Эмили Гиффин - Грусть не для тебя

Я родилась красавицей. Маме сделали кесарево сечение, и я появилась на свет, счастливо избежав тех деформаций и боевых шрамов, которые случаются после прохождения через родовой канал. У меня был точеный носик, полные губки и уже заметные брови. Мою голову покрывал пушок — там, где нужно, и столько, сколько нужно, — что обещало в будущем роскошную гриву и идеальную линию волос.

И, разумеется, волосы у меня выросли густые и шелковистые, цвета кофейных зерен. Каждое утро я терпеливо сидела, пока мама довивала их горячими щипцами или заплетала в замысловатые косички. Когда я пошла в детский сад, все девчонки — в большинстве своем уродливо стриженные «под горшок» — шумно спорили за право лечь спать рядом со мной во время тихого часа, чтобы трогать мой «конский хвост». Со мной делились игрушками и пропускали на горку без очереди. Делали все, чтобы заслужить мою дружбу. Именно тогда я поняла, что таков негласный закон жизни — внешность играет далеко не последнюю роль. Другими словами, уже в нежном трехлетнем возрасте мне стало ясно, что красота — это привилегии и власть.

Я окончательно уверовала в это, пока росла, по-прежнему оставаясь самой красивой девочкой среди своего все расширяющегося крута поклонников. Первой красавицей я была в средней и затем в старшей школе. Но в отличие от героинь фильмов красота и популярность не сделали меня врединой. Я правила сурово, но справедливо и вовремя приструнивала других, чуть менее популярных девчонок, если они пытались злоупотреблять своей властью. Никогда не испытывала желания замкнуться в узком кругу и неизменно оставалась верна своей лучшей подружке Рейчел. Я была достаточно красива для того, чтобы играть по собственным правилам.

Хотя, конечно, так было не всегда. Помню, в шестом классе, когда мы с Рейчел играли в «психолога», одну из наших любимых игр, я обычно исполняла роль пациентки, которая жаловалась, что страшно боится пауков и потому все лето не выходит из дома.

— Ну что ж, — говорила Рейчел, поправляя очки на переносице, и что-то царапала на листочке. — Рекомендую вам посмотреть фильм «Паутина»… Или переехать туда, где нет пауков. И принимайте вот это… — Она давала мне две витаминки и ободряюще кивала.

Так оно обычно и шло. Но однажды вечером Рейчел намекнула, что вместо вымышленной пациентки я могла бы сыграть саму себя и рассказать ей о своих настоящих проблемах. Я вспомнила о том, как мой младший братец Джереми не умолкая треплется каждый вечер за ужином, рассказывает идиотские анекдоты и всякие подробности из жизни животных. И я пожаловалась, что мои родители, очевидно, больше любят его — или, по крайней мере, просто выслушивают внимательнее, чем меня.

Рейчел откашлялась, подумала и сказала, что маленьким мальчикам нравится всех смешить и выглядеть забавными, в то время как девочки предпочитают казаться серьезнее и умнее, чем на самом деле. Она назвала это настоящей ловушкой для девочек и предупредила, что из таких обычно вырастают «пустышки».

— Где ты это услышала? — спросила я, гадая, что она подразумевает под «пустышками».

— Нигде. Просто я так думаю, — сказала Рейчел, как бы подтверждая тот факт, что ей самой это не грозит. В общем, ее теория отражала действительность. Я была красивой по общепринятым меркам, а Рейчел — хорошенькой. Тут я почувствовала легкий укол зависти — мне захотелось тоже изобретать теории и говорить умные слова.

Но потом я заметила, как Рейчел встряхивает своими жиденькими каштановыми волосами, и поняла, что у меня все в порядке. Конечно, я не могу найти на географической карте Пакистан или перевести дроби в проценты, но зато красота проложит мне дорогу в мир дорогих авто, роскошных дворцов и столового серебра. Все, что мне нужно, — это удачно выйти замуж, точь-в-точь как мама. Она не блистала умом и лишь три семестра проучилась в местном колледже, но зато на ее хорошенькое личико, миниатюрную фигурку и безупречный вкус клюнул мой замечательный папа-дантист, и с тех пор, она ни в чем нужды не знала. Мне казалось, что ее жизнь — это замечательный образец для подражания.

Я превратилась из подростка в девушку и пошла учиться в Университет Индианы — просто потому, что так было надо. Вступила в наиболее престижные женские клубы, встречалась с потрясающими парнями и четыре года подряд красовалась на обложке студенческого ежегодника «Самые классные девчонки». Особенно себя не утруждая, я получила диплом и разыскала в Нью-Йорке Рейчел, которая закончила юридический факультет и по-прежнему оставалась моей лучшей подругой. Пока она корпела над книжками в библиотеке и работала, я продолжала развлекаться, потому что быстро поняла — на Манхэттене жизнь прекраснее, чем где бы то ни было. Там были стильные клубы, дорогие рестораны и мужчины что надо. И, как и раньше, у меня была самая роскошная шевелюра во всем Нью-Йорке.

