Кристина Лорен - Грязная буйная штучка

— Не переживай, я как раз придумываю ему наказание, — шутит она.

Я смеюсь.

— Ты монстр.

— Сама подумай. Ансель на половину Адонис, а на половину щеночек. Ты серьезно думаешь, что я могу злиться на него за то, что он беспокоился о тебе, но не должен был говорить о твоей маме? — она приподнимает бровь, как бы говоря, что прекрасно знает ответ на свой вопрос.

Я снова опускаю голову на руки.

— Нет. Он у тебя просто чудо, а я сама дура, что, как обычно, полезла в чужие дела. Хотя раньше все получалось.

— А теперь объясни, что между вами происходит? — спрашивает Миа. — Мне казалось, что вы просто спите, потом перестали, а теперь ты вон в каком состоянии. Не хочу указывать на очевидное, Харлоу, но раньше ты не собирала экстренное собрание для обсуждения парня.

Лола кивает.

— Я была уверена, что ты единственная женщина в мире, у которой к двадцати двум годам не было ни одного кризиса в отношениях с парнями.

— Вчера ночью мы признались друг другу в любви, — шепотом признаюсь я.

— Что? — одновременно восклицают они, да так громко, что обернулись несколько посетителей.

— Господи, успокойтесь, истерички, — раздосадованная сама на себя говорю я, посмеиваясь. Что-то они слишком обрадовались. — Сначала он был просто забавным отвлечением от проблем с мамой и отсутствия хорошей работы, плюс еще этот кризис двадцатипятилетия, и ни один уважающий себя тридцатилетний мужчина не будет нормально к такому относиться.

Схватив салфетку, я начинаю рвать ее на мелкие кусочки.

— Потом я стала думать о Финне больше, чем о ком-либо другом, да еще эти его проблемы с лодкой, о которых я узнала уже позже. Вот тогда мы и решили немного поостыть.

— И что? — интересуется Миа.

— И… потом я начала думать, как решить его проблему, и мы стали все больше времени проводить вместе, потому что вы, придурки, заняты или на работе, или с мужьями, или ужасно рассеянные рядом с откровенно влюбленным мужчиной.

— Подожди. Что? — спрашивает Лола.

Не обращая внимания на ее вопрос, я тихо продолжаю:

— Финн милый и веселый, и не из болтливых, что для меня так непривычно, ведь я выросла в семье, где все всегда обсуждается. И он горячий. Боже мой, девочки. Финн в постели — это что-то. И совсем он не похож на всех слюнявых маменькиных сынков Ла-Хойи, он настоящий мужик и не плачет из-за сломанного ногтя. Финн может порушить твою вагину и воссоздать все заново для себя, — засучив рукава свитера, я продолжаю, понизив голос: — Он смотрит на меня с обожанием, подшучивает надо мной — как оказалось, мне это нравится — и мне кажется, что он мой единственный, — мне уже не важно, что я сейчас лепечу, лишь бы выговориться. — Он смотрит на меня, будто у нас есть маленький секрет, и так оно и есть. Мой же секрет в том, что я чертовски его люблю, а он повел себя как придурок.

Миа берет меня за руку и переплетает пальцы.

— Харлоу?

Я смотрю на нее. Миа и Ансель были женаты с июня, и всего пару месяцев назад у них была крупная ссора, такая ужасная, что, глядя на Миа, казалось, будто она потеряла самое дорогое в жизни — это было даже ужасней ее аварии, уничтожившей ее мечту о танцах.

Поэтому сейчас я прекрасно понимаю, что она собирается сказать.

— Ты должна все исправить, — говорит она просто. — Он злится, а тебе больно. Но как бы банально это ни звучало, все это такие мелочи. Иди и поговори с ним.

Схватившись за R2-D2, я стучу в дверь Оливера, и моя душа уже где-то в пятках или, может, отделилась от тела и улетела куда-то далеко. Грузовика Финна на парковке нет.

Оливер открывает дверь без рубашки, в штанах, сидящих слишком низко и открывающих слишком много тела парня, который навсегда должен остаться во френд-зоне. Он явно только что из душа, волосы мокрые и растрепанные, а очки слегка запотевшие. Даже с подступившей в горле паникой мне не нужно много времени, чтобы еще раз убедиться, как мило они бы смотрелись с Лолой, соберись он с духом во всем ей признаться.

— Ждешь кого-то? — не опускаясь взглядом ниже его лица, интересуюсь я.

Он откусывает яблоко и жует его с кривой усмешкой. Наконец, дожевав, он отвечает:

— Думаю, мы оба знаем, что нет, — он снова подносит яблоко ко рту и добавляет: — Оделся во что попало, также, как и ты, когда дома одна.

— Ты один? — повторяю я. — Потому что Финн уехал?

— Да, час назад.

— Уехал в…

Оливер показывает на север.

— В Канаду, — его австралийский акцент очень смешно коверкает слова, и большую часть понимаешь чисто логически, но я сообразила, что именно он сказал, а вот мой упрямый мозг никак не мог понять, как Финн мог уехать, не попрощавшись со мной.

Он уехал и даже не поцеловал на прощание или не удостоверился, что я не беременна после нашего спонтанного секса в машине, да и вообще не найдя меня. Что за мудак.

