– То есть, ты считаешь, что надо плюнуть и растереть? И поставить крест? – Горький ком мешал говорить, разбухая в горле и застилая глаза солёной плывущей плёнкой.

Трубка глубоко вздохнула.

– Что ж… Судя по великой тяжести слёз, кои дрожат в твоём голосе горестным вибрато, тебе нужна психотерапия. Ну, приходи, чо.

Невольная улыбка растянулась на лице Любы от витиеватой фразы подруги-писательницы. Однако на часах было только полпервого, а занятия сегодня заканчивались в полчетвёртого. Отсюда вытекал закономерный вопрос:

– А ты-то сама чего не на парах?

– Я только на Звягинцева сходила, – ответила Оксана. – Его реально пропускать нельзя, я у него «автомат» хочу. Зачёт хрен сдашь: мучить будет, к?зел велкопоповицкий. На его парах отсидела, а остальное – по барабану.

– Деловая ты, – хмыкнула Люба.

В автобусе она потихоньку выполняла дыхательные упражнения, которые успела вычитать в интернете. Серебристо-серая занавесь дождя струилась по стеклу, густая хмарь туч тяжело давила на глаза и мозг – катастрофически не хватало света. Холодные пальцы сырости сразу пробрались под толстовку, едва девушка соскочила с подножки на мокрый тротуар. В груди немного ёкнуло… Не мешало бы сбавить обороты, но всё время носить себя, будто хрустальную вазу, было сложно.

– Погода – как в одном из твоих полных депрессняка рассказов… – Люба скинула в прихожей кеды и поставила мокрый зонтик сушиться, прошла в комнату. – Ещё только какой-нибудь вампирши в подворотне не хватает.

Оксана почему-то стояла к ней спиной, по которой струился блестящий плащ иссиня-чёрных волос – то ли сморкалась, то ли…

– Почему не хватает? А чем я плоха? – Повернувшись, подруга оскалила совершенно натуральные, зверски длинные клыки: – Ы-ы-ы…

– Да иди ты! – Вздрогнув, Люба ощутила, как в сердце вонзилась маленькая острая иголочка – к счастью, только на один миг. – Черепанова, так же до инфаркта довести можно!

Видимо, накладная вампирская челюсть далеко не идеально сидела во рту, поэтому у Оксаны вышло что-то вроде:

– Эшо нажываешша шоковая ферафия.

– Я те щас дам шоковую терапию! – Люба в порыве праведного гнева кинулась на подругу, дабы воздать ей по заслугам, и челюсть, полетев на пол, закатилась под кровать.

С досадливым кряхтением Оксана опустилась на корточки и, далеко выпятив пухлый зад пятидесятого размера, принялась изучать подкроватное пространство с дотошностью учёного-натуралиста, снимающего фильм о термитах. Выудив свой «реквизит», покрытый хлопьями серой домашней пыли, она пробурчала:

– Ну вот, теперь мыть придётся.

– Ничего, ополоснёшь. А вообще, пылесосить не мешало бы почаще. – Люба плюхнулась на кровать, обводя взглядом знакомые плакаты рок-групп. – Сдохнуть охота…

– Это ангст, детка! – подняв палец, изрекла Оксана. – А сейчас у нас с тобой будет hurt/comfort!

– Блин, Рокерша, это уже не фемслэш! – Люба перевернулась со спины на живот. – Это жизнь!

Оксана пододвинула к кровати компьютерное кресло, села в позе врача-психоаналитика.

– Так… Излагайте свободно всё, что вас беспокоит. Ни о чём не умалчивайте, любые детали могут иметь большое значение.

– Да чего тут излагать… – На животе лежать было неудобно, начинала болеть вытянутая шея, и Люба опять перевернулась на спину. – Собственно, вкратце ты уже слышала по телефону. Понимаешь, она у меня стоит перед глазами – с гитарой, такая красивая, в обалденных сапогах и белой рубашке…

– Ну, понятно, имеет место влюблённость в остром начальном периоде, – с умным видом кивнула Оксана. – Но влюблённость и любовь – вещи далеко не идентичные. Первая имеет свойство довольно быстро остывать, а вот критерии второй – тема, над которой бьются и учёные, и мыслители, и простые люди уже много веков.

– Да это-то всё понятно, – вздохнула Люба. – У тебя комп включен?

– Он у меня всегда работает, – ответила подруга. – А ночью – в спящем режиме.

– Пусти-ка, я тебе кое-что покажу. – Люба заняла место в кресле и быстро застучала по клавиатуре – на уже открытой в браузере вкладке с YouTube набрала в поисковой строке «махинджи вар». – Вот, послушай.

Оксана надела наушники, сдвинув их с одного уха, чтоб слышать Любу.

– Это твоя дама сердца, что ли, поёт? – хмыкнула она.

– Не тупи! Сейчас это поёт какой-то мужик, – терпеливо объяснила девушка. – А она эту песню пела у нас на шашлыках… У неё голос… Даже не знаю, как сказать. Сердце будто бархатной тряпочкой гладит.

– О!.. «Будто бархатной тряпочкой». – Оксана придвинула к себе блокнот, страницы которого были вдоль и поперёк исчёрканы корявым почерком, быстро записала. – Надо будет куда-нибудь ввернуть этот перл.

– Ты слушай, слушай, не отвлекайся.

Люба тем временем открыла Яндекс и прошерстила интернет на предмет перевода песни. Поисковик выдал несколько вариантов, но того, который Валерия прочла в тот вечер, с нежной тоской глядя ей в глаза, среди них не было.

