– Укутался, как на полюс.

– Знобит. Наверное, температура. Ты Катёне скажи, что бы Дашульку пока от меня подержала подальше. Мало ли?

– Я-то скажу. А ты своих студентов попроси в горло заглянуть. А лучше, так поехали бы домой, – Андрей поправил очки в тонкой оправе.

– Студентов попрошу. А чего домой всем вместе тащиться? Вы бы ещё отдыхали.

– Мне тоже пора делами заняться. Ты же знаешь, я Катёну и Дашеньку одних не оставлю.

– Ну, само собой, – Артур улыбнулся. – Только для того, чтобы нам всем вернуться домой, стоит позвонить сначала нашему ценному другу, товарищу и брату Ваську.

– Вот и позвони.

– Ладно. Вон мобильник лежит, брось мне, – он поймал телефон. – Спасибо.

– А вообще-то по любому стоит уже ехать. Вода становится холодная. Медузы появились.

– Так уже Спас скоро. Ещё моя бабуля-покойница говорила, что после Ильи вода холодная становиться. Илья перед Спасом, – Артур говорил и набирал номер.

– Помню я, когда Илья. Ты забыл, как меня по батьке?

– Извините, Ильич, – Артур отвесил поклон.

– Принято, – Андрей милостиво кивнул.

– Вася? – спросил Артур и дал Андрею знак молчать. – Да, я. Как живешь-можешь? Рад за тебя. Чем ты меня порадуешь? Уже? Нет, ничего страшного. Вернуться хотели. Ангина у меня. Перекупался. Не паникуй, всё схвачено. Спасибо… ещё раз спасибо… Должен буду. Ну, до встречи. Я позвоню, – он отключил телефон. – Всё, можно завтра возвращаться. Подругу заперли в психушке.

– Тогда возвращаемся.

Неожиданно Артур закашлялся. Из носу у него тонкой струйкой потекла кровь. Он достал платок и пошел в туалет. Вернулся он быстро, сел, удобно запрокинув голову и придерживая платок у носа.

– Что с тобой, Арчи? – встревожился Андрей.

– Ничего страшного. Просто в последнее время то ли из-за жары, то ли из-за давления у меня стала идти кровь носом. Противно, спасу нет, – пояснил Артур.

– А в больницу ты не обращался?

– Не начинай, пожалуйста, как Виталик. У того одна песня.

– Ты не думаешь, что он прав?

– Мужики, позвольте мне самому собой распоряжаться, – Артур поморщился. – Да, там Вася приглашал, как вернемся у Щербаня посидеть узким кругом. Не удобно отказывать.

– Не откажем. Я Вовчика уже сто лет не видел. Как он? Катёна сказала, что ещё больше поправился.

– Угу… такой солидняк нарастил!

– Слушай, а почему он меня тогда за налоговика принял? – Андрей закурил.

– Ты на себя в зеркало смотришь? У тебя этакий интеллигентно-протокольный вид. А ты тогда как зачастил! – Артур улыбнулся. – Вот Вовчик и испугался. Откуда ж он знал, что ты на Катёну ходишь смотреть. Я-то тебя сразу узнал. Всё боялся, что ты меня узнаешь на сцене.

– Тебя в очках и фуражке узнать трудно. И вообще я больше на неё смотрел.

– А чего ты сам боялся подойти?

– Такая женщина… – Андрей улыбнулся. – Какая разница, чем она занималась? Я на её фоне совсем теряюсь. Особенно тогда. Это ты у нас красивый, смелый. Я всегда познакомиться с кем-нибудь боялся. Мне когда-то одноклассница сказала, что я на Кролика из Винни-Пуха похож.

– А я на кого? На Казанову?

– Тебя женщины любят.

– Тебя тоже. Я уже видел, как на интеллектуалов бросаются. Не прибедняйся. Твои комплексы, это твои проблемы.

– Ну, с тех пор, как Катёна появилась, у меня их поубавилось, – Андрей рассмеялся, а потом стал сразу очень серьезным. – Не знаю, как бы я жил без неё и без Дашеньки. Кажется, я тебя понимаю, как тебе тяжело…

* * *

После похорон матери Артуру показалось, что в жизни ничего уже не будет. Он не мог больше работать, не хотел видеть никого из знакомых, не отвечал на телефонные звонки. Он возвращался домой, где каждая вещь напоминала о родителях, и снова вспоминал, вспоминал… Легче от этого не становилось. Только пепельница заполнялась окурками, а в комнате повисала плотная завеса табачного дыма.

На работе начались неприятности. Зав лабораторией, в которой работал Артур, был теперь ним недоволен. После нескольких воспитательных бесед, он счел за лучшее дать Артуру отпуск. Теперь он бывал дома целыми днями. Легче не становилось. Всё накрыла безысходность. Артур даже бриться не хотел. У него отросла очень импозантная и идущая ему борода. Впрочем, тогда его это не интересовало. Иногда к нему заходил Андрей Сокол. Они вместе учились, теперь вместе работали. Андрей был ценен тем, что умел не приставать с расспросами и не пытался отвлечь его разговорами.

Как-то раз к нему приехал Вовчик Щербань. Он довольно сдержанно, без лишних уверений в своих дружеских чувствах (за что Артур был ему очень благодарен), выразил свои соболезнования. Некоторое время они сидели молча. Первым разговор начал Вовчик.

– Арчи, я понимаю, что не время, но тобой интересовались.

– Это она попросила тебя приехать? – Артур рассматривал свою сигарету. Он прекрасно понял, о ком говорит Щербань.

