— Если ты не веришь моим словам, то лучше нам разойтись в разные стороны. Я вижу, что ты меня не любишь… Любовь без взаимного доверия всего лишь дым, а не священное чувство.

— Сознайся, что поверить твоей выдумке было бы чистейшим безумием.

Эмма не ожидала такой настойчивости со стороны Казимира, это заставило ее на минуту призадуматься. Мгновенно в ее голове созрел другой план. Ей надо было, во что бы то ни стало, удержать Ядевского за собой, и она решилась на отчаянное средство для достижения своей цели.

— А что, если ты получишь полное доказательство моей любви? — вдруг спросила она. — Если я отдамся тебе?

Казалось, молодой человек не понял смысла ее слов: до такой степени это ошеломило его.

— Здесь я не могу принять тебя, — продолжала она, — я окружена шпионами. Но у меня есть приятельница, у которой собственный дом в одной из самых отдаленных частей города. Там я буду ждать тебя сегодня вечером — ты согласен?

Казимир бросился перед ней на колени и от волнения не мог выговорить ни слова, а только целовал ее руки.

— Придешь?

— Непременно!

— Ровно в десять часов вечера приди на улицу… — она назвала ее и описала внешний вид дома, — там встретит тебя преданный мне человек и проводит ко мне.

— Прости меня! — воскликнул юноша, прижимая ее к груди, а она краснела и улыбалась под его пламенными поцелуями.

Как только ушел Ядевский, сектантка послала Бориса за Рахилью и, когда та пришла, заперлась с ней в своей спальне.

— Сегодня ночью должен на некоторое время исчезнуть поручик Ядевский, которого ты знаешь, — сказала Эмма.

— Если обойдется без кровопролития, то я готова исполнить ваше приказание, — отвечала еврейка.

— Я назначила ему свидание. Жди его на улице около десяти часов вечера и проводи ко мне. Распорядись, чтобы твои люди были на месте до его прихода. Ядевский снимет с себя шпагу, потом начнет меня целовать, и я накину ему петлю на шею. Его свяжут, отнесут в подземелье, где он останется до тех пор, пока я сама не освобожу его. Скажи своим людям, чтобы они не смели обращаться с ним жестоко.

— Понимаю.

Еврейка ушла домой, получив от Малютиной еще кое-какие инструкции.

Иезуит не решался ехать к Огинским, не обдумав заранее, в каких выражениях он сообщит им поразительную новость. Долго ломал он себе голову, как вдруг в голове его мелькнула мысль переговорить с Анютой, которую наверняка обрадует известие о помолвке Солтыка. Он не ошибся. Девушка бросилась ему на шею и расцеловала его, потом повела в кабинет, где сидели ее родители, и радостно объявила:

— Граф Солтык женится на Эмме Малютиной. Он отказывается от меня, потому что не смог покорить мое сердце и убедился, что я никогда не полюблю его.

На лице Огинского изобразилось изумление, а жена его начала осыпать упреками патера Глинского.

— Перестаньте, — остановила ее Анюта, — вы знаете, что я люблю Казимира Ядевского и пойду в монастырь, если вы не отдадите меня за него замуж. — Скажите графу, — обратилась она к иезуиту, — что я ему очень благодарна и надеюсь, что он останется моим другом.

Этим окончилось затруднительное объяснение, и патер Глинский откланялся. Анюта воспользовалась неожиданно сложившимися обстоятельствами для того, чтобы испросить согласие родителей на брак с Ядевским. Отец был готов уступить ее просьбе, но мать была сильно заражена тем, что называется «польский гонор», и отказала наотрез. Это не обескуражило девушку, и она тотчас послала с Тарасом записку к Казимиру. Старик вернулся вечером и доложил своей барышне, что поручика Ядевского дома нет, а денщик рассказал ему, что какая-то дама назначила его барину вечером свидание.

— Наверно, Малютина! — воскликнула Анюта.

— За ней надо следить, — сказал Тарас, — она теперь в Красном кабачке. Кроме того, я узнал, что сегодня была у нее Рахиль. Жаль мне господина Ядевского! Говорят, что Малютина выходит замуж за графа Солтыка.

— Пойдем, посмотрим, что делает Эмма в Красном кабачке? — предложила Анюта, и полчаса спустя, переодевшись в крестьянское платье, они вышли из дома.

— Малютина поехала в кабачок на лодке и, наверно, вернется оттуда тем же путем, — заметил старик, — пойдемте и мы рекой, милая барышня.

Зима уже подходила к концу. Днепр вскрылся, погода была холодная, но ясная. Полная луна отражалась в воде, на дворе было светло, только сильный ветер вздымал на реке пенистые волны.

— Не боитесь ли вы, сударыня? — спросил Тарас.

— Я ничего не боюсь, — решительным тоном отвечала Анюта, садясь в лодку вместе со своим провожатым.

— Красавица еще там, — заметил старик, увидя огонь в окнах шинка, — подождем, пока она выйдет.

Минут через десять из кабачка вышла Эмма в сопровождении крестьянина, с виду похожего на рыбака, села с ним в лодку и переправилась на противоположный берег реки, не заметив, что другая лодка плывет за ними следом.

На берегу и в узком переулке, куда повернула Малютина, не было ни одного огонька — будто все вымерли. Сектантка остановилась перед домом, где Солтыку являлись тени его умерших родителей, постучалась в ворота, и они тотчас отворились. В ту же минуту Анюта схватила ее за руку.

