— Да-да, а потом взял и влюбился, — с трудом сдерживаю ржач. — Какой я нехороший.

Егор недоверчиво хмурится.

— Ещё один влюблённый? Ну всё, Шастинский, нас конкретно кинули…

Усмехаюсь.

— Позубоскалили и хватит. — Перевожу взгляд на Ёжика, сидящего справа. — Теперь твоя очередь.

Корсаков болезненно морщится.

— Да наворотил я дел с этой грёбаной местью… — неохотно признаётся друг. — Теперь не знаю, как исправить ситуацию.

— Фух! — выдыхает Лёха. — Я уж думал, ты щас тоже выдашь фразу Макса «Я влюбился». Прям от сердца отлегло.

Бросаю красноречивый взгляд на Романова, и тот от моего имени отвешивает Лёхе подзатыльник.

— А ты думал, если сел подальше — я до тебя не дотянусь?

Лёха смотрит на меня тем же взглядом, что и Бакс, когда я забываю его покормить — смесь обиды и недовольства.

— Что именно натворила твоя светлость? — спрашивает Костян у Ёжика.

Судя по тому, что лицо последнего становится похожим на горящий факел — ничего хорошего.

— Расскажу как-нибудь в другой раз.

— А можно я свою историю вообще рассказывать не буду? — бурчит Лёха.

— И упустишь шанс реабилитироваться в наших глазах и доказать, что ты не только раздолбай? — хохочет Кирюха.

— Посмотрел бы я на тебя, если б ты пытался подкатить к девчонке, которую недавно изнасиловали… — глухо бормочет Лёха, и на моих глазах моментально стареет лет на десять.

Смех Романова резко обрывается, и он так странно смотрит на Шастинского, будто знает, о какой именно девчонке идёт речь.

Если б я сейчас сказал, что решил стать геем, думаю, на мои слова никто бы не обратил внимания — в таком ахуе сейчас пребывали парни. В том, что Шастинский не шутил по поводу серьёзных отношений, сомневаться не приходилось — выглядеть так, как сейчас выглядел он, можно только испытав охренительный шок.

— Костян? — переводит Кир ошалелый взгляд на друга. — Не хочешь поделиться своим положением?

Всё это было сказано с намёком на то, что пора поменять тему, пока кого-нибудь из нас инфаркт не хватил. Не могу сказать, что во всём этом было хуже всего — то, что у Лёхи в принципе кто-то есть, или то, что этот кто-то — жертва насилия… Если бы хоть одна сука сделала такое с Ниной, я порвал бы его в такие мелкие клочки, что их невозможно было бы разглядеть даже под микроскопом.

И лучше мне вообще не думать на эту тему, пока крышу окончательно не сорвало.

— Ну нет, я не могу говорить после такого! — отнекивается Костян. — Тут сплошь боевики, фильмы ужасов и трагикомедии, куда мне со своей сопливой мелодрамой…

Не удержавшись, фыркаю, хотя здесь нет ровным счётом ничего смешного…

— А вот я бы для разнообразия и слезливую историю послушал, — ржу и почти получаю очередной подзатыльник: вовремя успеваю увернуться.

— Я — люблю, она — ненавидит, — театрально вздыхает Матвеев. — Вот и весь сказ.

— Слава Богу! — стонет Лёха. — Если мы закончили сеанс соплежуйства, можно я уже нахуярюсь в хлам и уйду в астрал?

— Соскучился по квантовым порталам и астральным насекомым? — ржёт Ёжик и заваливается на левый бок.

Бросаю на него насмешливый взгляд.

— Да уж, один раз тебе на день рождения пожелали «оставаться таким, какой ты есть», и именно поэтому ты до сих пор такой дебил, — ржу во весь голос, и парни подключаются.

Короче, тонна бухла нам в помощь.

Стол активно заполнился стеклотарой, а я поймал себя на мысли, что не испытываю прежнего предвкушения от предстоящего отрыва. Вот ни капли. Такое ощущение, словно кто-то обновил моё системное ПО до более новой версии, в которой Соколовский не пьёт от слова совсем. Да ещё и на душе стало так тоскливо и паршиво, хоть в петлю лезь. Бывали у меня и раньше подобные упаднические настроения, но они были связаны с чем-то или кем-то, а тут новая Чёрная дыра нарисовалась абсолютно из ниоткуда — как будто кому-то сверху просто захотелось, чтобы она там была. В этот момент я был абсолютно апатичен ко всему миру и ушатан собственной жизнью, а я не привык к таким ощущениям.

К своему стакану потянулся чисто автоматически, хотя мозг протестовал и пытался приказать пальцам разжаться и бросить эту дрянь к чёртовой бабушке. Я не только пальцы, но ещё и зубы сцепил покрепче и просто влил в себя коричневую жидкость, даже не потрудившись узнать, что это было. Она обожгла рот и огненной рекой потекла вниз, оставляя после себя выжженный след. Краем глаза заметил, что парни пили практически на таких же эмоциях, как и я сам.

Примерно через пару стаканов — в состоянии опьянения время я измерял именно стаканами — голова приобрела конкретную лёгкость, загоны и проблемы начали куда-то испаряться, кружась в том же водовороте, что и окружающий мир.

