– Зашился в делах, голову поднять некогда. Сегодня грехи замолю. А это вам, Ольга Филипповна, – Артур протянул ей коробку.

– Ой, балуете вы меня! Ну, спасибо! Вот они уже идут.

– Крестный приехал! – на веранду выбежала хрупкая светловолосая девочка лет пяти.

– Дашулька, прелесть моя! – Артур подхватил её на руки, и улыбка его стала ласковой, глаза потеплели. – Гляди тебе Тимоньку какого привез. У него даже на ошейнике написано, что его Тимонька зовут. По дороге поймал.

– Ты шутишь, Артур, – Дашенька совершенно серьезно пригрозила ему пальчиком. – Такие Тимоньки по дорогам не бегают. Я уже не такая маленькая.

– Да? Большая совсем? Давай меряться!

– Только давай Ольгу Филипповну попросим скатерть отвернуть, и ты меня на стол поставишь.

– Ладно, после обеда. Я голодный, как волк, а ты после обеда ещё подрастешь. Ещё вот персиками догонишься.

– Артур, почему ты так давно не приезжал? Нам без тебя скучно.

– Так я уже приехал. А где мамочка?

– Я здесь. Вы так увлеклись, что не заметили меня, – к Артуру подошла Катя. – Привет!

– Привет, Катёночек! Как настроение?

– Ой, Артур… – у Кати дрогнули губы.

– Ну, что ты? – Артур опустил на пол Дашеньку и провел рукой по волосам Кати. – Я и тебе подарок привёз. Смотри какая. И ты, Дашулька, смотри. Её Тартилла зовут. Красавица и, на редкость, рассудительная барышня. Никогда не принимает скоропалительных решений. Только входную дверь хорошо закрывайте, а то, как побежит, не догоните.

Артур достал из кармана черепашку и посадил на край стола. То ли почувствовав твердую почву, то ли устав сидеть в своем домике, черепашка высунула змеиную головку и ноги и начала осматриваться.

– Ой! Что это?! – Дашенька обоими ручками схватилась за руку Кати. – Мамочка, что это?

– Это черепашка, Дашенька, – пояснила Катя.

– Живая?

– Конечно, живая. Она теперь у нас жить будет.

– А она кусается? Её можно потрогать?

– Потрогай, Дашенька, она добрая.

Дашенька опасливо протянула ручку и одним пальчиком коснулась панциря. Черепаха с удивительной быстротой втянула голову и ноги. Дашенька испуганно ойкнула и спрятала ручку за спину.

– Не бойся, Дашулька, – Артур присел рядом с Дашенькой. – Давай попросим Ольгу Филипповну принести блюдечко с молоком, и Тартилла с нами обедать будет.

– А как она кушать будет?

– Увидишь.

– Ольга Филипповна, пожалуйста, поставьте для Тартиллы блюдечко с молоком, – очень вежливо попросила Дашенька.

– Сейчас, солнышко моё, – Ольга Филипповна своей утиной походочкой пошла в дом, спросив на ходу у Кати. – Катерина Вольфовна, обед нести?

– Да, конечно, – кивнула Катя.

– Мамочка, а можно я помогу Ольге Филипповне? – спросила Дашенька. – Я салат принесу.

– Можно, – разрешила Катя.

Когда Дашенька ушла вслед за Ольгой Филипповной, Артур присел на перилла веранды и закурил. Катя присела рядом с ним.

– Как крестница? Я смотрю, она вроде бы немного посвежела.

– Всё-таки лечение даром не прошло, да и сидим здесь уже месяц. Она даже пробежать уже иногда может хоть немного.

– Я сегодня это уже заметил. Ничего, Катёночек, даст Бог, такая барышня вырастет! – он улыбнулся. – Ты и Сокол твой – ребята серьёзные. Вспомни, какой она к вам попала.

– Только не напоминай. Мне до сих пор страшно… Ты знаешь, а в зоопарке в террариум мы её так и не смогли уговорить зайти. Как увидела змею, так и в слезы.

– Катёночек, у тебя сегодня глаза на мокром месте. Успокойся. Как вообще дела?

– После вчерашнего звонка я себе места найти не могу, – Катя вытерла глаза. – Артур мне страшно… Андрей меня утешает, но он так далеко.

– Я рядом. Андрей скоро приедет.

– Я думаю, вдруг у Васи перемкнет что-нибудь, и он начнет нас доставать? Мне вчера Андрюша даже сказал, что бояться нечего, что я сама себя настраиваю, – она помолчала, потом снова вытерла глаза и продолжила. – Я самого ресторана боюсь. Мне кажется, что если я снова начну танцевать, то…

– Так, успокойся. Ребенка перепугаешь. Смотри, она уже с Ольгой Филипповной сюда идет. Давай после обеда пойдем на берег и там поговорим.

Обед прошел довольно весело. Артур шутил. Катя тоже начала улыбаться. К большой радости Дашеньки, черепашка, почуяв запах молока, снова высунула змеиную головку и начала есть, даже одной ногой в блюдечко залезла.

После обеда Артур и Катя ушли на берег, поручив Дашеньку заботам Ольги Филипповны. Вода действительно была теплая, как парное молоко. Песок на берегу уже подсох. Артур и Катя немного поплавали, а потом устроились загорать – Катя на бревне, а Артур, рядом, на песке.

– Как ты, Арчи? – спросила Катя, коснувшись его щеки.

– Нормально, – Артур старательно улыбнулся. – Давно не приезжал, потому что было много дел.

