Эмилия Бронте - Грозовой перевал

Моя речь ее, казалось, поразила, и она спросила:

– А доверяет ли вам Эллен?

– Да, конечно, – ответил я, правда, не совсем уверенно.

– Тогда передайте ей, – сказала она, – что я бы с удовольствием ответила на ее письмо, но у меня нет ничего, на чем бы я смогла написать ответ, нет даже книги, из которой можно вырвать чистый лист.

– Нет книг? – воскликнул я. – Как же вам удается прожить здесь без книг, позволю себе спросить? В усадьбе обширная библиотека, но все равно на меня время от времени нападает скука. Заберите у меня мои книги – и я приду в отчаянье.

– Я всегда любила читать, – сказала Кэтрин, – а мистер Хитклиф вовсе не читает, вот он и взял в голову уничтожить мои книги. Я уже несколько недель их не видела. Только раз я порылась в богословских трудах Джозефа, и он очень сильно на меня за это рассердился. А однажды, Гэртон, я наткнулась на тайник в вашей комнате. Там были книги на латыни и на греческом, сказки, поэзия – мои старые и верные друзья. Значит, вы подобрали мои последние сокровища, которые я принесла сюда, в залу, как сорока – серебряные ложки, из одной только любви к воровству. Вам-то они без надобности! Либо вы поступили как собака на сене, спрятав предметы, которыми вам наслаждаться не дано, так, чтобы они никому не принесли радости. Может быть, ваша зависть подсказала мистеру Хитклифу желание отобрать у меня то, что мне так дорого. Но пусть он не забывает, что большинство моих любимых книг до последнего слова записаны в моем мозгу и отпечатаны в моем сердце, и вам у меня их не отнять.

Эрншо залился краской, когда его кузина раскрыла тайну его личного книжного собрания, и, запинаясь, принялся с жаром отвергать ее обвинения.

– Мистер Гэртон хочет расширить свои знания, – сказал я, приходя ему на помощь. – Да, он завидует тому, что вы такая ученая, но не черной, а белой завистью. Пусть совершенствуется, и через несколько лет он вполне может стать образованным человеком.

– Ну да, а я тем временем превращусь в деревенскую дурочку, – парировала Кэтрин. – Вы бы только слышали, как он пробует читать по складам и какие при этом лепит ошибки, – вы бы умерли от смеха! Ну-ка, Гэртон, повторите «Чевиотскую охоту»[27], которую вы пытались вчера выучить наизусть. Презабавно она у вас получается! Я слыхала, как он бубнит текст, а потом лезет в словарь, чтобы понять смысл трудных слов, и ругается, когда не может прочесть объяснение.

Молодой человек никак не мог взять в толк, почему смеются не только над его невежеством, но и над его попытками это невежество преодолеть, и в этом я с ним был полностью согласен. Я вспомнил рассказ миссис Дин о его первых попытках рассеять тьму невежества, в которой его сознательно растили, и заметил:

– Миссис Хитклиф, будьте справедливы – все мы когда-то были учениками, все мы спотыкались и падали у входа в храм знаний, и если бы наши учителя жестоко высмеяли нас тогда вместо того, чтобы помочь, мы бы до сих пор топтались на этом пороге.

– Ах, я вовсе не хочу препятствовать его успехам, – ответила она, – но он не вправе присваивать себе то, что принадлежит мне, а потом своими глупыми ошибками и отвратительным произношением превращать в нелепицу восхитительные стихи и прозу. Эти книги необыкновенно дороги для меня, потому что любой отрывок из них оживляет во мне воспоминания о лучшей и счастливой жизни, и мне больно слушать, как он оскверняет их своими невежественными устами. Кроме того, он выбирает мои самые любимые места, которые я сама часто повторяю, как будто бы с умыслом, как будто бы мне назло!

Гэртон с минуту молчал, и только грудь его тяжело вздымалась, словно он задыхался от унижения и гнева, но стремился изо всех сил побороть в себе эти чувства. Я постарался из деликатности сделать вид, что не замечаю его состояния, поднялся и подошел к дверям, где принялся обозревать открывшийся мне вид. Гэртон последовал моему примеру и вышел из комнаты, но вскоре вернулся, держа в руках с полдюжины томов. Он швырнул книги на колени Кэтрин, воскликнув:

– Забирай их! Не хочу их больше видеть, не хочу о них больше слышать, не желаю их читать!

– А мне они теперь без надобности, – резко ответила она. – Раз ты их касался, они будут напоминать мне о тебе, а значит, противны мне.

Она открыла один из томов, явно много раз читанный, и принялась читать оттуда, растягивая слова и запинаясь, как начинающий, потом засмеялась и отбросила книгу прочь.

– А теперь послушайте все! – воскликнула она с вызовом и принялась в той же манере читать на память строки из какой-то старинной баллады.

Самолюбие Гэртона не выдержало этого последнего испытания. Я услышал звук пощечины в ответ на ядовитые насмешки Кэтрин, и не могу сказать, что так уж сильно осудил за это парня. Маленькая негодница сделала все, чтобы задеть сильные, пусть и простые, чувства своего двоюродного брата, и его последний аргумент оказался единственным доступным для него средством поквитаться с обидчицей. Он схватил книги и швырнул их в огонь. По его лицу я понял, как нелегко далась ему эта жертва. Мне казалось, что, когда огонь жадно поглощал книги, он думал о том удовольствии, которое они ему доставляли, и о тех новых открытиях и достижениях, которыми он собирался в будущем насладиться с их помощью. Похоже, я угадал побудительную причину его тайных занятий. Он довольствовался ежедневной тяжелой работой и грубыми животными радостями, пока на его пути не появилась Кэтрин. Стыд от ее насмешек и надежда на одобрение подтолкнули его на штурм более высоких целей. И вот все его усилия, направленные на то, чтобы возвыситься и вырваться из невежества, вместо того, чтобы оградить его от издевок Кэтрин и помочь ему завоевать ее похвалу, дали прямо противоположный результат.

