— Собак, которые будут травить волка.

— А когда мы вас поймаем, — вмешалась Анюта, — вы должны будете в продолжение целого вечера исполнять все наши приказания. Вам дается десять минут на то, чтобы спрятаться, а затем начнется травля. Вы можете употреблять всевозможные хитрости, но не смеете выбегать за садовую ограду.

Барышни побежали по дорожке к дому, а Казимир нашел себе убежище под кучей рогож, лежавших у дверей оранжереи. Несмотря на то, что это была только игра, сердце юноши замерло, когда звонкие девичьи голоса снова раздались в саду и разноцветные шубки их начали мелькать там и сям между зеленью кустарников.

Вдали, у бассейна, показалась стройная фигура в темно-лиловой бархатной шубке; это, должно быть, Генриетта. Вот Катенька с кошачьей ловкостью пробирается между отцветшими кустами роз; а там мелькнуло что-то белое, как снег, — это обложенная горностаем синяя кофточка Ливии. Но где же Анюта? Она только раз показалась в конце большой аллеи и потом исчезла.

Катенька подошла очень близко к оранжерее, но не заметила волка, и тот с облегчением вздохнул, когда ее светленькая юбочка скрылась за кустами георгинов. Генриетта постояла несколько минут в раздумье у бассейна и углубилась в чащу парка. Этих двух Казимир не боялся; опасность представляла Ливия, и он уже начал обдумывать план побега в случае нападения. Ровными, медленными шагами Ливия приблизилась к оранжерее, приподняла рогожу и проговорила совершенно равнодушным тоном:

Вот где вы спрятались.

Казимир с быстротой стрелы перепрыгнул через ограду и обратился в бегство, но Ливия и не думала его догонять.

По лугу навстречу ему бежала Генриетта и тут же, из-за старой сосны, внезапно появилась Катенька. Началась настоящая травля — по парку разносился веселый смех. Ловко преследовали хищника быстроногие собачки, но ему наконец удалось пробиться сквозь густой кустарник и скрыться в глубине парка. Он прислонился к стволу развесистого дерева, собираясь отдохнуть, как вдруг две нежные ручки обхватили его, и послышалось радостное восклицание: «Поймала!» Казимир оглянулся и, увидев так близко от себя прелестное личико Анюты, не устоял против искушения и крепко поцеловал ее в губы. Девочка не стала защищаться и не рассердилась — ее удивило и обрадовало это первое проявление юношеской любви. Шорох приближающихся шагов заставил ее опомниться и оттолкнуть от себя молодого человека.

— Я поймала волка! — объявила она подошедшей к ним Ливии.

Вслед за Ливией прибежали Генриетта и Катенька.

— Теперь он сделался твоей собственностью; что прикажешь ты ему делать? — спросила последняя.

— Он обязан ухаживать за мной целый вечер.

— Да это награда, а не наказание! — возразил юноша.

— Вот увидите, как я вас буду мучить! — и милая девочка взглянула на него с такой любовью, что он готов был снова прижать ее к своей груди, — вот только мешали подруги.

— В саду уже сыро, не пора ли нам вернуться в комнаты? — заметила Ливия.

Разумное предложение было принято единодушно, и барышни вместе со своим кавалером пошли по направлению к дому. В конце большой аллеи они повстречались с двумя молодыми людьми, Сесавиным и Беляровым. Первый из них был блондин, высокого роста, с густыми, вьющимися волосами и бородой. Второй казался апатичным: черты его лица были мягкие, невыразительные; сонные глаза равнодушно глядели на все и на всех; ноги, казалось, с трудом удерживали тяжесть мощного, богатырского тела.

Анюта познакомила молодых людей с Ядевским, и все общество отправилось в залу, где занавеси на окнах были уже опущены и лампы зажжены. Молодежь немедленно затеяла игру, состоящую в угадывании под звуки музыки заочно данного приказания.

— Кто начинает? — спросила Ливия, садясь к роялю.

— Господин Ядевский, я приказываю вам удалиться на несколько минут из залы! — с неподражаемо грациозным, повелительным жестом произнесла Анюта и прибавила: — Приказываю, понимаете?

— Повинуюсь беспрекословно, — отвечал офицер, уходя в смежную комнату.

— Он должен вынуть из этого букета розу и подать ее Анюте, — сказала Катенька.

— Стоя на коленях, — добавила Генриетта.

— И поцеловать ей руку, — заключила Ливия.

— Хорошо… Господин Ядевский, пожалуйте!

Казимир вошел и в недоумении остановился посреди залы. Ливия наигрывала нужную мелодию. Когда юноша подошел к столу, на котором стоял букет цветов, звуки музыки усилились; громкий аккорд раздался в ту минуту, когда он вынул розу. Не долго думая, он быстрыми шагами подошел к Анюте, упал перед ней на колени, подал ей цветок и крепко прижал ее руку к своим губам.

Ливия заиграла кавалерийский марш; вся публика вторила ей громкими единодушными рукоплесканиями.

— Вы, наверно, подслушали! — надув губки, заявила Анюта.

— Уверяю вас, что нет… Я повиновался велению моего сердца.