Неожиданно я так разозлилась, что захотела взять чертово яблоко Оливера и швырнуть его об стену.

— Вчера ночью я сказала, что люблю его, — сама не знаю, зачем я это говорю Оливеру. Словно он тоже должен знать. И мне становится чертовски хорошо: теперь он знает, от чего у меня закипает кровь, и что от этой злости и боли хочется орать. Я хотела подтверждения, что Финн настоящий засранец — я его получила. — Что самое прекрасное в этом? Он признался первым. А теперь он свалил к херам и даже не попрощался?

Если Оливер и удивлен, виду он не подает. Думаю невозмутимость — это его супер-сила. Я всегда знала, что у этого ботана она должна быть, и, глядя на его невозмутимое лицо, даже Святой Троице пришлось бы гадать, о чем он думает. Как жаль, что Лолу не особо интересует, что он мог бы ей предложить. Похоже, что они до конца своих дней будут похоже на героев «Остатка дня»[27].

— Хочешь зайти? — спрашивает он.

Покачав головой, я скрещиваю руки на груди. На улице 20 градусов тепла, а я мерзну. Так и бывает, когда тебе разбивают сердце? Словно в грудь вонзили горячий кол, но при этом холодно, невозможно свободно вдохнуть и хочется расплакаться на так некстати голом плече Оливера.

Расставание — это отстой. Так хочется врезать кое-кому по шарам.

— Послушай, Харлоу, — притягивая меня в объятия, начинает он. — Ой, зверушка, ты вся дрожишь.

— Меня все бесит, — прижимаясь к нему, признаюсь я. Как Финн мог уехать из города? — Оливер… ну какого хрена, а?

Он немного отстраняется и смотрит на меня. Сверху вниз. Матерь божья, а Оливер, оказывается, высокий.

— Я знаю Финна уже очень давно, — медленно начинает он. — Должно пройти немало времени, чтобы он расстроился, и еще больше — чтобы он показал это. — подмигнув, он продолжает: — Знаю, что ты тоже расстроена, но он едва проворчал пару слов. Сказал, что мы поговорим позже, и ушел к грузовику. Я не знаю, что с ним происходит, или почему он уехал… Вообще ничего, если это, конечно, тебе поможет. Ты точно не хочешь зайти?

Я снова качаю головой.

— Он тебе не рассказал, что произошло?

Оливер посмеивается.

— Финн у нас не очень разговорчивый. Обычно он все рассказывает, после того как сам решит проблему. Если с ним что-то происходит, и он признался тебе, тогда он не врал о том, что сказал первым.

— Сказал, что… О-о. — говорю я. Он говорил ему о наших признаниях в любви. Ух. Это удар под дых.

Он наклоняется, ловя мой взгляд.

— Позвони ему, ладно?

В Сан-Диего я делал много вещей, не свойственных Финну Робертсу: высыпался, смотрел телевизор, покупал кофе в Старбаксе и не работал привычные 15 часов в день. Но сейчас — когда я уезжаю, глядя на закат над океаном — это первое знакомое чувство за это долгое время.

Пока я собирал вещи, домой пришел Оливер и с опаской наблюдал за мной из-за двери.

— Хочешь немного кофе в дорогу? — спросил он.

— Да, было бы неплохо.

Между нами ощущалось напряжение, и я знал, что у него накопилась сотня вопросов, и он их задаст, если дать ему такую возможность. В свою очередь он понимал, что у меня найдется сотня причин не отвечать на них, поэтому, как только я застегнул чемодан, мы прошли на кухню и встали возле кофеварки, наблюдая, как капали последние капли в кружку.

— Ты не можешь взять эту кружку, — сказал он, отворачиваясь, чтобы положить столько сахара, сколько ни одному нормальному человеку не стоит съедать за один раз.

— Конечно, не хочу, это же твоя кружка с Аква-мэном, думаешь, я хочу лишиться глаза?

Он посмотрел на меня и немного улыбнулся.

— Нет, не поэтому. Доставая твою кружку, у меня будет пара минут, чтобы мы поговорили до твоего отъезда.

— А-а.

— Я знаю, у тебя что-то происходит, — он не закончил предложение, и оно повисло в воздухе, пока он подошел к холодильнику, доставая упаковку сливок.

Я почувствовал вспышку паники и забеспокоился, что Харлоу после всего произошедшего разозлилась и все ему рассказала. Но она этого не сделала, это я знал точно, даже еще не слыша, о чем он скажет дальше. Харлоу может быть во все вмешивающейся, наивной и импульсивной, но предательство не в ее духе.

Оливер вернулся к столу и открыл упаковку, проверяя срок годности, перед тем как налить. Казалось, что мы просто ведем ежедневную беседу после работы, и словно он еще раз дает мне шанс все ему рассказать. Которым я, конечно же, не воспользовался.

— Просто знай, что ты всегда можешь со мной поговорить.

— Я знаю, — ответил я, благодарный Оливеру, что он никогда не настаивал. — Спасибо.

Вот и все. Он вручил мне кофе, обнял меня покрепче, да так, что это смутило бы и Анселя, и я уехал.