— Ближе, — хрипит Макс прямо во время поцелуя, но в моей голове такая каша, что я вообще не могу понять, что он имеет в виду и чего хочет. Но на моё счастье он считает нужным пояснить: — Ты должна быть ближе.

Хотя ближе уже физически невозможно, потому что я ощущаю его буквально всем телом; так жарко мне не было даже тогда, когда я болела ветрянкой и лежала с температурой под сорок. Решаю позволить себе немного больше: оттягиваю край его свитера и провожу ногтями по его груди, слегка царапая кожу. Макс рычит в ответ и буквально сдавливает меня в объятиях до хруста костей; его губы перемещаются на мою шею, и кожу обжигают его болезненные поцелуи-укусы. Вот у меня наверняка останутся следы. Но вместо того, чтобы возмутиться и оттолкнуть парня, мне хочется только кричать от этой сладкой боли. С губ непрерывно срывается его имя, и я уже сама начинаю жалеть о том, что у него спортивная машина (имеется в виду отсутствие заднего сиденья J). По венам бежит чистый огонь, выжигая дотла мысли обо всех, кроме Макса.

В какой-то момент парень задевает локтем клаксон, и на весь двор раздаётся громогласный гудок, который приводит меня в чувство, и я отскакиваю от Макса. Ну, как отскакиваю… Отстраняюсь на пару сантиметров, потому что его стальному захвату позавидует даже бойцовская порода собак.

— Я должна идти, — рвано дышу, потому что кислорода не хватает просто катастрофически.

Пару бесконечно долгих секунд Макс прожигает во мне дыры голодными глазами, а после кивает, отпускает, и я слышу щелчок разблокировки дверей.

На морозный воздух выскакиваю с такой прытью, что позавидовал бы гепард, но из-за сводящих с ума поцелуев мысли в норму так и не вернулись, и я благополучно забыла о том, что сама вряд ли смогу дойти до подъезда с травмированной ногой. Макс выходит из машины, молча подхватывает меня на руки и несёт к подъезду, а я просто смотрю в его лицо, отмечая, что на нём тоже есть эти проклятые родинки, от которых у меня едет крыша.

— Если будешь так смотреть, решу, что влюбилась, — довольно ухмыляется парень, а я краснею до цвета запрещающего сигнала светофора.

На ноги меня ставят только в лифте под клятвенные заверения о том, что до дверей квартиры я доковыляю самостоятельно. Но, разумеется, просто так меня не отпускают: его губы вновь захватывают мои в плен, и я в который раз теряю голову.

— Готовься, — обжигает он своим дыханием моё ухо. — В следующий раз я приеду на второй машине, и так просто попасть домой у тебя не получится.

Мои колени начинают дрожать, и мне приходится ухватиться за поручень, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Макс на прощание подмигивает и уходит прочь. С трудом перевожу дух, пока лифт едет на самый последний этаж, и кидаю взгляд в зеркало. Ну и видок у меня: на голове — воронье гнездо, губы опухли, словно накачанные силиконом, в глазах — дикий блеск. Правда, когда взгляд проходится по открытому участку шеи, и я замечаю несколько засосов, губы отчего-то растягиваются в улыбке.

Интересно, почему?

Прихрамывая, выхожу из лифта и торможу на полпути из-за ошарашенного взгляда Алисы.

— Скажи, что мне показалось то, что мне показалось!

Мысли всё ещё находились в хаотичном порядке, и из-за каламбура подруги у меня начала кружиться голова.

— Что ты имеешь в виду?

Алиса делает шаг ко мне навстречу, хватает за шиворот куртки и буквально затаскивает в квартиру. Припоминая о травме, скачу как кенгуру на одной ноге, и это не ускользает от цепких глаз подруги, которая хмурит брови.

— Я надеюсь, хромаешь ты не из-за Макса?

Пару секунд пытаюсь вникнуть в смысл сказанного, а потом чувствую удивление и жгучее желание защитить Соколовского.

— Конечно, нет!

Восклицаю чересчур эмоционально и прикусываю язык, но уже поздно: Алиса подозрительно щуриться.

— Да ты влюбилась!

И это был не вопрос. Собираюсь ей возразить, но так и замираю с открытым ртом, потому что солгу, если скажу, что ничего к Максу не чувствую. Всё-таки, я так и застряла где-то между пятнадцатью и восемнадцатью годами, когда наивные девочки теряют головы от первой любви.

Левая нога отекает от долгого стояния, и мне начинает казаться, что морщиться у меня уже входит в привычку. До Алисы, наконец, доходит, что я временно неполноценный член общества, и она утаскивает меня на кухню — на этот раз осторожно. Пока она разогревает в микроволновке две порции грибного супа, я стаскиваю куртку с плеч и вешаю её на спинку стула, а когда поворачиваюсь обратно первое, что выделяется на общем фоне — ошалелые глаза Алисы, которые таращатся куда-то в область моей шеи. Вспоминаю, что Макс оставил на ней однозначные отметины, и прикрываю шею руками, не забывая при этом покраснеть: всё-таки, это касалось исключительно меня и Макса.

— Нуу, вот это точно появилось из-за него, да? — спрашивает подруга, когда к ней возвращается дар речи.