– Нет. Я приехал сам и совсем не из-за неё. Просто так приехал.

– И просто так о ней вспомнил.

– Просто так.

– Вовчик, у меня к тебе большая просьба. Ты не мог бы передать ей кое-что, когда она появиться. Без объяснений. Скажи просто, что я попросил отдать.

– Хорошо. Она, обычно, раз в неделю появляется, а я как раз завтра смену принимаю.

Артур зашел в свою комнату и положил в конверт тысячу, которую обнаружил у себя в бумажнике после последнего свидания с Ириной. Он обнаружил деньги уже дома. К ним он так и не притронулся. Сейчас он запечатал купюры в конверт и отдал Вовчику. Тот даже не стал интересоваться содержимым. Посидев ещё с полчаса, Вовчик уехал.

Прошло ещё три дня. В тот день стояла ветреная холодная погода. Ещё почти голые ветви дерева, растущего возле дома, стучали в стекло. К вечеру начался мелкий, почти осенний дождик. Артур долго стоял у окна, глядя в полную темноту, блестящие на стекле капли и отражение в стекле огонька сигареты. Ему стало холодно. Он задернул штору и пошел на кухню, чтобы сварить себе кофе. В шкафчике с посудой на глаза попалась любимая чашка матери. Это была белая чашка из китайского фарфора. Если посмотреть через неё на свет, то чашка была почти прозрачной. Артур хотел взять её, но, то ли пальцы были непослушными, то ли поверхность слишком гладкая, чашка выскользнула и с тонким звоном упала на пол. Он присел и смотрел на фарфоровые осколки. Казалось, что каждый острый краешек больно царапает по самому сердцу. В каждом осколочке он видел лицо матери: в одном веселое, в другом грустное, в третьем чем-то озабоченное, в четвертом снова веселое, смеющееся…

В дверь позвонили. Артур медленно поднялся и пошел открывать. Он даже не спросил, кто. На пороге стояла Ирина. Минуту, показавшуюся обоим вечностью, они смотрели друг на друга.

– Здравствуй, – тихо сказала Ирина.

– Здравствуй. Проходи, – наконец выдавил из себя Артур.

Она вошла, сама сняла пальто и вопросительно посмотрела на Артура.

– Кофе хочешь? – он понимал, что нужно что-то говорить.

– Да. Я замерзла, – она зябко передернула плечами.

– Ты что, пешком?

– Нет. Я приехала уже около часа назад, машину оставила на улице и стояла во дворе… какая-то женщина показала твои окна. Я думала, что тебя нет дома, у тебя было темно. Потом увидела огонек сигареты. Когда ты включил здесь свет, я решилась зайти… – Ирина пошла следом за ним на кухню.

Артур повернулся и посмотрел на неё. Здесь, при ярком свете, в волосах Ирины блестели мелкие дождевые капли, лицо её было бледным. Она опустила глаза и увидела на полу осколки. Артур нагнулся и собрал их.

– Что это? – спросила Ирина.

– Чашку разбил, – он выбросил осколки. Одним он всё-таки порезал палец.

– Ты поранился? – Ирина увидела кровь.

– Ничего страшного… – Артур открыл кран, сунул руку под воду и после паузы добавил, – Это была мамина любимая чашка…

– Прости, я ведь ничего не знала, – она подошла к нему и прижалась к его плечу. – Я так виновата…

– О чем ты? – Артур закрыл воду и повернулся.

– Я не знала, что у тебя произошло. Ты ведь никогда не говорил ничего.

– А что бы это изменило?

– Я же видела, что ты мучаешься. А в последний раз…

– Я был у тебя, когда она умерла, – взгляд Артура стал невыносимо тяжелым. – Это случилось в три часа ночи. Я хотел тогда остаться в больнице, но мне не разрешили. Когда я уходил, она спала…

– Прости, что позвонила тебе в тот вечер. Мне так страшно было одной, так одиноко… казалось, что если ты не придешь, то я провалюсь в пустоту и останусь там навсегда. Мне нужно было услышать хотя бы твой голос… Ты пришел…

– Что теперь?

– Я в вечном долгу перед тобой и перед твоей мамой…

– Маме долги теперь возвращать некак. То, что здесь, ей больше уже не нужно.

– А тебе? Ты ведь живой.

– Зачем тебе всё это? Как ты вообще узнала? Вовчик сказал?

– Он отдал мне конверт. Кстати, я привезла его назад.

– Ира, у нас ведь больше ничего не будет. Может быть, я последняя сволочь, потому что использовал тебя…

– Я сама захотела этого, – перебила она его и положила на стол конверт. – И не отказывай мне, пожалуйста.

– Просто я не смогу больше с тобой залезть в постель. Я не смогу больше быть твоим дорогим удовольствием.

– А я и просить не стану. Неужели ты не понял, что мне нужно было просто видеться с тобой? Остальное всё второстепенно. Ты для меня всегда будешь моим Самым Дорогим Удовольствием. И не из-за цены. Все мальчики, которых я снимала, были совсем не такими. Не один из них не думал обо мне, только о себе. Все сразу старались выяснить, сколько мне лет и сколько я готова заплатить. Потом их невозможно было отогнать. У тебя всё было не так, всё наоборот…

Артуру стало неожиданно жаль её. Это было, кажется, первое чувство, которое появилось у него, кроме чувства потери, за последнее время. Он запутался пальцами в её влажных волосах и посмотрел в её полные слез глаза.