– Товарищем? – воскликнул он. – Да она ненавидит меня, считает меня недостойным грязь стирать с ее туфелек! Да озолотите меня, не хочу больше сносить насмешки за то, что старался ей понравиться, хоть чуть-чуть к себе расположить.

– Я к тебе ненависти не испытываю, это ты меня ненавидишь, – крикнула Кэтрин сквозь слезы, которые уже не сдерживала. – Ты меня ненавидишь так же сильно, как мистер Хитклиф, если не больше.

– Лжешь! – возмутился Эрншо. – Зачем же тогда я его сто раз из себя выводил, вставая на твою сторону? А ты в благодарность ноги об меня норовила вытереть… Все, хватит, не перестанешь меня мучить – пойду к мистеру Хитклифу и пожалуюсь, что ты меня из кухни выжила!

– Я не знала, что ты вставал на мою сторону, – ответила она, вытирая глаза, – я тогда была несчастна и на всех злилась. А теперь я благодарю тебя за твою защиту и прошу простить меня. Вот! Что еще я могу сделать, как мне еще извиниться?

Она вновь подошла к очагу и протянула Гэртону руку в знак примирения и дружбы. Он потемнел и нахмурился, как грозовая туча, а затем замер и уставился в пол, сжав кулаки и не разжимая их. Кэтрин, однако, шестым чувством угадала, что ведет он так себя скорее из чистого упрямства, а не от неприязни к ней. Она, поколебавшись минуту, вдруг нагнулась и тихонько поцеловала его в щеку. Маленькая проказница думала, что я не видела ее поступка, и, отпрянув, как ни в чем не бывало заняла свое прежнее место у окна. Я неодобрительно покачала головой, а она покраснела и прошептала: «А что еще мне оставалось делать, Эллен? Он не хотел пожать мне руку, он даже не смотрел на меня. Должна же я была как-то показать, что он мне нравится, что я хочу, наконец, подружиться с ним».

Уж не знаю, убедил ли Гэртона поцелуй, данный ему Кэтрин, в ее дружеских чувствах, только он на несколько минут отвернулся, чтоб мы не могли видеть его лица, а когда повернулся к нам, не знал, куда спрятать глаза.

Кэтрин за это время аккуратно обернула белой бумагой книгу в красивой обложке, перевязала ее ленточкой и надписала: «Мистеру Гэртону Эрншо». Она попросила меня быть ее полномочным и чрезвычайным послом и передать книгу по назначению.

– И скажи ему, если он примет подарок, что я приду и научу его правильно читать, – заявила она, – а если не примет, поднимусь наверх и больше никогда не буду ему докучать.

Я отнесла книгу под внимательным взглядом дарительницы и повторила слово в слово ее послание. Гэртон не разжал рук, поэтому я положила подарок ему на колени. Он не сделал попытки его скинуть, что было уже хорошо. Я вернулась к своей работе, а Кэтрин сидела неподвижно, уронив голову на скрещенные на столе руки, пока не услышала шорох разворачиваемой обертки. Тогда она встала и тихонько подсела к своему кузену. Он дрожал, лицо его горело, а его грубость, мрачность и резкость сошли с него, как шелуха, и ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы сначала встретить ее вопросительный взгляд, а затем пробормотать хоть что-то в ответ на ее просьбу, произнесенную самым кротким тоном:

– Скажи, что прощаешь меня, Гэртон! Ты можешь сделать меня счастливой, проговорив всего одно словечко…

Гэртон пробормотал нечто невнятное.

– И ты станешь моим другом? – добавила Кэтрин вопросительно.

– Негоже мне к тебе в друзья набиваться, – ответил он, – тебе придется краснеть за меня каждый день своей жизни, и чем больше будешь меня узнавать, тем сильнее станешь меня стыдиться, а мне этого не снести.

– Так ты не хочешь быть моим другом? – проговорила Кэтрин с нежной улыбкой, подсаживаясь еще ближе к своему кузену.

Я не слышала, о чем они толковали дальше, но когда я снова на них оглянулась, я увидела два сияющих лица, склонившихся над страницей книги: подарок был принят, договор о дружбе заключен к удовольствию обеих сторон, и бывшие заклятые враги стали верными союзниками.

В книге, которую они рассматривали, было много красивых картинок. Их совместное созерцание, равно как и волнующее соседство друг с другом, заставили молодых людей замереть над страницами и не двигаться с места, пока не появился Джозеф. Бедняга пришел в ужас и замешательство от того, что Кэтрин сидит рядом с его любимцем, положив руку тому на плечо. Смущение старика было столь глубоко, что в тот вечер он даже не смог обрушить на нас свои обычные замечания и поучения. Смятение его чувств выдавали лишь глубокие вздохи, с которыми он водрузил на стол свою огромную Библию, а затем разложил на ней грязные банкноты – плоды дневной торговли на ярмарке. Наконец он подозвал к себе Гэртона и сказал:

– Отнеси эти денежки хозяину, мой мальчик, и оставайся там. А я пойду в свою комнату. Негоже нам тут оставаться. Получается так, что пора нам с кухни выкатываться и поискать себе другое местечко.

– Пойдемте, Кэтрин, – сказала я. – Давайте-ка и мы с вами «выкатываться», потому как все белье я перегладила. Вы готовы?

– Еще восьми нет, – ответила она, неохотно вставая из-за стола. – Гэртон, я оставляю эту книгу на каминной полке и завтра принесу еще несколько.