— Что вам надо? — спросила Эмма, нимало не испугавшись.

— Наконец-то я поймала тебя! — вскричала Анюта. — Ты завлекла в свои сети и Солтыка и Ядевского, хочешь, я скажу, с какой целью?

— Вы с ума сошли!

— Ты говоришь, что любишь Казимира… нет, ты жаждешь его крови, хищная гиена, и с помощью своих сообщников собираешься его зарезать! Ты убила Пиктурно… отдала Тараевича на съедение диким зверям… Ты точно так же убьешь Солтыка и Ядевского, если я тебе не помешаю, кровожадная жрица дьявольской секты!.. Губительница душ!

Дикий яростный вопль раненой пантеры вырвался из груди сектантки. Она выхватила из-за пояса кинжал и готова была пронзить им свою соперницу, но тут вовремя подоспел Тарас и вырвал оружие из ее рук, а она шмыгнула во двор и захлопнула за собой калитку.

Эмма не потеряла присутствия духа и хладнокровно отдала своим сообщникам необходимые приказания. Юрий перелез через забор и побежал предостеречь Рахиль, Джике было приказано идти на встречу к Ядевскому и назначить ему свидание за городом, на первом перекрестке, по дороге в Комчино, а Табичу велено было как можно скорее оседлать лошадь. Первый успел исполнить возложенное на него поручение, но вторая еще не вышла из дома, когда сани, в которых приехал Ядевский, остановились у ворот.

— Стой! — закричал Тарас, хватая лошадь под уздцы.

— Что тут случилось? — спросил поручик.

— Нам удалось раскрыть готовящееся на вас покушение, — отвечал старик, — вас собирались зарезать в этом доме.

— Кто же?

— Малютина.

— Я едва не поплатилась жизнью за любовь мою к вам, — прибавила Анюта.

— Злодейка хотела заколоть мою барышню вот этим кинжалом, но я бросился между ними, и удар достался мне… Ничего… заживет, — прибавил верный слуга.

— Возможно ли это? Неужели Эмма действительно жрица кровавой секты?! — воскликнул Казимир.

— Да, — подтвердила Анюта. — Она дьявол под личиной ангела… Она завлекла вас для того, чтобы принести в жертву… и вы поверили клятвам в любви этой сектантки, руки которой запятнаны человеческой кровью!

— Боже мой, Боже мой! — стонал Казимир, закрывая лицо руками.

— Уйдемте отсюда поскорее, — сказал Тарас, — а то мы все попадем в руки этих дьяволов.

Анюта села в сани рядом с Казимиром, а Тарас — на козлы с кучером.

— Куда прикажете? — спросил тот.

— В полицию и как можно скорее, — отвечал старик, — иначе от этой шайки губителей не останется и следа.

XLV. Побег

Эмма Малютина ужаснулась, узнав о том, что Ядевский уехал вместе с Анютой, и тотчас же послала Табича к Елене, а Джику к Сергичу, чтобы предостеречь их. Сама же она вскочила на лошадь и во весь дух помчалась по дороге в Комчино.

Ей предстояла последняя решительная борьба. Она сознавала всю опасность своего положения, видела, что хитрые уловки теперь уже бесполезны, что надо действовать не теряя ни минуты, иначе Казимир погиб для нее безвозвратно. Она спрашивала себя: действительно ли она любит этого юношу, и внутренний голос вопреки разуму и воле отвечал ей: «Да». А Солтык? Какое чувство питает она к этому человеку? Она к нему неравнодушна. Ее ум, воображение, чувства увлечены этой загадочной личностью, но сердце громко говорит в пользу Казимира, быть может потому, что она сознает всю неустойчивость его характера. Он возбуждает в ней чувство нежного сострадания, а ревность и оскорбленная женская гордость превратили это чувство в бешеную страсть. Мысль о том, что Ядевский женится на Анюте Огинской, доводила ее до безумия. Странная вещь, до этой минуты она не боялась смерти, теперь же ей было жаль расстаться с жизнью, не вкусив всех ее наслаждений. До этой минуты ей были чужды радужные мечты юности, теперь же она любила, любила впервые в жизни, любила со всем увлечением своей страстной натуры. Неужели любовь не возбудит в Ядевском чувства взаимности?

О нет! Она непременно будет его женой, разделит с ним все радости жизни и умрет вместе с ним.

Да… но прежде надо предать Солтыка в руки апостола, надо собственноручно принести его в жертву, и тогда она будет всецело принадлежать своему возлюбленному; тогда уже никакая сила не вырвет из ее рук Казимира Ядевского!

Эмма приехала в Комчино поздно ночью. В доме еще никто не спал, но все уже разошлись по своим комнатам. Старуха Малютина, узнав о случившемся в Киеве, посоветовала дочери немедленно написать письмо Ядевскому, чтобы оно, попав в руки ее врагов, окончательно сбило их с толку и хотя бы на время остановило преследование, и скрыло от них ее настоящее место пребывания. Послание это было отправлено в город с нарочным, и Эмма уже собиралась пойти в кабинет графа, как вдруг Каров и Генриетта вошли в ее комнату. Оба были бледны и расстроены, оба переодеты в крестьянское платье. Укротитель в двух словах объяснил Эмме, что вся местная полиция пришла в движение и не замедлит напасть на их след.