Я киваю и снова улыбаюсь той самой идиотской улыбкой, о которых рассказывают в кино и книгах.

Алиса тряхнула головой, и на этот раз её взгляд был сосредоточен и серьёзен.

— Так, давай по порядку: где ты была? — начинает она допрос. И тут же добавляет: — Я видела, как Макс выносил тебя на руках из машины.

Я коротко пересказываю ей свой неудачный визит домой, и Алиса не забывает пару раз указать на то, что я идиотка. Согласна, это было глупо, но не могу я просто взять и вычеркнуть родителей из своей жизни, какими бы они ни были.

Когда дохожу до эпизода с топором и то, как я выпрыгиваю в окно, Алиса становится белее мела. Но своевременное появление Макса заставляет её расслабиться и облегчённо выдохнуть.

— Ну ладно, этот парень заработал пару баллов в моих глазах, — бурчит она. — Правда, я так и не поняла, когда он успел тебя заклеймить.

— Это неважно, — отмахиваюсь я. Почему-то мне кажется неправильным делиться такими интимными подробностями даже с лучшей подругой. — Макс просто подвёз меня, потому что я подвернула ногу, когда выпрыгивала из окна, вот и всё.

— Да нет, не всё, — хмурится подруга. — Иначе ты сейчас не сверкала бы, как начищенный пятак.

И я в самом деле чувствую себя удивительно хорошо, но мне не нравилось, что подруга при этом вместо того, чтобы порадоваться за меня, выглядела недовольной.

— Что-то не так? — спрашиваю в лоб.

— Просто не нравится мне этот Макс, — заявляет она, и мой рот чуть распахивается от удивления. — Ты знаешь, какая у него репутация? Плейбоя и бабника!

Об этом я и сама догадывалась: во-первых, с такой внешностью и характером, как у него, парни не хранят себя в «чистоте» для «той самой», как это делают девушки; а во-вторых, он сам ненароком дал мне такую наводку, когда заикнулся о том, что не понимал, как можно любить и хотеть только одну девушку. Но именно, что не понимал. В прошедшем времени.

— Мне это известно. Но я верю, что человек может измениться.

Алиса печально улыбается.

— Твои родители сильно изменились за те две недели, что ты отсутствовала?

Эта фраза бьёт наотмашь не хуже пощёчины. Отец не только не поменял ко мне своего отношения, но и, кажется, наоборот, стал ещё агрессивнее и злее.

— Нельзя же грести всех под одну гребёнку…

— Ну да, руки́ на тебя Макс может и не поднимет, а вот поиграть и бросить — запросто. Ещё ни одна девушка не задерживалась у него дольше одной ночи. — Она замечает мой потухший взгляд и тушуется. — Не хотела тебя обидеть, просто ты очень наивная, а я беспокоюсь.

Я киваю и вымучиваю из себя улыбку, хотя неприятный осадок остаётся. Внутри селится гложущий душу червь, который заражает мозг сомнениями, подобно компьютерному вирусу. Быть может, Алиса права на мой счёт, и я действительно наивна настолько, что не могу адекватно оценивать реальность? Какова вероятность того, что он не бросит меня после того, как мы переспим?

И тут же хмурюсь. Но ведь мы уже переспали, а Макс всё ещё испытывает ко мне, по меньшей мере, интерес и, кажется, вполне нешуточный, насколько я могу судить в силу своего отсутствующего опыта. Может, ему не хватило одного раза, чтобы наиграться со мной? Но ведь подруга сама сказала, что ему обычно хватает одного раза; может, он просто не запомнил ту ночь, потому что был пьян так же, как и я?

Мыслительный процесс останавливаю, как только голова начинает раскалываться на две части от боли и растерянности: в этот момент я как никогда сильно нуждаюсь в материнской поддержке, но это именно та вещь, которую я не получу никогда.

Остаток дня я провожу в гордом одиночестве: Алиса ушла на день рождения своего очередного ухажёра, а её родители ещё не вернулись с работы. К слову сказать, в этой семье мне были непонятны детско-родительские отношения: Наталья Николаевна, так же, как и её муж, души не чаяла в своём единственном чаде, чем Алиса никогда не забывала пользоваться в своих целях. Лично мне совесть никогда не позволила бы шантажировать родителей их любовью ко мне, чтобы заставить купить понравившуюся мне вещь. Иногда мне хотелось хотя бы ненадолго поменяться с ней местами, чтобы я узнала, каково это — иметь нормальных родителей, а Алиса научилась ценить то, что у неё есть.

Утром следующего дня мы с Алисой добирались до университета порознь, потому что вчера она была не в состоянии самостоятельно вернуться домой и потому осталась ночевать у Вадима. Критически окинув взглядом припухшую, но уже не так сильно болящую лодыжку, я аккуратно натягиваю сапоги и куртку, хватаю рюкзак и выхожу в подъезд. Пока лифт плавно везёт меня вниз, я успеваю ещё раз подумать над тем, что вчера вывалила на меня Алиса, но настроение портить не хочется, так что я позволяю мыслям выветриться из моей головы.

Выхожу из подъезда и не сразу замечаю маячившую фигуру Макса, но когда замечаю, застываю на месте столбом.