В течение примерно десяти лет, пока мы с Рейчел прокладывали себе дорогу в жизнь каждая по-своему, она не раз спрашивала меня: «Неужели тебя не заботит карма?» Кстати, впервые она заговорила о карме в средней школе, когда я списала контрольную по математике. Помню, как пыталась понять значение этого слова, вспоминая песню «Карма хамелеона», и, разумеется, так и не смогла. Позже я догадалась: она имеет в виду, что тяжкий труд, честность и воздержание всегда в конце концов окупаются, в то время как привычка получать все за красивые глаза — это что-то вроде преступления. И, как в тот день, когда мы играли в «психолога», я вдруг с тревогой подумала, что она права.

Но я сказала себе, что вовсе не обязательно превращаться в образцовую домохозяйку, чтобы не бояться загробного воздаяния за грехи. Я ведь по праву получила свою звездную работу, целую толпу друзей и потрясающего жениха — Декса Тэлера. Я заслужила квартиру с видом на Центральный парк и обручальное кольцо с бриллиантом чистой воды.

Это было тогда, когда я думала, что обрела смысл жизни. Мне непонятно было, почему люди, особенно Рейчел, все усложняют. Она может сколько угодно следовать правилам, но каков результат? Она одинока в свои тридцать лет и до ночи засиживается на работе, которую ненавидит. А мне везет так же, как и во времена нашего детства. Помню, я пыталась наставить подругу на путь истинный, советовала добавить хоть капельку радости в ее тусклую, упорядоченную жизнь. Советовала, например: «Брось эти скучные туфли в ящик для пожертвований и купи себе новые. Ты почувствуешь себя гораздо лучше, я уверена».

Конечно, это говорит о том, что я чересчур заботилась о внешнем. Но в то же время я, честное слово, и не думала, что кому-нибудь этим наврежу, в том числе и себе самой. Да, я эффектная, удачливая в любви женщина, но искренне считаю себя порядочным человеком, который заслуживает счастья. Так почему же остаток моей жизни должен быть менее блестящим, чем первые тридцать лет?!

А потом случилась катастрофа, которая заставила меня усомниться в истинности выбранного кредо. Рейчел, моя непритязательная, скромная подружка с волнистыми волосами цвета пшеницы, вдруг ворвалась в мою личную жизнь — и украла моего жениха…

«Прямо под дых». Это было одно из любимых выражений моего братца Джереми, когда мы были детьми. Становясь свидетелем драки на автобусной остановке или в школьном коридоре, он пронзительно, брызгая слюной от волнения, орал: «Дай ему! Дай! Прямо под дых, парень!» При этом Джереми сжимал кулаки, размахивал руками и, видимо, был очень доволен собой. Все это было много лет назад. Теперь мой брат зубной врач, работает вместе с отцом, и я уверена, что уже лет десять ему не приходилось бывать ни свидетелем, ни участником, ни тем более инициатором потасовки.

Я давно уже не слышала этих слов — до того памятного возвращения к себе на Ист-Сайд. Я только что ушла от Рейчел и теперь рассказывала таксисту о своем ужасном открытии.

— Ого! — сказал он с грубоватым акцентом, выдававшим уроженца Куинса. — А твоя подружка, можно сказать, просто врезала тебе под дых, а?

— Да! — рыдала я, растравляя себе раны. — Именно так.

Верная, преданная Рейчел, моя лучшая подруга в течение двадцати пяти лет, которая неизменно блюла только мои интересы (или хотя бы, по крайней мере, не ставила себя на первое место!), вдруг дала мне под дых. Ударила по больному. Случилось то, чего я просто не могла предвидеть. Это все равно как если бы собака-поводырь умышленно вывела своего слепого доверчивого хозяина на проезжую часть.

Сказать по правде, все было далеко не так просто, как я рассказала таксисту. Мне только хотелось не упустить из виду основную мысль — предательство Рейчел. Да, я тоже кое в чем ошиблась, но не предала нашей дружбы.

За неделю до свадьбы я пришла к ней, чтобы сказать, что бракосочетания не будет. Мой жених Декс первым сказал мне эти ужасные слова (мол, возможно, нам не стоит жениться), но я легко с ним согласилась, потому что у меня был роман с Маркусом, одним из его друзей. В одну из душных ночей я от него забеременела. Это было так некстати. Тем более что Рейчел в начале лета слегка увлеклась Маркусом. Они ходили на свидания, но этот роман увял, когда втайне от нее я вступила с ним в связь. Я чувствовала себя просто ужасно — потому, что изменяла Дексу, а особенно потому, что лгала Рейчел. И вот я решила повиниться. Была уверена, что она поймет. Она всегда меня понимала.

Итак, я мужественно приехала в квартиру на Ист-Сайд.

— Что случилось? — спросила она, открывая дверь.

Я почувствовала себя лучше, услышав ее голос — такой знакомый и умиротворяющий. Рейчел — заботливая подруга, еще более заботливая, чем моя родная мать. Я вспомнила, сколько раз она задавала мне этот самый вопрос в течение многих лет — когда однажды в дождь я оставила открытым люк в крыше папиной машины, когда испачкала свои лучшие белые джинсы во время месячных. Она всегда спрашивала: «Что случилось?» — и неизменно своим ровным голосом, который вселял в меня надежду, говорила, что все обязательно будет хорошо. Рейчел могла уладить любую неприятность. Она успокаивала меня, когда никому вокруг это не удавалось. Я была уверена — даже обидевшись, что Маркус предпочел меня, Рейчел переживет это и скажет, мол: ничего страшного, на все Божья воля, ты не преступница — просто поддалась своим чувствам, я тебя понимаю, и Декс, конечно, тоже поймет…