— Как заполните, положите заявления на стол. Я потом заберу.

И свалила.

Эдвард усмехнулся. Неплохой повод сверкнуть пятками, а главное — не придерёшься.

Мисс Гиббсон не стала мучить своим обществом слишком долго — как подобает члену Президиума, сказала прощальное слово, всех одарила высокомерным взглядом и удалилась.

Никто задерживаться не стал: сложил заявления в стопку на одной из парт и поспешил на выход. Эдвард уже поднялся с места, намереваясь отправиться в магазин за пачкой сигарет, как его отвлекла вибрация мобильного телефона.

Мать.

Парень выглянул в коридор и, обнаружив поток нескончаемых студентов, принял решение переговорить с матерью в кабинете. Плотно закрыл дверь, устроился на подоконнике и только тогда ответил на входящий вызов.

— Привет, Эдвард. Я тебе помешала?

— Только что закончилось собрание, и я как раз освободился.

— Ты ходишь на собрания?

Парень усмехнулся и прислонился затылком к оконной раме:

— Я вступил в философский клуб. Проявляю активность, как было велено.

— Эдвард…

Не сразу расслышал грустные ноты в голосе матери, но сейчас они прозвучали слишком отчётливо и звонко. Эдвард тут же смягчился, потому что его гнев на Райдера не должен касаться матери.

— В общем, мне нравится. Эм-м, это интересно.

— Я очень рада, что ты нашёл клуб по интересам.

Отвернулся от динамика, чтобы женщина не услышала едкого смешка, и протянул что-то неразборчивое, но утвердительное. Ей должно угодить.

— Та-а-к, ты позвонила просто поговорить или по делу?

Энн звонила в конце каждой недели: интересовалась учёбой, здоровьем как физическим, так и ментальным, искренне переживая, чтобы с её сыном не случилось беды. Однако сегодняшний звонок — незапланированное событие, удивившее и Эдварда, и саму женщину.

Она замешкалась, прежде чем ввести в замешательство:

— Мне захотелось услышать твой голос.

Парень тут же напрягся:

— Что произошло?

— Нет-нет, всё хорошо…

— Враньё, — отчеканил Эдвард. — У тебя грустный голос. Опять Райдер?

— Нет, я просто-о, — женщина тяжело вздохнула и уже была не в силах претворяться. — Этим летом минул четвёртый год, как не стало Дина. Ты же ходишь на его могилу? Ходишь. Я знаю. Сегодня разговаривала со смотрителем кладбища, и он мне рассказал, что ты часто навещаешь отца.

Эдвард прикрыл глаза и сжал челюсть, ощущая, как болезненно заныли скулы и заскрипели десна.

— А я вот перестала ходить к нему. Стыдно. Сегодня впервые за два года пришла и… — голос женщины дрогнул, и Эдвард будто воочию видел, как она промокнула платком влажные глаза. — Воспоминания нахлынули.

Через приоткрытое окно в помещение пробирался осенний ветер и трепал уложенные волосы на голове парня. Вьющиеся локоны упали на глаза и перекрыли обзор на уродливую пальму в огромном горшке, однако Эдвард не спешил исправлять ситуацию.

Ему не хотелось ничего и никого не видеть, не слышать. Желательно погрузиться в темноту и не чувствовать той тупой боли, что колотила грудную клетку.

— Посетила храм, поговорила со Святым отцом, — женщина нервно рассмеялась. — Он удивился и странно улыбнулся на такое обращение, но я не знала, как правильно. Редко посещаю храмы и… Так стыдно.

Эдвард в раздражении ещё больше растрепал волосы на макушке и поменял положение на подоконнике, желая вовсе выйти в окно.

— Перестань изводить себя, мам. Если эти…походы доставляют тебе дискомфорт, то не ходи туда.

— Да-да, я сама виновата, — не услышала женщина, продолжая о своём. — Во всём виновата только я. Что поделать? Дожила до седых волос, а претворяться так и не научилась: расплакалась прямо при Симусе. Он не любит, когда я вспоминаю прошлое, потому что…воспоминания ранят меня.

Эдвард не заметил, как собственный голос превратился в напряжённую струну:

— Он что-то сделал?

— Моё поведение расстроило его, но он даже не повысил голоса. Заперся в своём кабинете и не разговаривает. Симус осуждает меня, считает глупой. Ох-х, не стоило идти туда…

Эдвард проглотил застрявший ком и повторил:

— Если тебе дискомфортно, то не ходи.

«Не ходи к отцу, оставайся у ног Симуса, как верная собачка!»

Принс ненавидел себя за собственные мысли. Слышала бы их мать, то непременно закатила истерику!

— Эдвард, — тихо позвала женщина, после недолгого молчания. — Ты вспоминаешь отца?

До скрипа сжал пальцами корпус телефона и, как можно беспристрастнее, ответил:

— Вспоминаю, конечно.

— Часто?

— Знаешь, мам, у меня из-за университета забот выше головы, — зажмурился, ощущая, как предательски увлажнились ресницы. — Иной раз сложно вспомнить собственное имя.