– Любую книжку, какую вы тут оставите, я снесу в залу, а потому уж не взыщите, коли не сможете ее найти, – пригрозил Джозеф.

Кэтрин заявила в ответ, что, если это случится, она восполнит пропажу из личной библиотеки Джозефа, и, улыбнувшись на прощание Гэртону, пошла наверх, напевая. Видно было, что на сердце у нее так легко, как еще никогда не было под этим кровом, за исключением, может быть, тех давних дней, когда начинались ее свидания с Линтоном.

Дружба, зародившаяся в этот день, быстро крепла, хотя и не без трудностей. Эрншо не мог в одночасье превратиться из деревенщины в воспитанного молодого человека, а мою госпожу нельзя было назвать образцом терпимости и благонравия, но оба они все силы своей души направили на достижение одной цели – любить и уважать друг друга, причем Кэтрин была готова это уважение оказать, а Гэртон – его добиться.

Теперь вы сами видите, мистер Локвуд, что завоевать сердце миссис Хитклиф было совсем не трудно. Но сейчас я даже рада, что вы в свое время не пытались это сделать. Честно скажу, если Кэтрин с Гэртоном пойдут под венец, это будет пределом моих желаний. В день их свадьбы мне некому будет завидовать, потому что не будет во всей Англии женщины счастливее меня!

Глава 33

На другой день, то есть во вторник после Пасхи, Эрншо все еще был нездоров и потому остался дома, а я поняла, что не справлюсь сегодня с возложенной на меня хозяином обязанностью и не смогу удержать подле себя свою подопечную. Она спустилась вниз раньше меня, а затем перебралась в сад, где ее кузен выполнял какую-то посильную работу. Когда я пошла звать их к завтраку, то увидела, что она уговорила его очистить большой кусок земли от кустов смородины и крыжовника, и теперь оба с увлечением обсуждали, что посадить на этом месте и какие цветы можно взять для этого в усадьбе.

Я с ужасом воззрилась на опустошение, произведенное всего за полчаса, потому что Джозеф берег кусты смородины как зеницу ока, а Кэтрин задумала разбить клумбу как раз на их месте.

– Что вы наделали! – воскликнула я. – Когда ваше самоуправство обнаружат, о нем немедленно доложат хозяину, и что вы скажете в свое оправдание? Кто разрешил вам учинить в саду это безобразие? Чувствую, не миновать нам бури. Мистер Гэртон, как у вас ума хватило выкорчевать кусты по указке вашей кузины?

– Я забыл, что это кусты Джозефа, – ответил Эрншо, немного смутившись, – но я ему скажу, что сам решил их изничтожить.

Мистер Хитклиф всегда присутствовал на наших трапезах, а я за столом была за хозяйку – разливала чай, резала мясо, поэтому без меня обойтись никак не могли. Обычно Кэтрин сидела рядом со мной, но сегодня она подсела поближе к Гэртону. Я сразу же поняла, что она не собирается скрывать свою с ним дружбу, как раньше не скрывала враждебного к нему отношения.

Когда мы еще только заходили в комнату, я прошептала ей:

– Не вздумайте болтать со своим кузеном и проявлять к нему слишком большой интерес. Мистеру Хитклифу явно не понравятся ваши новые отношения, и он рассердится на вас обоих.

– Я и не собираюсь, – был ее ответ.

Через минуту она уже сидела рядышком с Гэртоном и украдкой крошила лепестки первоцвета в его тарелку с овсянкой.

Гэртон не смел заговорить с ней, не смел даже взглянуть на нее, но она продолжала поддразнивать его, и очень скоро пару раз он едва смог удержаться от смеха. Я нахмурилась, а она посмотрела на хозяина. Мистер Хитклиф был как будто бы и не с нами, о чем свидетельствовало отсутствующее выражение его лица. Кэтрин на какое-то мгновение посмотрела на него внимательно и с глубокой серьезностью, как будто оценивая, а затем вновь повернулась к Гэртону и продолжила свои шуточки. Наконец Гэртон не выдержал и издал сдавленный смешок. Мистер Хитклиф вздрогнул и пытливо взглянул в лицо каждому. Кэтрин встретила его взгляд, нервничая, но с вызовом, который всегда приводил его в бешенство.

– Хорошо, что мне до тебя сейчас не дотянуться! – воскликнул он. – Какого черта ты опять уставилась на меня своими глазищами, в которых я вижу адское пламя? Хватит на меня пялиться! Ты должна быть тише воды, ниже травы, чтобы я даже не вспоминал о твоем существовании. Я думал, что навсегда отучил тебя от смеха.

– Это я засмеялся, – пробормотал Гэртон.

– Что ты сказал? – загремел хозяин.

Гэртон опустил глаза в тарелку и не повторил своего признания. Мистер Хитклиф посмотрел на него, а затем молча продолжил свой завтрак, вернувшись к прерванным размышлениям. Мы почти закончили есть, и молодые люди предусмотрительно отодвинулись друг от друга, так что я понадеялась, что в этот раз неприятностей больше не будет, когда на пороге появился Джозеф. Губы его дрожали, глаза сверкали от гнева, и это означало, что он обнаружил ущерб, причиненный его драгоценным кустам. Должно быть, он видел Кэти с ее двоюродным братом на том самом месте в саду, а затем пошел разведать, что же там делали молодые люди. От негодования он даже не мог толком говорить, а только двигал челюстями, как корова, жующая жвачку, так что понять его слова было непросто, но все же он справился с собой и начал: