Лола почти всегда в черном, включая черные блестящие волосы и камушек пирсинга на губе. Но все же она никогда полностью не проявляла физическую агрессию и не подходила для «Бунтарских девчонок». С ее идеальной фарфоровой кожей и, пожалуй, самыми длинными ресницами в мире, она была очень деликатной. Но уж если она решила, что ты мудак, ей не важно, что ты об этом думаешь. Она начнет издеваться.

— А цветочек тебе идет, — она наклонила голову, изучая его. — И у тебя красивые руки, кажутся такими мягкими. Может, нам стоит называть тебя Оливка.

У него вырвался смешок.

— А еще действительно красивый рот, — добавила я. — Нежный, как у женщины.

— Ой, да отъебитесь вы! — засмеялся он.

И вот так от незнакомцев мы перешли к пьяным лучшим друзьям, а под конец вечера превратились в супружеские пары. Но, в отличие от нас, Лола и Оливер не закрепили сексом свой брак. Лола была уверена, что Оливер в этом не заинтересован.

А теперь я понимаю, что она ошибалась.

— А где Финн? — спрашивает Оливер, усаживаясь на диван. — Привет, Джо. — обратился он к НеДжо.

— Обслуживает мисс Харлоу, — говорю я.

Он смотрит на меня с изумлением.

— Пошел за напитком для Харлоу, — снова переводит Лола.

Оливер кивает, смотрит на бар, а потом на меня.

— Будь милой с моим мальчиком, — подмигивает он мне, но по его тону я понимаю, что он не шутит.

— Потому что он неженка? Я тебя умоляю, — глумлюсь я. — Я всего лишь использую его огромный член и поразительное умение обращаться с веревкой. Не волнуйся о его задетых чувствах.

Закрывая руками лицо, Оливер стонет.

— Это больше, чем мне положено знать, — заявляет он, и как раз в тот же момент Лола кричит: «Слишком много информации!»

— Будешь знать, как меня поучать, — с ухмылкой отвечаю я. — Как дела в магазине?

— Хорошо. Много работы. Надеюсь, так будет и дальше.

Я вижу, как Миа наклоняется к Анселю, пока он, смеясь, медленно повторяет сказанное Оливером.

— Мне что, нужно говорить помедленнее, Ми-и-а-а-а? — спрашивает Оливер, изображая американский акцент.

— Да! — кричит она.

— А как зона для чтения? — спрашивая я. — Помогает привлечь новых покупателей?

— Кажется, да, — говорит он и ворует нетронутую бутылку пива у Миа. — Остается только узнать, кто из них станет постоянным покупателем.

— Так, скажи мне, друг, а ты уже кого-нибудь поимел после закрытия? — подперев руками подбородок, спрашиваю я.

Он смеется, покачивая головой.

— Знаешь, окно в магазине мало что скрывает, поэтому пока никак.

— Некоторым девушкам именно такое и нравится.

Он пожимает плечами и, ухмыляясь, опускает взгляд на пробку в своих руках, не глядя при этом на Лолу.

Нет, я точно сломаю этого парнишку, даже если мне будет плохо.

— Я думаю, первый магазинный перепихон Оливера будет у него в подсобке, — присоединяется Ансель, и — ох! — я обожаю этого парня.

Миа облокачивается на Анселя, и он наклоняется сказать ей что-то на ушко. Ее счастье — это лучшее отвлечение от моих забот. Хотя, может быть, помогает и алкоголь. Я так рада, что ее парень здесь больше чем на полтора дня. Он старается приезжать каждые две недели, но каждый раз у нас смешанные чувства — головокружительная радость от его приезда и вечный страх перед отъездом.

— А вы, ребята, так хорошо смотритесь вместе, — говорю я и наклоняюсь поцеловать Миа в щеку.

— Представь только, как мы смотримся, когда занимаемся сексом, — кричит через весь стол Ансель. — Просто нереально!

Я сминаю салфетку и бросаю в него.

— Нет уж, спасибо.

— Это моя суперсила.

— А тогда какая моя? — спрашиваю я.

Ансель складывает руки у рта, чтобы перекричать музыку:

— Напиваться?

Он показывает на принесенную Финном стопку. За исключением нашей дикой ночки у Лолы и Лондон и захватывающего дух пьянства в Вегасе, я редко пью больше пары коктейлей. Но, думаю, Ансель прав: уж если я начала, меня не остановить. Я осушаю свою стопку, чувствуя, как сладость, тепло и алкоголь растекаются в моем желудке.

Я громко рычу, встаю из-за стола и объявляю:

— Я напилась и иду танцевать, — указывая на Финна, говорю: — Ты. За мной.

Он отрицательно качает головой.

— Ой, да ладно, — вздыхаю я и пробегаюсь руками по его груди. Господи, до чего же приятно — он такой крепкий и твердый, мышцы напрягаются от моих прикосновений, и я чувствую, что уже завожусь.

Вечер четверга у Фреда — это вечер для девочек, поэтому играет клубная музыка, чтобы дамы могли потанцевать. И вот я пьяная. А Пьяная Я живет без проблем. Трезвая Харлоу может быть слишком гордой, чтобы умолять, и вести себя, как капризная девочка. Но добавьте в нее немного алкоголя — и начинается шоу.