Кинул быстрый взгляд на парней, с каким-то идиотским облегчением осознав, что они вроде как воспряли духом; правда, та скорость, с которой Лёха поглощал содержимое бутылки, меня однозначно напрягала. Дождавшись, пока он в очередной раз наполнит свой стакан, я накрыл его ладонью и придавил к столу. У Лёхи на лбу появилась озадаченная складка: кажись, он не мог понять, откуда взялась эта третья рука, которая мешает ему «нахуяриться в хлам».

— Притормози, спринтер, — ржу, наблюдая, как рассредоточенный взгляд Лёхи пытается собраться в кучку. — Мы только начали, а ты уже бутылку оприходовал! Тебя делиться не учили?

Костян наклоняется к Лёхе и пытается вглядеться в его глаза.

— Да у него уже бак полный, — бурчит Матвеев. — Ему нельзя больше. Заберите у него кто-нибудь бутылочку «Фруто-няни».

Шастинский вцепляется в ром — мне всё же удалось опознать этикетку — двумя руками и пытается запихнуть под кофту; парни, поняв, что за бухло пошла жёсткая делёжка, начали хватать со стола бутылки и прятать куда придётся. Закатываю глаза к потолку, отчего голова начинает «плыть по течению».

— Соколовский в пролёте, — ржёт Ёжик, прикладываясь к последней бутылке. — В большой компании клювом не щёлкают!

— Там на втором этаже так-то бар есть, — ухмыляюсь в ответ, а у самого в голове одна мысль — сделать какую-нибудь лютую херню, от которой утром будет чертовски стыдно, но останутся хотя бы обрывочные воспоминания.

— Бля, точно, — хмурится Ёжик, но бутылку возвращать на место не спешит.

Жаловаться на отсутствие бухла не приходится, потому что мне в принципе хватило и той бутылки, которую я сам как-то незаметно успел оприходовать, но организм, привыкший получать всё помногу, требовал ещё.

Скосившись на раззевавшегося Ёжика, выхватываю его бутылку коньяка под протестующее пыхтение последнего.

— Что ты там про клюв говорил? — ржу я и щедро наполняю свой стакан.

— Ну и? — интересуется Лёха. — Куда рванём на этот раз?

— А ты думаешь, в этом городе остался хоть один угол, в котором не было твоей многострадальной задницы? — задаёт встречный вопрос Кирилл.

Лёха задумчиво скребёт подбородок.

— Не может такого быть. Какой-нибудь закуток должен был остаться. К тому же, это Макс у нас любитель находить проблемы.

Согласен. Теперь мы уже все впятером пытаемся представить то место, которому не посчастливится встретиться с нами.

Мне уже его жалко.

Внезапно лицо Костяна светлеет.

— Есть идея! — Почему-то от тона его голоса мне начинает казаться, что сейчас мы дружно отправимся делать то, что моему пьяному мозгу пиздец как хотелось: искать приключения на свою филейную часть. — Давайте поедем по девочкам!

Я окинул его скептическим взглядом, который в точности скопировал Романов.

— Как ты себе это представляешь? Я вообще-то женат, придурок, если ты не забыл.

Костян болезненно морщится.

— При чём тут твоя жена? Тебе её завоёвывать не надо, она и так уже твоя; у Макса тоже вроде всё путём, насколько я понял. А вот у меня проблемы, да и у Ёжика с Лёхой не лучше.

— И что ты предлагаешь?

Кажется, кроме Костяна никто не вдуплял, в чём именно заключается его феноменальная идея.

Матвеев закатил глаза, явно пребывая не в восторге от нашей сообразительности.

— Давайте сгоняем к моей Полинке, а потом к Оле и… — он посмотрел на Лёху, потому что имя его девушки мы так и не узнали.

— К Кристине, — ошалело помогает Шастинский.

— К ней сáмой, — утвердительно кивает Костян.

— И что ты собираешься с ними делать? — непонимающе спрашиваю. — Я понимаю, ТЫ поедешь к своей Полине, Ёжик — к Оле, а Шастинский — к Кристине, но нахрен там МЫ ВСЕ?

— Группа поддержки, тормоз, — огрызается Матвеев.

— Сам ты тормоз…

— Я тебе чё, черлидерша, что ли? — одновременно произносим с Лёхой.

— Ага, щас домой за помпонами сбегаю… — проворчал Кир.

— Да подождите вы! — злится Костян. — Меня одного Полина слушать не станет — пошлёт туда же, куда и всегда, когда меня видит. А при огромной толпе может у меня хотя бы появится шанс поговорить с ней.

Ёжик задумчиво хмурится.

— Ну, вообще-то, может и прокатит… — при этом он явно не Костикову ситуацию имеет в виду. — Может Оля проникнется моим раскаянием и тоже перестанет злиться…

Лёха косо смотрит на друга.

— Ты с ней спал? — Егор морщится и опускает глаза в пол. — Спал, значит… А ты ведь вроде как мстить ей собирался… И когда же твоя месть в горизонтальную плоскость перешла?

— Примерно одновременно с твоими шуточками, — огрызается Корсаков. — И вообще-то это и была месть.

Пару минут стоит тишина, которая нарушается ржачем Романова.

— Это самый дебильный способ мести, о котором я слышал!

— Иди к чёрту!

— Не, давайте лучше к бабам, — гнёт свою линию Матвеев.

А у меня уже отчётливо слышится скрип тормозов.

— Да поехали уже! — взрываюсь я: других вариантов всё равно нет. — Хули тут ловить, кроме вашего детсадовского стёба?