— Да, конечно, господин Светицкий приехал ко мне в возбужденном состоянии, гонялся за мной с саблей в руке, вот спросите всех их!
— Если говорят с дворянином, холуев не спрашивают… — по-прежнему произнес Возницын.
— Ну да; господин Светицкий приехал требовать у меня мою бывшую девку…
— Не девку, Леониду Николаевну, свою невесту!
Пентауров, точно от удара по лбу, раскрыл рот и заморгал глазами.
— Вот что?! — протянул он, ошеломленный такою вестью. — Да я-то же при чем здесь? Я ее не видал и ничего не знаю! Отец отпустил ее на волю, она куда-то исчезла, мне-то какое дело до всего этого?!
— Можете дать в этом слово? — спросил Костиц.
— Разумеется! — выкрикнул ГІентауров. — Два, три слова даю, что ее нет у меня! И никуда я не увозил ее и не видал ее! Обыщите весь дом, все строения, пожалуйста, я к вашим услугам!
Гусары взглянули друг на друга.
— Значит, даете слово, что вы Леониды Николаевны не похищали? — сказал Костиц.
— Честное слово, не похищал!
— Потрудитесь тогда изложить обстоятельства, при каких вы ранили нашего товарища.
— Он, то есть господин Светицкий, приехал ко мне, я встретил его, как гостя, а он сразу, как на лакея, закричал на меня, стал требовать от меня Леониду Николаевну… Но где же я ее возьму? Ее нет у меня! Он выхватил саблю и на меня; я безоружный был, бросился бежать; конечно, он за мной, по всем комнатам. Я схватил пистолет и выстрелил, господин Светицкий упал. Вот и все! Не мог же я действовать иначе, когда его сабля уже два раза свистнула над моей головой, и я едва успел увернуться?… Ведь он хотел убить меня, это нападение было, я защищался!…
Гусары опять обменялись взглядами.
— Точность рассказа тоже подтверждаете дворянским словом? — спросил Костиц.
— Разумеется!
— Должен предупредить вас, что если в ваши слова вкралась хоть малейшая неточность, которую не подтвердит по выздоровлении наш товарищ, разговор у нас с вами будет короткий! — произнес Костиц. — А пока, в ожидании этого выздоровления, не откажите не покидать губернии: мы уполномочены передать вам вызов всех господ офицеров второго эскадрона!
— Но позвольте, за что же? Зачем? — пролепетал, изменившись в лице, Пентауров. — Я же не обижал, не оскорблял никого?!
— Мы присланы не рассуждать, а исполнять поручение! — ответил Костиц. — Еще раз, во избежание излишних неприятностей, предлагаем вам здесь дождаться выздоровления господина Светицкого: он первый будет стреляться с вами!
Гусары брякнули шпорами, сделали вид, что кланяются, и пошли к выходу.
Пентауров остался с раскрытым ртом и беспомощно повисшими руками.
— Понимаешь ты тут что-нибудь? — спросил по дороге в Рыбное Костиц.
— А ни чертусеньки! — ответил, мотнув головой, Возницын. — Сдается, не погорячился ли наш молодец?
— Похоже… — проронил Костиц.
— С вызовом-то, пожалуй, лучше бы было пообождать?
— Ни в коем случае! — ответил Возницын, кладя длинные ноги на переднее сиденье. — Слишком большой убыток его величеству будет, если всякий у себя в доме из нас тир начнет устраивать!
В Рыбном их ждали с нетерпением.
Раненый был в забытьи; все собрались на балконе, где Костиц и Возницын передали все слова и уверения ГІентаурова.
— Он дал честное слово, что он ни при чем? — переспросил Шемякин.
— Несколько раз даже…
— Знаете, господа, я прямо отказываюсь верить всей этой истории! — воскликнул Шемякин, обращаясь ко всем гусарам. — Все это совершенно не укладывается в моем мозгу! Ну зачем ему было бы нужно это похищение, какой смысл в нем?!
— А тот смысл, что Леонида Николаевна понравилась ему, и он двинул марш — маршем! — ответил Курденко.
Он нагнулся и на ухо передал Шемякину все подробности. Тот слушал, склонив голову и закусив губу.
— Но ведь он же дворянин, он дал слово? — возразил он.
— А я ему не верю…
— Нет, это невозможно! Наш милейший Дмитрий Назарович немножко кипяток — вот и причина всего! Украл Леониду Николаевну кто-нибудь другой!
Шемякин говорил с полным убеждением.
— И я теперь того же мнения… — проговорил Возницын. — Постреляться с Пентауровым для порядку следует, но в пропаже Леониды Николаевны виноват не он!
— Главное — Священное Писание не забывать! — проронил Радугин. — Око за око, зуб за зуб!
— Кто прав, кто виноват — это увидим потом! — сказал Костиц. — Пока мы сделали все, что должны были сделать. А теперь, господа, я думаю, мы так надоели нашим милым хозяевам, что не пора ли отправляться восвояси?
Гусары начали было прощаться, но их не пустили, а так как из-за суматохи никто не обедал, то около пяти часов дня подали второй обед.
Перед сладким блюдом нежданно для гусаров на огромном подносе один из лакеев внес длинные бокалы и стал расставлять их перед приборами.
Сонечка, помещавшаяся между Курденко и Плетневым, поглядела на них, затем на бабушку и вдруг начала пунцоветь.
Степнина сидела и улыбалась.
Лакеи подали и начали откупоривать бутылки с шампанским.
