- Надя… - сипит Олег, наклонившись вынужденно ниже, потому что я с силой тяну ткань рубашки до треска.

- Надь, отпусти этого слизняка, - с отвращением произносит Аринка, отцепляя с трудом мои пальцы. Голубые глаза окатывают презрением кашляющего, потирающего шею парня в том месте, где впился ворот. Плевать мне, насколько ему стыдно. Ледяным тоном произношу:

- Пофиг мне, что ты сделаешь, Рожков. Но сейчас зайдешь туда и будешь хоть на коленях прощения просить! – прорычала, взглянув на Арину.

– Проследи, – киваю, бросаясь вперед с одной единственной мыслью – урою. Всех, каждую, за каждое обидное слово. За глупую шутку, способную унизить и в чем не повинного человека. Машка Свиристелова никому не приносила вреда никогда. Она такого точно не заслужила!

- Гроза, ты куда?! – выдыхает Рожков испуганно, но останавливается под строгим приказом Сорокиной:

- Стой, утырок, у тебя другая миссия. Давай, врубай свое унылое обаяние, червяк и придумывай слова, какими вину заглаживать будешь!

Уже не слушаю, летя через два пролета в столовую. Точно помню по разговорам, что компания пернатых долбоящериц, любящая «Дурдом 2» да песни Оленьки Бузовой, отправилась туда чаи распивать. Резкие ученики отскакивают в сторону. Видя мое перекошенное лицо и горящие глаза. Еще чуть-чуть – пар из носа пойдет. Влетаю в двойные двери, с хлопком открывая. Отлично, да тут полкласса тусуется. Больше народу, больше зрителей. К стойке несусь, на ходу вытаскивая из кармана тысячную купюру, хватая графин с красным киселем, рыкнув удивленной Зинаиде Павловне:

- Кисельку захотелось, аж жуть!

Затем резвой козой разворачиваюсь – прямо по курсу курятник за столиком расселся, косметички перебирает. Преодолеваю расстояние раньше, чем кто-то догадывается о моем маневре, позвав троицу громко:

- Эй, кудах-компания!

Добрая порция густого, прохладного киселя с комками выливается на верещащих девиц. На наращённые и мелированные волосы, стекая неприятными красными соплями вниз под дружный вздох. Со стуком ставлю графин, любуясь своей работой. За которую мне обязательно прилетит.

- Смешно, бройлеры, или не очень? За несколько часов ожиданий с надеждой – это еще маленькая расплата, – с усмешкой говорю, ловя на себе полные взгляды ненависти раньше, чем случается истерика и раздается разъярённый голос директрисы:

- Грознова, в мой кабинет!

Глава 17

- Знаешь, я горжусь тобой. Нет, правда, молодец. Но Надь, может не стоило бросаться в огонь сразу? Понимаю, как выглядит данная ситуация с твоей стороны, однако ты делаешь себе хуже, - пинаю кучки листьев, встречающихся на пути. Ранее утро, на улице уже прохладно, а мысль о том, что сегодня последний учебный день и завтра долгожданное воскресенье – скрашивает даже серое хмурое небо, вот-вот грозящееся пролить на несчастные головы первые капли. Вполуха слушаю наставления Артура, которые мне уже с четверга поперек горла. Сейчас только ленивый в школе не обсуждает мою выходку, притом всем наплевать – Маша в пятницу в школу не пошла. Арина сказала, убежала сразу после третьего урока, отсидевшись в туалете. Они так и не смогли достучаться до нее с Олегом и весь оставшийся день парень вместо привычных шуток-прибауток был погружен в атмосферу уныния.

Раскаялся он, как же. Вчера ржал точно лошадь Пржевальского, пытаясь орешек ноздрей поймать. Недолго музыка играла – удод на крылья быстро встал.

- Надя, ты слышишь меня? – снова позвал Артур, заставив резко тормознуть у самых ворот школы, резко разворачиваясь:

- Рябин, захлопнись уже, - рыкаю, вкладывая в интонацию все накопившееся за последние дни раздражение. Вижу обиду на лице и мелькнувшее в голубых глазах сожаление, однако мне плевать. Сначала Клавдия Анатольевна, затем завуч, после толпа истеричных мамочек-наседок, требующих позвать соцработника. Бабушке, срочно вызванной в школу, стало дурно. Она так стойко встала на мою защиту, но разве можно противостоять одиночке против троицы куриц в квадрате?

- Ваша внучка переступила все границы дозволенного!

- Клавдия Анатольевна, если вы позволяете таким ученикам, социально-опасным для общества, учиться в столь приличном заведении рядом с моими детьми! Она же опасна.

- Милая, не плачь, парикмахер все исправит, я тебе обещаю, - вещала третья мамочка, прыгая вокруг дочери. Честно сказать, видеть ее слипшиеся от киселя волосы было очень приятно. Но неприятно услышать после слова директрисы, стоило родителям покинуть кабинет.

«Надя, остался год. Прошу тебя, не делай себе хуже, чем есть! Ты ставишь меня, а главное себя в очень шаткое положение. Сейчас мы уладили конфликт, но что будет в следующий раз?»

Я понимаю – она права. Мне действительно стоит придержать коней, однако возможно ли это? Где, черт возьми, Машины родители? Они знают, что творится в школе с их дочерью? Почему мои собственные родители ни разу не соизволили бросить свою научную работу и очередную «очень важную экспедицию» ради того, чтобы встать на мою защиту?!

Родители Арины, бабушка, мама Васьки, но не они.