Яркий румянец, как зарево, разлился по лицу девушки; она отошла в сторону и продолжала распоряжаться игрой. Все присутствующие поочередно угадывали приказания, но не всем это удавалось так скоро, как Ядевскому.

— Вы на меня рассердились? — спросил он у Анюты, улучив момент, когда возле нее никого не было. Девочка отрицательно покачала головой.

— Докажите… Дайте мне что-нибудь в знак примирения…

Анюта молча подала ему розу, сопровождая это движение таким взглядом, что Казимиру показалось, будто небо разверзлось над его головой. Этот выразительный взгляд превзошел все его самые заветные мечты, самые пылкие надежды.

После ужина гости разъехались. Мужчины пошли в ближайший ресторан и приказали подать себе чаю.

— По правде сказать, — начал Беляров, — не люблю я такие вечера… Скука смертельная!.. То ли дело — общество молодых женщин! С ними можно разговаривать не стесняясь… Тоска с этими барышнями, канитель тянут!

— В таком случае тебе должна была понравиться Катенька Калашникова, — заметил Сесавин. — Она бойка и развязна, не хуже любой замужней женщины.

— Да… но слишком худощава…

— Ну, так Ливия, у нее роскошные формы.

— Я не скульптор, — пожимая плечами, возразил Беляров.

— Кстати, господа, — сказал Сесавин, — нам надобно условиться, кто за кем будет ухаживать, чтобы не пришлось впоследствии вызывать друг друга на дуэль. Ядевский, признавайтесь, в которую из этих барышень вы намерены влюбиться?

Казимир улыбнулся.

— Я предоставляю вам право выбора, — отвечал он.

— Беляров избирает Ливию, — это уже решено.

— Нет, господа, мне больше нравится Генриетта.

— Как! Эта кроткая лилия?

— На мой взгляд, она очаровательна… Глубокий, задумчивый взгляд ее глаз изобличает мечтательную натуру. Мне кажется, что она будет несчастлива; именно это меня и заинтересовало.

— Хорошо, я уступаю тебе Генриетту, а сам буду ухаживать за Ливией, хотя, откровенно говоря, мне нравится другая девушка…

— Анюта?

— Нет… Молодая особа, живущая со своей теткой вдали от шумного света.

Казимир начал прислушиваться.

— Не знаком ли я с ней? — спросил Беляров.

— Нет… Это мадемуазель Малютина. Да вот беда, некому меня ей представить!

— Вы желаете с нею познакомиться? — спросил Ядевский.

— Разве вы ее знаете?

— Это подруга моего детства.

— Быть может, она уже помолвлена?

— Нет.

— Не ухаживаете ли вы сами за ней?

— О, нет! Иначе я не предложил бы вам своих услуг.

— Какое счастье! Благодарю вас, Ядевский!

— Не спешите благодарить… Эмма Малютина загадочное, скажу даже более, опасное существо.

— Эта опасность для меня чрезвычайно привлекательна.

На этом прервался разговор молодых людей.

— Анюта Огинская замечательно развилась и похорошела, — зевая и потягиваясь, заметил Беляров.

— Это правда, — подтвердил Сесавин, — но ее и сравнивать нельзя с Эммой Малютиной, точно так же, как женскую голову работы плохого маляра с тициановской богиней.

XI. Ангел или демон?

Поручение, возложенное на Эмму, не подвигалось ни на шаг!

Бездействие надоело ей, она скучала. Однажды вечером сидела она в гостиной у камина и мечтала, как вдруг кто-то позвонил у подъезда.

— Молодой человек просит позволения переговорить с вами, барышня, — доложила ей Елена.

— Кто он такой?

— Не знаю, но это один из наших, его прислал к вам апостол.

— Попроси его войти.

Мужчина высокого роста остановился на пороге и устремил на Эмму долгий, проницательный взгляд, в немом восторге любуясь ее красотою. Девушка указала ему кресло по другую сторону камина, но он не сел, а вежливо поклонившись, подал ей письмо.

«Посылаю к тебе Карова, — писал апостол, — он оказал нашему обществу значительные услуги и вполне оправдывает мое доверие. Ты можешь распоряжаться им по своему усмотрению».

Эмма быстрым взглядом измерила молодого человека с головы до ног. Он был замечательно хорош собой: стройный стан, горделивая осанка, правильные черты слегка загорелого лица, большие синие, глаза, в которых светилось что-то демоническое, не произвели на нашу героиню особого впечатления. Другая на ее месте, наверно, затрепетала бы, чувствуя на себе этот пронизывающий взгляд, а она только подумала: «Наконец-то я дождалась подходящего сообщника!».

— Вы живете в Киеве? — спросила она.

— Да, сударыня, и вполне отдаю себя в ваше распоряжение.

— Благодарю вас… Вы?..

— Я укротитель диких зверей, в зверинце у Грокова.

— Каких же зверей вы укрощаете?

— Я сумею справиться с самым лютым из них! — самоуверенно усмехнулся молодой человек. — Здесь у меня лев, две львицы, тигр, леопард, две пантеры и медведь.