Степнина подняла свой бокал, желтым бриллиантом заискрившийся от пронизавшего его луча солнца.
— Господа! — сказала она, обращаясь к гусарам. — Не все печальное и дурное на свете, есть хорошее! Вы попали к нам на семейную радость и должны выпить с нами за жениха и невесту.
Она указала бокалом на Соню и Плетнева.
Начались поздравления.
— Так бы крикнул «ура» в вашу честь, что все листья облетели бы в саду! — сказал, чокаясь с Соней, Возницын. — Да нельзя! — Он кивнул головою на дом, где находился Светицкий.
— Бабушка, а нельзя сказать «горько»? — с видом воплощенной наивности спросил Шемякин.
— Ну тебя, молчи, беспутный! — ответила Степнина. — Это только после венца целуются!
— Бабушка, а я видел, как они и до венца сегодня утром на балконе целовались! — тем же тоном продолжал Шемякин. — Горько!
— Горько, горько! — при общем смехе подхватили гусары.
Соня покраснела до самых волос, вскочила и убежала из-за стола. За ней, смущенно улыбаясь, поспешил Плетнев.
— Видишь, озорник, что сделал — смутил бедную девочку?…
— Ничего, бабушка, я их сейчас приведу!
Шемякин встал и отправился в дом. Через минуту он вернулся, ведя, обняв одной рукой за талию, Соню, другой — жениха.
— Господа, прошу больше не приставать к ним! — сделав строгое лицо, возгласил он. — Они там уже поцеловались — и будет с вас!
— Неправда, неправда! — воскликнула Соня.
— Не обращай на него внимания! — вступилась за сестру Аня. — Он известный врунишка!
Обед кончился весело, и после него гусары уехали в Рязань.
О перевозе туда же Светицкого Степнина не хотела и слушать, и он остался вместе с Ильей на попечении хозяек в Рыбном.
Глава XXXII
Пока Стратилат бегал в «монастырь» и оповещал гусаров, Агафон сидел у Шилина и рассказывал ему о случившемся.
Шилин хлопнул себя руками по бокам.
— Вот несчастие! — проговорил он. — Жив будет ли?
Агафон молча пожал плечами.
— А следа Леониды Николаевны в Баграмове нет?
— Нет! И в дом ночью лазали — нет.
Шилин в раздумье заходил по горнице.
— Вот ведь, не иголка человек — а пропал! — проронил он вслух.
— Театр оглядеть бы… — молвил вдруг Агафон, сидевший у окна и смотревший на пустынную улицу и парк Пентаурова. — Нас из него выселили, а ломать его не ломают!
Шилин остановился.
— А и впрямь! Когда Леонида Николаевна пропала: до вашего ухода из театра или после?
— После…
— Надо осмотреть!…
Агафон встал и взялся за шапку.
— Ты куда? — спросил Шилин.
— А в театр.
— А ключ? Он ведь заперт?
— А через парк: сзади оконце есть низкое — выну раму и конец!
— Смотри поаккуратнее! — напутствовал его Шилин, затем сел у окошка и стал следить за действиями Агафона.
Тот, сойдя с крыльца, пересек улицу и пошел вдоль забора, ограждавшего парк. Шагов через сорок он оглянулся, затем быстро нагнулся, шире отодрал одну из отставших от столба досок и пролез в образовавшееся отверстие.
В тенистом парке было тихо и пусто.
Агафон, озираясь, добрался до театра, убедился, что он заперт, и, достав из-за голенища сапога короткий и широкий нож, подошел к окну. Рама держалась на одних гвоздях; Агафон отогнул их, всунул в щель нож и легко вынул ее из гнезда.
На случай чьего-либо прохода мимо, чтобы не бросилась в глаза стоящая у стены рама, он всунул ее в окно, поставил внутри здания и затем сам последовал за нею.
Мертвая тишина охватила его в театре. Чтобы не так трещал пол, Агафон снял сапоги и, держа в одной руке их, а в другой нож, прошел по коридору к уборным; двери их были распахнуты настежь и кроме белевших среди сумерек табуретов и столиков, ничего в них не было. Помимо уборных, в театре имелись комнаты, где хранились разные вещи и костюмы; на двери одной из них рука Агафона нащупала висевший замок.
С сильно забившимся сердцем Агафон постучал в дверь, затем выждал и постучал сильнее. Ответа не было. Тишина за ней стояла такая же, что и во всем здании.
Агафон поспешил на сцену, отыскал палку, при помощи ее выдернул пробой из двери и вошел в костюмерную. Там вдоль стен висели парики и разноцветные камзолы, колеты и платья дам, рыцарей и вельмож; на столе грудой лежали мечи и шпаги; сверху них тускло посвечивала корона, так недавно украшавшая головы Вольтерова и Македонского.
Двери в другие комнаты были не заперты: в них теснилась всякая мебель… Леониды Николаевны не было…
Агафон обошел весь театр, заглянул в каждый угол и остановился в раздумье у рампы близ черного провала в зрительный зал. Потом он повернулся лицом ко входу и на более светлой полосе прохода от двери увидал на полу у самой кулисы какой-то серый комочек.
Агафон направился туда и поднял его. Комочек оказался батистовым носовым платком. Не было сомнения, что никому из актеров или актрис он принадлежать не мог. Чей же он? Как попал на сцену?
"Гусарский монастырь" отзывы
Отзывы читателей о книге "Гусарский монастырь". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Гусарский монастырь" друзьям в соцсетях.