Девушка смотрела на гроздь винограда и чувствовала, как детская радость, что наполняла до краёв при виде друга на крыльце своего дома, вновь захлестнула с неменьше, даже с большей силой.

Хватило месяца, чтобы признаться самой себе — она скучала. Сильно скучала. Как бы не старалась забыться, полностью уйти в новую работу, заменить мысли о парне семейными заботами, всё равно находила причину вспомнить о нём.

Особенно невыносимо ночью, когда назойливые мысли брали шествие, не воспринимали попытки Морфея и кружили вокруг образа Эдварда.

Особенно невыносим запечатлевшийся в памяти образ, когда он вышел из травмпункта на костылях. Как посмотрел на неё не светло-зелёными глазами, а красными, бесконечно грустными глазами.

Крепко обнял и позволил выплакаться в крепкую грудь, как если бы ему было не так тошно и больно от чувства потери. Как если бы он не сгорал изнутри от осознания, что произошла трагедия, так или иначе повлиявшая на их жизни.

Алисе было невыносимо вспоминать образ Принса, когда он провожал взглядом поезд. Она видела, насколько сильно в нём преобладало желание остановить её, подчинить своему «хочу», но он этого не сделал.

«Я забыл подумать, как лучше будет для тебя».

На этот раз Эдвард всё сделал правильно, да только сама девушка облажалась.

Думала, что время — отличный помощник, а смена обстановки сыграет роль катализатора в сложном процессе «начать с чистого листа». Оказалось, что ни время, ни другой город, ни другое окружение, — ничто не в силах вытеснить из головы молодого человека.

Какой бы он не был: язвительный, грубый, смиренный, весёлый… любящий, он нравился Алисе с той силой, с которой когда-то желала его возненавидеть.

Не получилось.

Как и Эдварду не удалось возненавидеть девушку, которая одним своим существованием побуждала открывать глаза и видеть прекрасный рассвет.

— Если ты скажешь, что лайк на ста фотографиях — это всего лишь глюк, то я почувствую себя полным кретином, — нервно засмеялся парень, когда же Алиса не видела смысла более прятать эмоции под маской мнимого спокойствия.

Развела руками и улыбнулась:

— Я жалею, Эдвард.

Светло-зелёные глаза неверующе сощурились, когда же девушка пожала плечами:

— Жалею, скучаю и люблю.

Так просто. Так легко.

Какое же облегчение!

Эдвард всегда подходил слишком близко, не спрашивая разрешения о крушении личных границ, но только сейчас осознали оба — для них не существовало границ. Только ни в друг друге.

Самые крепкие объятия — никаких границ. Самые нежные поцелуи, перетекающие в самые страстные поцелуи — никаких границ. Самые откровенные взгляды — никаких границ.

Тёплые ладони обхватили девичье лицо, длинные пальцы запутались в золотых кудрях, а горячее дыхание опалило нежную кожу губ.

Поцеловал желанные губы и не сдержал тихого стона, тут же почувствовав, как податливо приоткрылся рот. Как же давно Эдвард не ласкал языком нежный язык девушки, как же давно не упивался её вкусом и ответным напором.

Только воспоминания спасали от сумасшествия, но даже они не передавали тот спектр эмоций, что вскружил голову одним лишь поцелуем.

— Виноград — это безотказный вариант, — согласилась Алиса, делая лихорадочный глоток воздуха.

Эдвард провёл носом по нежной коже виска и поцеловал закрытое веко девушки:

— Я запоздал с ним.

— Лучше поздно, чем никогда.

Зарылся лицом в облако кудрявых волос и наполнил лёгкие сладким ароматом. Впервые за несколько месяцев он задышал по-настоящему.

Сомкнул руки вокруг тонкой талии и ощутил, как пальчики девушки переплелись с его пальцами.

— Не оставляй меня, Алиса, — прошептал и прикрыл глаза. — Никогда больше не оставляй одного.

Он боялся одиночества с тем же отчаянием, с которым его же боялась девушка. Единственное и верное решение было известно им обоим. Потому они крепче сжали пальцы друг друга в нерушимый замок.

— Кто пришёл, Алиса?

Голос матери вынудил разомкнуть объятия на ничтожный дюйм.

Алиса вопросительно приподняла брови:

— Ты голодный? Будешь суп? — получив в ответ согласный кивок, улыбнулась и крикнула. — Пришёл Эдвард. Эдвард Принс.

Кричащая тишина повисла в воздухе, а после раздался сокрушительный грохот: на этот раз упал не половник, а столовые приборы.

Но это уже совсем другая история.


КОНЕЦ