— Я часто думаю о нём. Думаю, как сложилась бы наша жизнь, будь он жив. Ты бы продолжил заниматься музыкой, собрал бы собственную группу. Отец был бы твоим… продюсером?

— Менеджером, мам.

— Да-а, точно. Ты знал, что после каждого похода в супермаркет он собирал картонные упаковки из-под яиц? Хотел обустроить гараж под студию.

Плечи затряслись от прорывающихся наружу эмоций, но Эдвард позволил только тихому хрипу вырваться во всеуслышание.

— Давай не будем об этом, — шёпотом попросил и поплывшим взглядом посмотрел в окно. — Завари себе чай с ромашкой и успокойся. К Райдеру не ходи, ступай сразу спать. Хорошо?

— Я хочу сходить завтра на мессу, — парень ничего не ответил, и Энн вздохнула. — Ну, а сейчас время чая. Ты будешь чай?

Впечатал кулак в оконную раму и как можно спокойнее напомнил:

— Мне заваривать не надо. Я в другом городе.

«Она сходит с ума».

Собственные мысли ужаснули парня, а мать тем временем предложила:

— Мы могли бы созваниваться по видеосвязи и вечерами пить чай. Вместе. Как раньше.

«Когда раньше, мама? Когда я пил из кружки с изображением человека-паука, отец заваривал чай, а ты разрезала торт?»

— Да, надо будет настроить камеру.

Энн искренне обрадовалась податливости сына, не в силах распознать ложь. Или она попросту не хотела слышать правды.

«Ей также одиноко, как и мне».

— Выпей что-то успокаивающее и ложись спать, — напоследок посоветовал Эдвард и попрощался с матерью.

Уронил телефон на колени и не удержался от жалкого всхлипа. Она сходила с ума. Ещё немного и она тронется головой.

Парень лихорадочно вытер мокрое лицо ладонями, ощущая, как болезненно печатки саднили кожу, и в ужасе уставился на собственные пальцы. Их потряхивало. Каждая кость в теле отчаянно дрожала.

Он настолько погряз в собственных страхах, что не заметил, как дверь в аудиторию приоткрылась. Не заметил застывшую девушку, которой потребовалось несколько секунд, прежде чем войти в помещение.

Алиса не ожидала увидеть кого-либо в аудитории, в особенности Принса. По всем законам мироздания он должен был первым выбежать из кабинета, даже не дожидаясь окончания собрания.

Однако он сидел на подоконнике, не обращал внимания на сильный ветер, безжалостно трепавший его волосы, и лихорадочно тёр лицо ладонями. В какой-то момент жёсткого трения кожи, его ладони замерли и медленно переместились на шею. Пальцы сцепились на затылке в крепкий замок, и девушка могла разглядеть покрасневшее лицо: зажмуренные глаза и приоткрытые губы.

Без понятия, что за чертовщина творилась, но одного взгляда на парня хватило, чтобы Алиса с головой окунулась в атмосферу обречённости, тоски и горя.

Алисе стало нехорошо.

Коснулась костяшками пальцев дверной поверхности и, помедлив, осторожно постучала.

Эдвард на мгновение замер, а после посмотрел на переминающуюся с ноги на ногу девушку. Посмотрел в упор, не украдкой. Впервые за полгода.

У него красные глаза.

Алисе стало ещё хуже.

— Мне нужно забрать заявления, — скомкано промямлила и прошла к парте, на которой лежала стопка листов. — Ты заполнил заявление?

Эдвард ничего не ответил, а девушка и без него заметила на соседней парте лист. Пробежалась глазами по тексту, даже не пытаясь прочитать, и добавила в общую стопку.

«Теперь уходи».

Но Алиса не могла вырваться из этой осязаемой, вязкой атмосферы уныния и скорби. Точно щупальца морского чудовища обхватила её ноги и тянула вниз, на самое дно.

— Всё хорошо?

Спросила и затаила дыхание, наблюдая, как напряглись плечи парня. Он обернулся и одарил её не самым приятным взглядом:

— Тебе какое дело?

— Я спросила из вежливости.

— Иди на хуй со своей вежливостью!

Алиса плотно сжала губы и прижала бумаги к груди, тем самым заглушая чудовищный шум сердца. Направилась к выходу и мысленно корила себя за необдуманный поступок.

Это же Принс! Его печальная физиономия не её проблема. Это только его проблема, которую он, надо думать, заслужил.

— Нет! Стой!

Не успела открыть дверь, как она захлопнулась перед носом под давлением мужской руки.

Алиса резко развернулась и в нескрываемом изумлении посмотрела на возвышающегося над ней парня.

Что он творил? Зачем остановил? Оставались какие-то два шага, и всё бы закончилось!

Длинные, чёрные ресницы приобрели ещё более насыщенный цвет, как если бы…были влажными. Они влажные. Капилляры глаз полопались, что особенно заметно на левом глазе — он заплыл.

Холодные, светло-зелёные глаза заволокла поволока чего-то глубокого, чего-то личного…

Безнадёжность.

Отчаяние.

Если секунду назад Алиса хотела возмутиться, то сейчас была способна на тихое, неуверенное:

— Эй-й…

Подняла руку и, испугавшись собственного порыва, опустила. Стояла и смотрела на парня.