– Вот и вся польза, которую бессмысленная скотина вроде тебя может извлечь из них! – воскликнула Кэтрин, слизывая кровь с разбитой губы и не сводя негодующего взгляда с уничтожаемых огнем книг.

– Попридержи язык, а то я за себя не отвечаю! – с яростью прохрипел он.

Весь дрожа от гнева, Гэртон замолчал и торопливо пошел к выходу. Я посторонился, чтобы его пропустить, но едва он ступил за порог, как перед ним возник мистер Хитклиф, шедший со двора. Хозяин Грозового Перевала остановил его, положив руку на плечо, и спросил:

– Что стряслось, мой мальчик?

– Ничего, ничего, – торопливо пробормотал Гэртон и вырвался на волю, чтобы там в одиночестве предаться своему горю.

Хитклиф посмотрел ему вслед и вздохнул.

– Будет странно, если я откажусь от своих же собственных планов мести, – пробормотал он, не замечая, что я стою позади него, – но когда я пытаюсь в его лице отыскать черты его отца, вместо них я вижу ее черты, и с каждым днем они проступают все явственнее. Какого дьявола он так на нее похож? Похож настолько, что мне невыносимо смотреть на него.

Он потупил глаза и в глубокой задумчивости вошел в дом. Он сильно изменился с нашей последней встречи: на его лице поселилось какое-то новое – тоскливое и беспокойное – выражение. Мне показалось, что он похудел, осунулся. Его невестка, завидев его в окно, тут же выбежала в кухню, и я остался с ним наедине.

– Рад вновь видеть вас совершающим прогулки, мистер Локвуд, – сказал он в ответ на мое приветствие. – И для этого у меня есть свои корыстные резоны, ибо в нашей глуши вряд ли я скоро найду того, кто захотел бы поселиться в «Скворцах». Я не раз спрашивал себя, что привело вас в наши края.

– Боюсь, сэр, что только моя пустая прихоть, – был мой ответ. – А сейчас, повинуясь другой такой прихоти, я собираюсь уехать. На следующей неделе я отбываю в Лондон и вынужден вам сообщить, что не собираюсь оставлять за собой усадьбу сверх оговоренного годичного срока. Вряд ли я еще буду в ней жить.

– Так, значит, вам наскучило наше захолустье? – сказал он. – Что ж, если вы почтили меня визитом, чтобы выторговать себе освобождение от оплаты за дом, в котором не будете жить, то ваше путешествие было напрасным. Я всегда взыскиваю причитающиеся мне деньги сполна.

– Я не собираюсь ни о чем с вами торговаться, – воскликнул я в крайнем раздражении. – Если вы настаиваете, то давайте рассчитаемся сейчас же.

И с этими словами я достал из кармана свою чековую книжку.

– Нет-нет, – хладнокровно ответил он. – Вы оставляете в усадьбе достаточно своих вещей, чтобы покрыть ваши долги, если вздумаете не возвращаться. Я не тороплюсь получить с вас плату. Приглашаю вас пообедать с нами: гость, который вряд ли вернется в другой раз, в этом доме желанный гость. Кэтрин, накрывайте на стол! Куда вы подевались?

Кэтрин появилась с подносом, на котором лежали ножи и вилки.

– Вам лучше пообедать с Джозефом, – вполголоса сказал ей Хитклиф, – и оставайтесь на кухне, пока гость не уйдет.

Она настолько точно исполнила его приказание, вовсе не стремясь нарушить его, что я понял: моя особа ее не слишком заинтересовала. Очевидно, что, живя среди неотесанных мужланов и человеконенавистников, она совершенно утеряла способность ценить общество достойных людей, когда случайно сталкивалась с ними.

Имея таких сотрапезников, как мрачный и замкнутый Хитклиф по одну руку и враз онемевший Гэртон по другую, я отобедал без всякого удовольствия и быстро попрощался. Я хотел выйти черным ходом, чтобы бросить последний взгляд на прекрасную Кэтрин и позлить Джозефа, но Гэртон получил приказ подать лошадь к крыльцу, куда меня самолично проводил мой хозяин, и намерение мое так и осталось неосуществленным.

«До чего же уныла и мрачна жизнь в этом доме! – подумал я, пуская коня вскачь вниз по дороге с Перевала. – Наверное, миссис Хитклиф почувствовала бы себя счастливой героиней волшебной сказки, если бы между ней и мною завязались романтические отношения, как надеялась ее добрая няня, и мы бы вместе окунулись в круговерть и суету большого города!»

Год 1802. В сентябре мой друг пригласил меня поохотиться в его землях на севере страны. По дороге к его поместью я неожиданно оказался всего в пятнадцати милях от Гиммертона. Конюх на постоялом дворе поил моих лошадей из ведра, когда мимо проехала телега, заваленная снопами зеленых колосьев овса, и он заметил: «Не иначе как из Гиммертона урожай повезли. У них там жнут всегда недели на три позже, чем во всей округе».