– У тети Изабеллы не было нас с вами, которые ухаживали бы за ней во время болезни, – сказала я. – И она не была так счастлива в жизни, как ваш папа. Честно говоря, не так много у нее было, ради чего ей стоило жить. Все, что вам требуется, мисс, так это беречь вашего отца, подбадривать его своим собственным веселым видом и, что самое важное, Кэти, – не давать ему никаких поводов беспокоиться за вас! Не скрою, вы можете убить его, если будете вести себя дико и безрассудно, если вновь взлелеете выдуманную нелепую страсть к сыну того человека, который был бы счастлив увидеть вашего отца в могиле, если позволите мистеру Эдгару заметить, что вы места себе не находите из-за разлуки, на которой он настоял, имея на то все основания.

– Я места себе не нахожу только по одной причине – из-за болезни папы, – сказала моя воспитанница. – По сравнению со здоровьем папы все остальное не важно. И я никогда – слышишь, никогда в жизни – не скажу ни слова и не сделаю ничего, что могло бы расстроить или огорчить его. Я люблю его больше, чем себя, Эллен, и вот откуда я это знаю: каждую ночь я молюсь о том, чтобы его пережить, потому что лучше я буду несчастна от его смерти, чем он от моей. Это доказывает, что я люблю его больше себя!

– Хорошие слова! – ответила я. – Но их нужно подтвердить делом. И когда ваш отец поправится, вам не следует забывать тех обетов и решений, которые были приняты вами в час страха за него.

В ходе нашего разговора мы приблизились к калитке в ограде, через которую можно было выйти из парка на дорогу. Моя молодая госпожа, просветлевшая от радостных мыслей, забралась на самый верх ограды, сложенной в этом месте из камня, и уселась там, собирая плоды шиповника, огнем горевшие на ветвях кустов, росших вдоль дороги. Внизу этих плодов уже не было, а до тех, что росли на верхушках кустов, могли добраться только птицы или те смельчаки, кто подобно Кэтрин залезли бы на каменную стену. Она далеко перегнулась вперед, и тут с нее слетела шляпа. Поскольку калитка была заперта, она решила перелезть на другую сторону ограды, чтобы забрать шляпу. Я крикнула, чтобы она была осторожнее, но не успела завершить свое предупреждение, как Кэтрин уже соскользнула за стену и исчезла. Однако вернуться ей обратно оказалось не таким простым делом. Камни ограды были гладкими и плотно прилегали друг к другу, а кусты шиповника и ежевики не давали опоры для ног. Я по глупости не подумала об этом, пока не услышала ее смех и голос: «Эллен! Принеси скорее ключ от калитки, а то мне придется идти в обход через домик привратника. С этой стороны мне стену не одолеть!»

– Стойте, где стоите! – велела я. – У меня в кармане связка ключей, – может быть, мне удастся подобрать тот, который отопрет калитку. Если нет, я схожу за ним.

Кэтрин развлекалась тем, что принялась вспоминать фигуры танцев на дороге перед калиткой, а я перепробовала все большие ключи на моей связке. Ни один не подошел. Я еще раз велела Кэти оставаться на месте, а сама уже собралась сбегать в дом, когда до моего слуха донесся стук подков. Я замерла, Кэтрин тоже прервала свой танец.

– Кто там едет? – шепотом спросила я свою госпожу.

– Эллен, пожалуйста, попробуй открыть калитку, – горячим шепотом ответила мне она.

– Эй, мисс Линтон! – послышался низкий, звучный голос, явно принадлежавший всаднику. – Рад встретить вас! Не спешите скрыться за стеной, вы кое в чем должны дать мне объяснение.

– Я не должна разговаривать с вами, мистер Хитклиф! – ответила Кэтрин. – Папа говорит, что вы дурной человек и что вы ненавидите и его, и меня. Да и Эллен того же мнения.

– Это к делу не относится, – заявил Хитклиф (а это был он и никто другой). – Не будете же вы утверждать, что я ненавижу собственного сына? Я требую вашего внимания как раз в связи с ним. Да, вам есть из-за чего краснеть. Два-три месяца назад вы взяли за правило регулярно писать Линтону – видно, хотели таким образом поиграть в любовь с вашим кузеном? Вас обоих следовало хорошенько высечь за легкомыслие! Особенно вас, потому что вы старше и потому что, как оказалось, вы проявили истинное бессердечие. Нет, не оправдывайтесь! Ваши письма теперь у меня, и если вы мне хоть слово поперек скажете, я их тут же отошлю вашему отцу. Наверное, вам наскучила переписка с Линтоном и вы решили ее прервать, не так ли? Вам-то было все равно, но моего сына вы ввергли в Трясину Отчаяния, где он и пребывает по сию пору! Ведь он влюбился в вас по-настоящему… Жизнью своей клянусь, сейчас он умирает, и вы тому причиной! Своим непостоянством вы разбили ему сердце, и это не фигура речи, а самая что ни на есть горькая правда! Несмотря на то, что Гэртон два месяца только и делает, что вышучивает его, а я решился применить более серьезные меры и попытался угрозами выбить из него эту блажь, ему хуже с каждым днем. Сдается мне, он сойдет в могилу до начала лета, если только вы не сможете излечить его.

