Потому Эдвард никак не отреагировал на отказ, лишь с непроницаемым лицом наблюдал, как Алиса вызвала кэб.

Он хотел её обнять. Хотя бы на прощание. Однако не видел в голубых глазах подобного желания, напротив, насторожённость залегла на глубине глаз. Будто девушка боялась, что в любой момент он кинется на неё, привяжет к батарее и не выпустит из комнаты.

Лучше для неё будет другой вариант: Эдвард желает счастливого Рождества и уходит без более лишних слов.

Да, так будет лучше для Голден. Потому он так и поступил.

* * *

Эдвард вихрем нёсся вниз по лестнице, позабыв о морозе на улице, но даже холодный поток ветра, что окутал всё тело через тонкую кофту, не вынудил вернуться за верхней одеждой.

Не сейчас, когда Рози дала о себе знать аудиосообщением. Нервный, надрывный от рыданий голос молил, как можно скорее выйти на улицу.

И вот Эдвард со всех ног бежал по внутреннему двору здания общежития прямиком к белому автомобилю, что преградил дорогу желающим заехать на парковку.

Резко дёрнул ручку дверцы и забрался в салон, едва ли не задохнувшись от специфического запаха. Чёртовы эфирные масла.

Однако дышать было тяжело и по причине холодного воздуха, и марафона с пятого этажа.

— Роуз, — тяжело дыша, прохрипел парень и приобнял парфюманку за плечи. — Роуз, тише…

Она плакала, уткнувшись лбом в центр руля, и слёзы катились по щекам с новой силой, стоило Эдварду открыть рот.

— Всё ужасно, — прошептала девушка и, не зная себя от отчаяния, надавила на педаль газа.

Автомобиль резко дёрнулся с места, и парень перехватил руль прежде, чем махину занесло бы в столб.

— Остановись!

— Ты не понимаешь, — качала головой Роуз и отмахнулась от его помощи, выруливая в сторону проезжей части. — Отец в ярости! Как он кричал… Ты не слышал!

— Я говорил, чтобы ты во всём винила меня.

Рози всхлипнула:

— Сказала, что очень сильно люблю тебя и поэтому решила помочь, — позабыла о необходимости управлять автомобилем и закрыла лицо руками, вынуждая парня вновь схватиться за руль. — Отец назвал меня идиоткой!

— Что ещё сказал?

Девушка вернула ладони на руль и попыталась сконцентрироваться на дороге, однако мыслями была далека от правил дорожного движения. Слёзы перекрывали обзор на проезжую часть, потому Эдвард внимательно следил за каждым её движением.

— Он говорил много нехороших вещей о тебе.

— Поподробнее, Роуз!

— Что ты хочешь услышать? — вскричала девушка и шибанула ладонью о центр руля, отчего автомобиль дёрнулся в сторону встречной полосы. Эдвард в нескрываемом раздражении исправил ситуацию и процедил:

— Останови машину! Тебе надо успокоиться!

— А тебе надо услышать меня! — не унималась девушка. — Отец впервые в жизни повысил голос, впервые оскорбил! Мне страшно за его моральное состояние!

Принсу же было страшно за состояние Роуз, которая явно не контролировала ни свою речь, ни свои действия.

— Мне страшно за тебя, потому что отец хочет растерзать тебя в клочья!

Эдвард не сомневался в этом желании, но с трудом представлял его осуществление. Со стажировкой он уже распрощался, с будущей работой тоже, про свадьбу успел забыть, а про мать… старался не думать.

Она сделала выбор, как когда-то сделал его Эдвард. Теперь же приходилось пожинать плоды.

— Что нам делать, Эдвард? — истерила девушка, безумными глазами разглядывая друга. — Твой план провалился!

— Для начала мы припаркуемся и успокоимся.

Роуз не слушала:

— Я так боялась, что правда всплывёт на поверхность. Так боялась!

Принс резко дёрнул руль в свою сторону, когда автомобиль занесло на встречную полосу. В очередной раз!

— Чёрт подери, не выезжай на встречку!

— Прости, — заскулила девушка и, наконец, сбавила скорость, — Я напугана и растеряна.

— Тебе не о чем волноваться. Мистер Свон остынет и более не будет повышать на тебя голоса, — как бы не старался, скрыть усмешки не удалось.

Однако Роуз была максимально подавлена, потому не обратила внимания на промелькнувшую язвительность. Не отрывала глаза от дороги и каждую секунду всхлипывала, старательно подавляя истеричные стоны.

— Как же ты, Эдвард?

— Со мной всё будет хорошо.

В чём он очень и очень сомневался. Но знать об этом подавленной Рози не стоило, наверное, именно поэтому растянул губы в подобие улыбки и погладил хрупкое плечо.

— Всё хорошо, — повторил и заслужил ответную улыбку. Такую скованную, доверчиваю и такую…последнюю.

Сам не понял, что произошло: только разглядывал лицо девушки, как уже перед глазами мелькали крыша, приборная панель, лобовое стекло. Успел прикрыть голову рукой, прежде чем сильный удар извне впечатал спину в дверцу автомобиля, а голова, прикрытая ладонями, проломила окно.

