкий. – Ну так что, юные господа, поедете со мной?

– Да, да, мы поедем с вами! – чуть не прыгали от радости Никки и Конни. – А как его зовут?

– Брондлард Одомонд Эллегеон Четвертый, – коротко ответил Ильицкий. Дети же недоуменно молчали, не в силах повторить – потому он добавил: – но мой друг зовет его Джеком. Настоящий охотничий пес с родословной! Между прочим, его родной брат – любимец главного егеря английской королевы Виктории. Смотрите, как он умеет… Джек, дай лапу!

Под аплодисменты и смех близнецов спаниель послушно выполнил команду, но Ильицкий не унимался:

– Да не эту, а левую! – И пес так же послушно подал левую. – Конни, хочешь тоже попробовать?

Смотреть и дальше, как Ильицкий бессовестно использует детей в своих грязных интригах, было выше моих сил… он даже не поленился выучиться различать близнецов! У меня, например, в свое время ушла неделя, чтобы точно разобраться, кто из них Никки, а кто Конни. А потом еще две, чтобы пресечь их попытки снова меня запутать…

Так что сейчас я, почти в голос фыркнув, отвернулась, чтобы направиться к экипажу Афанасия Никитича.

– Куда же вы, Лидия Гавриловна, вы разве с нами не поедете? – не дал мне сделать и двух шагов Ильицкий.

– Нет, у вашего Джека слишком грязные лапы. Боюсь, он испачкает мне юбку.

– Не слушай, Джек, ты просто лапочка… – Мари снова принялась тискать пса, – m-lle Тальянова, видимо, просто не любит собак.

– M-lle Тальянова больше любит мышей и крыс, – громким шепотом поведал Ильицкому Митрофанушка.

Я злилась, но делала вид, что не слышу. Себе в спину я ожидала услышать замечание Ильицкого, что Лидия Гавриловна, наверное, еще любит змей, своих сестер по духу, или что-то столь же остроумное.

Однако он сказал другое.

– Крыс? Почему крыс? – спросил Ильицкий так, будто и впрямь не понял.

– Ну… – замялся Митрофанушка.

– Серж хотел сказать, – помогла брату Мари, – что они с мальчиками однажды подарили m-lle Тальяновой крысу… и ей очень понравилось.

Все трое мальчишек снова захихикали, правда, уже не так уверенно.

– Странный подарок… – задумчиво произнес Ильицкий. – Мужчины женщинам обычно дарят цветы, украшения… щенков. Но чтоб крысу? Ей точно понравилось?

– Ну да… кажется… – отозвался Митрофанушка еще менее уверенно и, похоже, уже жалел, что завел разговор.

– Ну, тогда славно. А то я едва не подумал, что вы, ребята, эту крысу своей гувернантке в ридикюль подбросили… Рад, что ошибся на ваш счет, юные господа. – И, повысив голос, чтобы до меня докричаться, уточнил: – Лидия Гавриловна, вы точно с нами не поедете?

Даже после всего сказанного им лапы у его собаки не стали менее грязными.

– Нет, благодарю! – отозвалась я без улыбки и воспользовалась помощью Жоржика, чтобы войти в карету.

– Да-да, Лидочку мы вам не отдадим… – поддержал меня Полесов, – а детишки пускай с вами, Евгений Иванович, едут, если хотят. Катюша за ними присмотрит.

И уже через мгновение я оказалась прижатой к стенке кареты Жоржем Полесовым. Напротив сидела его жена. Приговаривая, что в тесноте да не в обиде, Георгий Павлович прижимался ко мне еще плотнее, противно шевелил усами и всю дорогу дышал мне в щеку…

Глава XXI

Березовое, деревня графа Курбатова, находилась в трех часах езды от Москвы и стояла на самом берегу Истры [38]. Возможно, ближе к лету это место и становилось живописным, но сейчас, в марте, взору открывались только голые черные деревья – березы, как ни странно – да сугробы по пояс. Снега даже на самой проселочной дороге было достаточно, впору ехать на санях.

Сам дом был деревянным, одноэтажным и не в пример скромнее, чем городской особняк графа.

– Одно слово – дача, – развел руками Курбатов, как будто извиняясь перед Полесовыми, которые, судя по всему, здесь еще не бывали. – Я на лето всегда стараюсь в имение под Воронежем выехать, а пока в городе, хоть на пару деньков сюда выбираюсь, когда очень уж от людей устаю.