- Надь, я пойду. Поговорим, когда ты успокоишься и поймешь, что я просто волнуюсь за тебя, - бормочет Артур, шагнув в сторону школы, оставляя меня растеряно стоять у ворот, сторонясь идущих школьников. Тяжело вздыхаю, поправляя на плече кожаный ремень сумки и ежась от неприятной прохлады, ежась в своей кожаной короткой куртке. Зря не послушалась бабушку, стоило надеть шарф. И, наверное, слишком остро на все реагирую. В конце концов, чтобы меня поддержать, Рябин уже второй день делал большой крюк из своего дома до моего, дабы проводить в школу. Может и не стоило на него кричать.

 Машке надо бы позвонить. Кто-то же должен знать ее телефон?

Только шаг вперед делаю, как замечаю рядом мелькнувшую тень, а в следующий момент кто-то с силой дергает за ремень, заставляя тот впиться в тело. Шиплю от боли, собираясь хорошенько врезать тому, кто посмел такое натворить. Уже разворачиваюсь, но не успеваю сделать ничего. Теплый мягкий широкий шарф в серую клетку оказывается на шее, а аромат ели окутывает с ног до головы. На меня смотря два озорных серых глаза, точь-в-точь небо над головой, только вместе с ними еще улыбка. Широкая такая и довольная.

- Еремин, - выдыхаю вместе с облачком пара, ощущая, как становится тепло. Не то шарф, не то его присутствие – не знаю.

- Зена – королева киселя, - произносит весело, в шутливом поклоне хлопая меня по плечу, разгоняя внезапно своим присутствием тоску и грусть навалившиеся за эти два дня. – А куда наш литературный гений побежал? Небось, пригрозила ему на голову кастрюлю с чаем надеть на голову, если еще раз тебе стишок Пушкина зачитает в привате? Или таки пообещала съесть за обедом, самка богомола?

Что я там только что говорила? Скучала? Не-е, глупости. Разум помутился от расстройства, точно говорю.

- Еремин, - вздыхаю, но шарф не отдаю, каблуком попытавшись ударить его по ноге, однако Макс ловко отскакивать, продолжая улыбаться. Точно идиот. – Ты дурак, или на тебя мешок картошки неудачно на даче свалился?

Парень морщится, когда все-таки попадаю ему голени, шипя от недовольства и хватает меня за плечи лапищей своей, крепко обнимая, прижав покрепче, дабы не смогла тронуть. Здорово, прямо сейчас в нашу сторону толпа учеников от мала до велика шагает, глаза пуча на наши объятия, со стороны, не кажущиеся вражескими. Особенно умиляет Лилька Магазинчикова, что-то минуту назад втирающая моей Аринке, а тут уже айфон достающая и нас снимающая. Видать для истории, ага. Школьной, не иначе.

- Отпусти, капустный вилок, пока листья тебе все не пообрывала, - угрожаю, но попыток вырваться не делаю. Еще чего, от него пахнет приятно и тепло рядом с ним. А Лилька пусть снимает, вон вижу Аринка глаза пучить стала, на буксире ее в школе тащит и мне знаками показывает, что стрелку для девичьих бесед в туалете забила. Ай, гопник мой гламурный в юбчонке на ладонь короче положенной длинны.

- Так я не держу, сама тискаешься, - хмыкает самый классный овощ с грядки, белозубо улыбаясь. – Просто дружескую поддержку оказываю, слышал, тебя тут отчислять собрались.

- Мальчиковых сплетен в группе чата начитался, да?

- Не, ты что? Пацаны сами позвонили. Новости такие – Грозу из школы гонят, аттестата лишают. Премия «Золушка дрянных асфальтов» твоя будет. Я тебе метлу, кстати, в сарае нашел клевенькую. На ней имя твое вырежем, будешь по кварталам рассекать, туда-сюда гонять листья, пыль и окурки.

- С чего бы?

Он несет какую-то ерунду, на нас смотрит куча народу, через двадцать минут начнется первый урок, а мы стоим у ворот фактически в обнимку и рассуждаем о моей жизни после школы. Или я странная, или мир сошел с ума.

- Присказку не помнишь? Вылетел из школы – закончил дворником, - с умным видом произносит Макс, продолжая меня обнимать одной рукой за плечи, а второй стянул свой рюкзак, подцепив зубами лямку и удерживая на весу. Расстегнул, сунув туда кисть руки, выудил на свет Божий запакованный в прозрачную пленку пончик, посыпанный стружкой миндаля и политый шоколадом. Хватило пару раз помахать перед моим носом, чтобы я сдалась, выхватывая жертвенный дар из рук врага моего. Еще пару – зашуршать упаковкой, раздирая ее в клочки.

- Моя-я-я прелесть, - выдыхаю, втягивая аромат свежей выпечки, с минуту наслаждаясь, пока Еремин не зовет чуть охрипшим голосом, стоит открыть рот и практически сделать укус:

- Гроза??

- Че опять? - отвечаю возмущенно, недовольная задержкой и поднимаю взгляд на Макса, замирая. Его глаза будто грозовые тучи – темные, опасные, совсем ни те, что пару минут назад. Руки опускаются сами собой вместе с пончиком, а вот его пальцы только крепче сжимаю, перемещаясь вместе с рукой на талию. В эту минуту из головы вылетает все: Машка, курицы, Платонова застывшая неподалеку, и даже Артур. Распахиваю глаза сильнее, когда теплые губы прикасаются к моим. Эй, да я сейчас похожа на героинь корейских дорам, не иначе. Вид ошарашенный, взгляд навыкате и руки свободно вдоль тела болтаются.