Эдвард не почувствовал боли. Только непонимание и шок. Хотел открыть глаза, но почему-то тело отказывалось подчиняться. Почему? Ничего же не болело.

Шум в ушах заменил пространство вокруг и несколько минут ничего не воспринимал, кроме шума бешено циркулирующей крови. Вдруг отчётливо начал ощущать каждую венку, что вздулась от напряжения, каждый чёртов сосуд, что норовил взорваться, каждую клетку в теле.

Боль медленно приближалась. Сначала затронула пальцы ног, пробралась выше, выдавливая колени наизнанку, ещё выше, скручивая тазобедренные суставы и ещё, пока не сковала все нервные окончания.

Особенно больно в области головы. Хотел прижаться ко лбу рукой и не сразу сообразил, что именно ладонь слиплась с кровоточившей макушкой. Вторая рука… Вторая рука застряла между сиденьями. Как такое возможно?

Невыносимая боль.

Сквозь шум начали прорываться посторонние звуки. Стоны.

Кажется, его стоны.

И писк. Противный писк приборной панели настойчиво сообщал о поломке автомобиля. Но и без этого отвратного звука Эдвард сообразил, что случилось что-то ужасное.

Оставалось надеяться, что ужасное есть поправимое. Иначе боль не унять.

С трудом открыл глаза, и тут же ощутил нестерпимое жжение. Кровь застелила обзор на лобовое стекло, что выглядело, как миллион льдинок, одного прикосновения к которому достаточно, чтобы хлипкая конструкция рассыпалась к чёрту.

Хриплый стон вырвался из горла, когда оторвал ладонь от разбитой головы. Тут же осязаемый воздух «ударил» по открытой ране и стало в разы нестерпимее. Вытер глаза запястьем и попытался спасти вторую руку из захвата кресла, как услышал тихий стон.

Не свой стон.

Запоздало вспомнил о том, что в машине был не один.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

— Роуз, — в ужасе прохрипел и уставился на девушку, что неестественно лежала между поломанным креслом и дверцей, выгнутой внутрь салона. Густой дым заполнил пространство и с каждой секундой становился отчётливее, отчего слезились глаза.

— Эдвард…

— Сейчас, — проговорил и, до боли сжав челюсть, вырвал руку «из захвата». — Я помогу тебе, сейчас.

— Я не чувствую тела…

— Сейчас, — отчаянно повторил и не сдержался от мучительного хрипа, когда повреждённое колено стрельнуло дикой болью в область поясницы. — Потерпи, Роуз.

Уставился на девушку и искренне не знал, как поступить. Она лежала в такой…странной позе, что любое прикосновение к ней казалось небезопасным. Тем не менее, выбираться из автомобиля, погрязшего в дыму, было необходимо.

И только хотел дотронуться до подруги, чтобы помочь принять естественную позу, как столкнулся с онемением. Пальцы скрутились, точно кто-то жестокий и невидимый практиковал на них морские узлы, и стало невыносимо держать руки на весу.

Эдвард пытался.

Видел, как из уголка губ подруги струилась активная струйка крови, и, превозмогая чёртову физиологию, повернул её голову в сторону. Кровь хлынула изо рта девушки, что до помутнения перед глазами испугало Эдварда.

Он что-то сделал не так. Чёрт возьми, что-то не так?

— Я не послушалась тебя, — едва слышимо проговорила Рози. — Выехала на встречку.

Какая теперь разница? Ничего исправить невозможно. Невозможно промотать время назад и остановить автомобиль у обочины. Невозможно промотать время назад и не затевать глупый план, не питаться лживыми иллюзиями и не обижать тех, кто действительно дорог.

Сейчас же в остатке оставалась боль. Только боль. Внутри, снаружи, — боль поглотила целиком, точно страшное чудовище из детских страшилок.

Смотрел на бледную парфюманку и не знал, что ответить. Хотелось просто вернуться назад. Возможно, в тот день, как впервые увидел её в коридоре общежития: с большой коробкой в руках, из которой вываливались свечки.

Он бы ни за что не усмехнулся ей в след, напротив, помог дотащить коробку до комнаты. Он был рад такой подруге, как Роуз, и вовсе не хотел её терять.

Но сейчас он чувствовал не только потерю подруги, но и самого себя. И последнее пугало меньше всего.

Вот бы вернуться назад. Он бы вступил в музыкальный кружок Генри, и не стал бы подшучивать, называя группу «кружком». Он бы выступал с ним в пабах, записывал песни и писал ещё больше текстов о любви. О любви, а не о потери, расставании и о том, как невыносимо хотеть что-то очень сильно, не имея возможности владеть желаемым.

Он бы писал о Голден в ином контексте.

Вернуть время назад и быть с Голден. Вернуться в тот день, когда отец посоветовал запастись виноградом и, не боясь, признаться подруге в чувствах. Да, так бы он поступил.

И всё было бы иначе. Как минимум, сейчас бы он не наблюдал, как Рози бледнела на глазах и в какую-то секунду перестала моргать.

— Роуз, — тихо позвал и громко сглотнул, претерпевая металлический привкус.

Страх. Ужас. Отчаяние.