Я взглянула на графа с удивлением: он и так жил сычом в своем особняке в Москве, почти не посещая гостей и никого не принимая – и, оказывается, все равно уставал от людей. Занятно.

– …а здесь мне рады, – продолжал Афанасий Никитич, – комнаты всегда прибраны – будто меня и ждут. Алекса сюда обычно и калачом не заманишь, а я Березовое люблю… воздух-то здесь какой, Еленочка!

И они вместе, почти синхронно вдохнули полной грудью с блаженными улыбками на лицах.

– Навозом пахнет… – тоже вдохнул Алекс и поморщился. – Предлагаю пройти в дом. Надеюсь, там хоть немного чище.

– А когда мы поедем на стрельбище? – Мари таки не забыла об официальной причине поездки. – Может быть, сначала постреляем, а потом уже все эти les promenades et conversations [39]?

– Вам следует зайти в дом, чтобы хотя бы одеться теплее, Мари, – заметила я, – сегодня ветрено.

– Да, Мари, и не забудьте надеть перчатки! – с усмешкой добавил Алекс.

– Я уже говорила вам, что я не белоручка! – вспыхнула моя воспитанница, а тот только рассмеялся.


***

Комнат в доме было немного, так что нам с Мари отвели одну спальню – и я, и она были несказанно рады такому соседству, что и говорить. Перед выходом я тщательно осмотрела себя в зеркале и с неудовольствием подумала, что, если бы знала, что здесь будет Ильицкий, то сделала бы утром более интересную прическу. За неимением же прически я воспользовалась духами – своей любимой сиренью – накинула поверх дорожного костюма модную жакетку, отороченную мехом куницы, и решила, что выгляжу недурно. После чего поскорее покинула комнату, не ответив на ехидное замечание Мари, что мы едем на стрельбище, а не на званый ужин…

Коридоры и единственная гостиная были безлюдны – все понимали, что няня еще долго будет собирать детей, так что не торопились. А я прохаживалась по пустующему дому, ненавязчиво заглядывая за приоткрытые двери и, возможно, в глубине души надеялась, что увижу Ильицкого.

Кстати, когда я невзначай поинтересовалась у графа, пригласил ли он вместе с Ильицким профессора Якимова, тот дал понять, что и Ильицкого-то не приглашал и предположил, что это сделал Алекс. А когда я задала точно такой же вопрос Алексу, он, чуть поморщившись, ответил, что почти и не общался с Евгением, а пригласил его, очевидно, граф Курбатов…

Очаровательно, он явился сюда без приглашения! Наглость Ильицкого как всегда не имела границ! Хотя опять же я не могла не признать его ловкость: и Алекс, и граф слишком широки душой, как и вся русская аристократия, чтобы даже наедине обсуждать, кого они приглашали, а кого нет. А если обман и раскроется случайно, все равно сказать об этом вслух они не посмеют.

Вот только зачем это Евгению? И как он решился оставить своего подопечного профессора?… Мне так хотелось поверить, что он пошел на этот риск – быть уличенным в обмане – чтобы лишний раз увидеться со мной… но, кажется, это было бы слишком безрассудно даже для него.

Впрочем, сколько я не прохаживалась по дому, Ильицкого так не нашла, чтобы задать ему эти вопросы. И, надо сказать, чувствовала в связи с этим досаду.


***

Могу поклясться на Священном писании, что в библиотеку я вошла с самой невинной целью – найти интересную книгу, чтобы было чем скоротать время, пока Мари развлекается стрельбой. Однако когда увидела ведущую из библиотеки еще одну дверь, запертую – видимо, это был кабинет графа – и тем более, когда услышала чем-то возмущенный голос Афанасия Никитича из-за этой двери… не прислушаться я просто не могла.

– …не понимаю, Алекс, зачем тебе вздумалось жениться на этой Волошиной? – излишне раздраженно вопрошал граф у внука, – с чего вдруг? Конечно, она м-м-м… весьма хорошенькая барышня, неглупа и, разумеется, ее отец не поскупится на приданое, но…

– Вот! – Алекс, кажется, забавлялся гневом деда, – приданое! В нем-то все и дело. Вашим наследником, уважаемый дедушка, является мой глубокоуважаемый папенька, а мне ведь нужно на что-то существовать до тех пор, пока он не скончается и не оставит все мне! Ценные бумаги общей стоимостью на тридцать тысяч и поместье под Ярославлем, знаете ли, на дороге не валяются. Кроме того, тестя с такими связями, как генерал Волошин, еще поискать надо.