– Я не о том. Ты очень бледный. Говорил, что голоден, как волк, а сам почти ничего не ел. Только воду пьешь. Тебе не понравилось?

– Всё очень вкусно, только у меня в последнее время проблемы – я совсем не хочу есть. Говорю же, устал сильно. Наверное, через недельку уеду отдохнуть.

– Один?

– Ещё не знаю. Подходящей кандидатуры не нашел.

– А цветы для кого покупал?

– Ну, мало ли… – Артур потянулся, достал из кармана брюк сигарету и закурил. – Уже доложили?

– Девочки сказали, что ты за последний месяц пять раз цветы покупал. Кремовые розовые бутоны. Она молодая? – Катя улыбнулась.

– Она меня послала. Я, видимо, стал стареть, и не могу соблазнить совсем молодую девочку. Странное какое-то ощущение, как собственную дочь трахнуть. Переворачивается всё внутри. Ей это не понравилось. С её подругой у нас всё получилось, а с ней даже поцеловаться не мог. А без неё мне скверно.

– Ты, действительно, устал, – успокоила его Катя.

– Ты-то успокоилась? – Артур повернулся и снизу вверх посмотрел на неё.

– Не знаю ещё, – она перестала улыбаться. Лицо её стало грустным и задумчивым. – Ты хорошо помнишь, как мы с тобой встретились?

– Да уж помню, – Артур горько улыбнулся.

– Мне тогда без стакана или косячка глаза открыть страшно было. Под кайфом в постель с кем-нибудь попаду, утром просыпаюсь, и трясти начинает, не столько после вчерашнего, сколько от мысли, что, не дай Бог, снова подзалетела. Везло ж мне на клиентов, которые напрочь презервативы не признавали! Конечно, какие теперь, после четырнадцати абортов, дети будут? А, если посчитать ещё и те случаи, когда передвижением мебели всё обошлось, то со счету сбиться можно. Вовчик к себе взял. Я у него месяц прокрутилась, но с тем, в какие истории я влипала, он же меня уже выставить хотел. Хорошо, ты объявился.

– А что ты у меня наручниками к батарее пристегнутая сидела ты не забыла?

– А ты помнишь, как я с тобой драться кидалась? – Катя грустно улыбнулась.

– Помню. Ты помнишь, как мы с тобой в постель попали и провалялись там почти сутки?

– Помню. Как с ума тогда посходили. У меня никогда такого с мужиком не было.

– А мне никто истерики не устраивал.

– Ты же меня как арестанта держал, – Катя снова грустно улыбнулась. – Мне тогда до потери пульса обидно было, что ты меня никуда не выпускаешь, сам где-то с бабами шляешься, а я тебе совершенно безразлична.

– Я же говорил тебе, что далеко ты мне небезразлична была. Только не хотел я тебя использовать.

– Я в тебя почти влюблена была. Пока Андрюша не появился.

– Я помню, как, когда некоторые, не будем показывать пальцами, кто именно, повздоривши с Соколом, ужрались до свинячьего визга, а через час наш выход был. Вовчик, когда увидел, как я тебя фейсом в холодную водичку в мойке макал, решил, что я тебя, неровен час, утоплю.

– Я помню, только с того момента, когда ты мне уже пощечины отпускал.

– Это уже самый конец был. Хорошо, что ты не помнишь, как я на тебя весь словарный запас выложил. Бедный Щербань до сих пор дергается, когда вспоминает. Он такой матерщины никогда в жизни не слышал. Одного не пойму, чего вы тогда с Андреем поссорились?

– Он меня с мамой хотел познакомить и убеждал, что я совсем не потаскуха, а просто несчастная и жизнь у меня не сложилась. Вот меня и взбесило, что он меня жалеть начал.

– Сейчас не бесит?

– Нет. Я его тогда серьёзно не воспринимала. Кто был он – рафинированный интеллигент, и кто я – искусствовед-недоучка, стриптизерша, шлюха преклонных лет со стажем.

– Ну, только не страдай, кто есть кто. Я тоже почти крутой кандидат. Так же, как и ты, за бабки чего только не делал. Хотя… – он задумался, – пассивным не был. И насчет преклонных лет. Двадцать семь тогда было. Слушай, а тебе в этом году тридцатиник уже? – Артур снова повернулся к Кате.

– Уже. Юбилей.

– А мне уже сорок…

– Женился б ты, Арчи.

– Попробую. Только вот когда, не знаю.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Солнце припекало.

* * *

Через две недели после похорон отца заболела мать. Она попала с сердечным приступом в больницу. Состояние её было тяжелым. Артур приходил к ней вместе с Леной, и просиживали у неё полдня. Лена оставалась с Артуром почти всё время. Её родители поддерживали его, как могли. Несмотря на присутствие Лены, самым страшным временем суток была ночь. Как ни старался, Артур не мог уснуть, а если и засыпал, то всего лишь на час-два. Потом он просыпался и сидел, куря сигарету за сигаретой до утра. Лена просыпалась и сидела с ним. Она ничего не говорила, но её молчание было весомее любых утешений. Так прошел месяц. Каникулы заканчивались. Возвращаться назад в училище Артуру не хотелось, но другого выхода пока не было. Он вернулся. Снова начались будни, снова он ждал увольнительных и встреч с Леной.

В октябре Лена сказала, что её родители собрались уезжать в Сургут. Она решила остаться. Остаться из-за Артура. А он не мог больше оставаться без неё.