– Как вы можете так беззастенчиво врать бедной девочке! – закричала я из-за стены в полный голос. – Прошу вас, уезжайте отсюда подобру-поздорову! И как вам не совестно громоздить такую паутину лжи! Мисс Кэти, я сейчас возьму камень и собью замок, чтобы вы могли войти. Не верьте ни единому слову этого человека, это сущий вздор: сами подумайте, как можно умирать от любви к тому, кого едва знаешь?

– Вот не думал, что нас подслушивают, – пробормотал злодей, которого раскрыли. – Хоть вы, миссис Дин, и хороший человек, хоть я ценю и люблю вас, но мне вовсе не нравится ваша паршивая склонность к обманам, – добавил он вслух. – Ну-ка, Нелл, – воскликнул он, отбросив церемонии, – как могла ты врать на голубом глазу, утверждая, что я ненавижу «бедную девочку», как могла ты высасывать из пальца всякие ужасы, чтобы отвратить ее от моего порога? Ах, Кэтрин Линтон, моя милая, моя дорогая! От одного вашего имени у меня теплеет на душе! Я на неделю уезжаю из дому – приходите и посмотрите, правду ли я вам сказал. Я настаиваю, я прошу вас! Представьте вашего отца на моем месте и Линтона на вашем: что бы вы подумали о своем любимом, в каком бесчувствии его обвинили бы, если бы ваш отец самолично попросил его прийти, а он бы не пожелал? И не впадайте в ту же ошибку из чистой предвзятости и упрямства! Клянусь своей душой, клянусь вечным спасением моим, Линтон уже одной ногой в могиле, и только вы можете спасти его!

Замок наконец-то подался, и я выскочила за ограду.

– Клянусь, Линтон умирает, – повторил Хитклиф ровным голосом, глядя прямо мне в глаза. – Горе и разочарование приближают его последний день. Нелли, если ты не разрешишь юной леди прийти, приходи сама. Я вернусь только на следующей неделе примерно в это же время, и, думаю, даже твой хозяин не будет возражать, чтобы Кэтрин навестила своего родственника.

– Пойдемте, мисс, – сказала я, беря Кэтрин под руку и стараясь увести обратно в парк. Моя госпожа замешкалась, всматриваясь в лицо всадника, по суровому выражению которого нельзя было понять, правду он говорит или лжет.

Он направил свою лошадь вплотную к нам и, нагнувшись с седла, сказал со всей возможной убедительностью:

– Мисс Кэтрин, признаюсь вам, что я не слишком терпелив с Линтоном, а Гэртон и Эрншо – и того меньше. Признаюсь также, что мальчика окружают люди грубые и неотзывчивые. Ему не хватает не только вашей любви, но и простой человеческой доброты. Любое доброе слово из ваших уст станет для него наилучшим лекарством. Не обращайте внимания на предостережения миссис Дин, подсказанные ее жестокосердием. Будьте великодушны и постарайтесь увидеться с Линтоном. Он грезит о вас днями и ночами, и мы не можем убедить его в том, что вы не испытываете к нему ненависти, коль скоро вы не пишете ему и не приходите его проведать.

Я спешно захлопнула калитку и приперла ее изнутри большим камнем, чтобы помочь разбитому замку сдержать возможный натиск извне. Потом я раскрыла зонтик и затянула под него свою питомицу, потому что сквозь трепетавшие ветви деревьев начали пробиваться первые капли дождя, указавшие нам на необходимость скорейшего возвращения под кров. К дому мы шли так быстро, что не смогли обменяться мнениями по поводу встречи с Хитклифом, однако я почувствовала, что теперь на сердце Кэтрин лежит двойная печаль. Лицо у нее настолько исказилось от горя, что она была буквально на себя не похожа. Она явно раздумывала над тем, что только что услышала от Хитклифа, почитая его слова правдой в последней инстанции.

Мой господин ушел в свою комнату еще до нашего возвращения. Кэти пробралась в его комнату, чтобы справиться о его самочувствии, – мистер Линтон спал. Она вернулась и пригласила меня посидеть с ней в библиотеке. Мы вместе попили чаю, а потом она прилегла на ковер и попросила меня не беспокоить ее разговорами, потому что она устала. Я взяла книгу и притворилась, что читаю. Когда ей показалось, что я полностью погрузилась в чтение, Кэтрин тихонько заплакала, как раньше на прогулке. Похоже, теперь это стало ее любимым занятием. Я дала ей выплакаться, а затем заговорила с ней в очень жесткой манере, высмеяв все, что рассказал мистер Хитклиф о своем сыне, как если бы я была в полной уверенности в ее согласии с каждым моим словом. Увы! У меня не хватило красноречия, дабы изгладить то впечатление, которое произвел на нее его рассказ и на которое негодяй, несомненно, рассчитывал.

– Может, ты и права, Эллен, – задумчиво произнесла она, – но я никогда не успокоюсь, пока не узнаю, как обстоят дела на самом деле. И еще я должна сказать Линтону, что не по своей вине прервала переписку и что чувства мои к нему не изменились.

Что толку было сердиться и спорить, коль скоро Кэтрин пошла на поводу своей доверчивости? В тот вечер мы расстались врагами. А наутро восход солнца застал нас на дороге на Грозовой Перевал – я шагала у стремени верного пони моей своевольной воспитанницы. Я не могла спокойно смотреть на ее горе, на ее побледневшее и осунувшееся лицо, на заплаканные глаза. Я уступила ей в слабой надежде, что Линтон сам покажет своим холодным и равнодушным приемом, как мало правды было в красивой сказке, придуманной его отцом.