– Ну, вот примерно о чём в этой песне поётся. – Разочарованно вздохнув, Люба открыла первый попавшийся текст. – Тот самый перевод я не могу найти: наверно, это Лерин собственный.

Оксана прослушала песню, прочла перевод, глубокомысленно покивала головой.

– Пожалуй, если это пропеть бархатным голосом под гитару, в красивых сапогах и белой рубашке, когда вокруг стоит приятный майский вечер, то женский восторг будет обеспечен. Наверно, она как-то задела тебе голосом сексуальную чакру, поэтому у тебя сейчас такая истерика: «Люблю её, хочу её, жить без неё не могу!»

– Умеешь ты всё опошлить, – надулась Люба, отойдя к окну.

– Поручик Ржевский – моё второе имя, – невозмутимо выгнула бровь подруга.

Зачем-то взяв с полки рецептурный справочник, она вырвала из блокнота листок и принялась что-то писать, а Люба утопала взглядом в дождливой тоске города. Её чувства после Оксаниного «психоанализа» лежали, словно вскрытые и распластанные на прозекторском столе.

– На, влюблённая женщина, держи рецепт. – Оксана протягивала ей листочек с каракулями.

– Боже, что это? – Люба всмотрелась в строчки, которые будто писал правой рукой обкуренный в хлам левша, покрутила листок так и сяк. – Поздравляю, Черепанова, у тебя идеальный врачебный почерк!

– Ну дык, – пожала плечами та. – Стараемся.

Кое-как Люба всё-таки разобрала эти иероглифы. Подогнанный под правила фармакологического оформления «рецепт» в переводе с латыни гласил следующее: «Вино 750,0 мл; фрукты 1000,0 г; кровать 1 шт». После «MDS» было написано уже по-русски: «1 раз в день на ночь, и гори оно всё огнём. Если имеет место простое страдание х-нёй, забить на всё и прекратить выносить мозг и себе, и врачу».

– И в какой аптеке вы посоветуете мне всё это приобрести, доктор? – просмеявшись и вытерев выступившие слёзы, спросила Люба.

– С этим рецептом – лучше в магазин, – был ответ.

Потом они пили чай с пирожными, болтая обо всём подряд.

– Ну вот закончишь ты учёбу, на работу устроишься, допустим… – Откусив половинку «картошки», Люба отхлебнула чай. – Допустим, даже по специальности. И что, будешь всё так же слушать метал, ходить в чёрном и краситься, как готесса?

– Я себе никогда не изменю, – гордо вскинув подбородок, ответила Оксана.

– И как ты во всём этом прикиде собралась людям зубы лечить? – фыркнула Люба. – Входит такой пациент, а тут – ты с чёрными волосами, чёрной помадой и с пирсингом, а в кабинете играет Nightwish. Или нет, лучше Savatage. Я даже знаю, какая песня – «Hall Of The Mountain King». Там такой смешок есть дьявольский – как раз в тему! И ты такая улыбаешься, а у тебя во рту вампирские зубы. «Присаживайтесь, пожалуйста… На что жалуетесь?» Ну и всё, привет, конечная остановка. Пациента выносят.

– Это было бы круто! – Оксана издала зловещий хохоток – совсем как в упомянутой песне, которую она тут же нашла и включила.

Смех этот, наверно, должен был наводить жуть и осыпать кожу мурашками, но сейчас он у них ничего, кроме истерического гогота, вызвать не мог. А когда вокалист зашёлся в воплях, словно под пытками в гестапо, Оксана гыгыкнула:

– Это пациент орёт под бормашиной!

– Садистка ты, – рыдала от смеха Люба. – Хоть ультракаин ему вколи…

– Не-ет, – по-вампирски оскалилась Оксана. – Только новокаин, только хардкор!

– Короче, нельзя тебя подпускать к людям… – Икая и трясясь, Люба сползла под стол. – Ты не человеческий доктор! Иди уж в ветеринары…

– Не, мне зверушек жалко.

В сметанном эквиваленте Люба в этот день получила литров пять смеха – даже боль в сердце забылась. Разглядывая в автобусе мятую бумажку с «рецептом», она чесала в затылке…

– Рокерша, выручи, а? Обеспечь мне алиби перед предками… Если вдруг спросят, подтверди, что я была у тебя.

Раскалённый, душный «пазик» катил по пыльной улице, на коленях у Любы трясся пакет с бутылкой «киндзмараули», увесистой веткой розового винограда и комплектом чистого постельного белья. Также там своего часа ждали ароматические свечи и два хрустальных бокала.

– Алиби? Хм… А что мне за это будет? – В голосе Оксаны слышалась коварно-лукавая ухмылка.

– Ну, я не знаю… Проси всё, что угодно! – Говоря «всё, что угодно», Люба мысленно молила, чтобы подруга не слишком оригинальничала с желаниями.

– Что бы такое попросить? М-м… – мечтательно промычала Оксана, заставляя Любу внутренне сжиматься. – А сфоткай свою ненаглядную в нижнем белье, а? Хоть посмотреть на это чудо-юдо твоё распрекрасное.

– Ну нет, Черепанова, – твёрдо отказалась Люба. – Никаких голых фоток, это непорядочно. Проси что-нибудь другое.

– Ну вот, а говорила, «что угодно», «что угодно», – разочарованно протянула на том конце линии Оксана. – Очень жаль, тогда ничем не могу тебе помочь.

– Отлично, и не надо. – Люба нажала кнопку разъединения и с рассерженным сопением бросила телефон в сумочку.