— Ну пожалуйста, — шепчу я и поднимаюсь на носочки, чтобы целовать его шею. — Пожалуйста, красавчик, потом получишь Харлоу голой.

— Она что, всегда такая? — спрашивает Финн у девочек, не отводя от меня взгляда.

Он смотрит на мой рот, словно готов перекинуть меня через плечо и пройти так все пять миль до дома Оливера.

— Почти с каждым встречным чертовым парнем, — врет ему Лола. — Я уже устала забирать ее из паршивых мотелей в Тихуане[18].

Финн хмурит брови. Я начинаю царапать ногтями его грудь именно так, как ему нравится. И чувствую, как он вздрагивает от моих прикосновений. Он отворачивается и смотрит на танцпол.

— Ну, тогда я уверен, что найдется другой парень, желающий с тобой потанцевать.

Я изучаю его немного и надеюсь, что мое разочарование на лице не такое явное.

— Конечно, найдется.

Я жестом зову Миа, а она тянет за собой Анселя. Мы втроем идем на по большей части пустующий танцпол, где — несмотря на предположение Финна — танцует всего пара людей: пожилая пара в медленном ритме под быструю музыку и группа девчонок, чьи документы срочно нужно проверить.

Мне все нравится в этом баре: теплые замшевые сиденья, интересные люстры, но больше всего я люблю здешнюю музыку. Когда мы выходим, диджей — и по совместительству недавно переехавший сюда двадцати однолетний внук Фреда Кайл — включает песню с тяжелыми басами и кивает мне.

Я могу танцевать и одна, мне нужно только двигаться. Я поднимаю руки вверх, покачиваюсь в ритме и закрываю глаза. Я чертовски обожаю эту песню, этот пульсирующий бас и откровенно сексуальный текст. Ансель и Миа пытаются танцевать, окружив меня, но, думаю, они понимают, что мне все равно — одна я или с кем-то. Поэтому они поворачиваются и танцуют вместе, прижавшись бедрами, размахивая руками и улыбаясь.

Боже, они и правда замечательная пара. Конечно, Миа изумительная танцовщица, она словно рождена для этого, а Ансель прекрасно владеет каждой клеточкой своего тела. Я довольная, но в тоже время несчастная. На самом деле, я не несчастна. У меня легкая, дикая и насыщенная приключениями жизнь. Но почему мне кажется, что моя грудь словно заполнена ледяной водой?

Теплые руки движутся по моим бедрам к животу и прижимают к сильному твердому телу за мной.

— Привет, — тихо выдыхает Финн.

Он словно выдергивает пробку, холод из-под ребер уходит, и я окружена только его нереальным теплом. Он прижимается ко мне, едва двигаясь под музыку. Я разворачиваюсь в его руках и начинаю танцевать около него, позволяя держать меня. И я ощущаю просто первобытное желание секса. Соединиться. Ощутить его внутри себя.

— Ты меня с ума сводишь, вот так танцуя, — он наклоняется, прикасаясь губами к уху. — Господи, ты прекрасно выглядишь.

Я дотягиваюсь до его уха губами, и мой голос немного срывается:

— Поехали ко мне.

* * *

Как хорошо, что Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю, куда ехать, и мы молча смотрим на дорогу. Я рада, что мы не разговариваем. Это бы отвлекало меня от ощущений, что дарит его рука на моей ноге — основание его ладони лежит на бедре, а пальцы гуляют по самой нежной и чувствительной внутренней стороне. Такое чувство, словно он бросил свой якорь, и я замерла.

— Ты в порядке, Имбирная Печенька?

Мне нравится, когда он так меня называет, словно только у него есть на это право.

Я киваю.

— Все хорошо, только…

— Переживаешь кризис четверти жизни? — он улыбается, но не насмешливо. Видимо, я выгляжу такой же отчаянно желающей отвлечься, как и чувствую себя.

— Ага.

— Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало… — он убирает от меня руку, чтобы провести ею по своему лицу, оставляя на коже моего бедра призрачный след от каждого пальца. Но когда рука возвращается на место, я снова могу дышать. — Я не хочу, чтобы это звучало снисходительно. Помню, как и сам бесился, когда мне было чуть за двадцать, и хотел, чтобы все было понятней.

Я киваю, боясь заговорить, ведь тогда мой голос выдаст все мои эмоции.

— Как раз в это время папа и Колт уговорили меня принять участие в велопробеге.

— Ты рад, что послушал их?

Он молча кивает, и я указываю на поворот направо, вдоль по Eads Avenue. Мы находим место перед моим домом, и он заглушает двигатель.

— Ага, — глядя на меня, говорит он и протягивает мне ключи. — Я рад. Но жизнь всегда сложная штука. С возрастом просто смотришь на все по-другому.

Он идет за мной до лифта по коридору, приподнимая брови, но ничего не говоря. Держит руки глубоко в карманах джинсов, бейсболка низко натянута на глаза.

— Ты сильно пьяная?

Я пожимаю плечами.

— Достаточно.

Я вижу, что ему не нравится мой ответ, но он по-прежнему молчит, заходит со мной в лифт и наблюдает, когда я нажимаю кнопку четвертого этажа.