- Надь, иди подыши, - пытаюсь от белой рубашки школьной, ставшей серой, оттереть грязное пятно от потекшей гелиевой ручки. Ничего не выходит, оно еще больше становится. Оглядываюсь в поисках хоть какой-нибудь тряпки, услышав очередное:

- Апчхи!

- Будь здорова, как корова. – на автомате отвечаю, мысленно дав себе пинка. Кто опять за язык тянет? Пыль походу на мозгах осела, раз такую чушь сказал ей. Но вместо презрительного молчания, Надя оглядывается, хмыкая в ответ, шмыгнув заложенным носом:

- И счастливой, как свинья.

Ни с того ни с сего начинаем смеяться. Громко, кажется, будто сейчас стеллажи на нас рухнут, но остановится не можем. Обхватив себя руками, прижимаюсь пятой точкой к столу, давясь заразительным смехом. С Надиной кучки собранных и списанных книг падает томик Гоголя в красной твердой обложке. Становится еще смешнее, хотя ситуация патовая, а мы – два идиота.

- Еремин, - стирая слезу с уголка глаза, Надя качает головой, подходя ближе. – Похоже такое случается только с нами. Вляпаться за первый месяц в выпускном классе в неприятности? Можем, умеем, практикуем. 

Ничего не говорю, будто завороженный смотрю на ее лицо, скользя по любимым чертам. Она замолкает, подозрительно щурясь, затем спрашивает:

- Ты впал в пылевую кому? Алло, Гроза вызывает Ерему!

И резко замолкает, когда тяну пальцы к ее лицу, стирая грязное пятно с кончика носа. Затаив дыхание, слежу за реакцией – она молчит. Смотрит настороженно, едва моргает, а карий взор словно потемнел. Скулы, затем очертания подбородка и вот уже делаю шаг вперед, наклоняясь ниже, как слышу громкий хруст под ногами.

Ась? Чего?

- Что за фигня? – выдаю, опуская взгляд, чувствуя, как дрожат кончики пальцев, а в голове бьется по вискам кровь. Прямо под моим ботинком поломанная пластиковая крышка, которой торты закрывают. Наклоняюсь, хмуря брови, заметив, как Надя закусила губу, вытягивая шею, дабы рассмотреть добычу в моих руках. Черт, знала бы, как эти губы хочу вновь поцеловать.

- Что там? – спрашивает Грознова, щурясь в тусклом свете лампы. По краям упаковки еще сохранились остатки крема, на котором налипла пыль со всех углов помещения. Однако судя по виду она почти новая. Да и крем не успел окончательно засохнуть, значит торт был свежим. Поворачиваю стороной к этикетке, замечая местами погрызенный и подранный пластик, читая вслух:

- «Торт «Весенняя радость». Состав: крем на растительных маслах (вода питьевая, масла, жиры растительные…)», - с изумлением поднимая взгляд, встречаясь с таким взором Нади, выдыхая одновременно с ней:

- Это же торт для нашей химички!

Шерлоком быть не нужно, такой же крем сегодня уборщица оттирала от стола да пола. Остатки марципана, служившего украшением и пара изюмин. Догадка пришла сама собой в голову, но озвучить е не успел. Дверь с грохотом распахнулась, а на пороге оказалась темная невысокая скрюченная фигура, словно кадр из триллера. Резко обернулся, пряча за спину находку, смотря прямо на подозрительно принюхивающегося к воздуху Валентину Арсеньевичу.

- Чем это вы тут заняты? – спросил недовольно, оглядывая нас с Надей. Чувствую, как упаковка выскользнула из увлажнившихся от стресса рук, падая с необычайно громким треском на пол и Надя, спохватившись, рявкает так громко, что я едва не подпрыгиваю.

- Как это?! – возмущается искренне, вцепляясь в мою руку. – Сами нас тут похоронили среди книжек своих, теперь интересуетесь! Валентин Арсеньевич, неужто ранний склероз настиг?

Одергиваю ее, делая страшные глаза. Нас сейчас тут похоронят! Кто знает на что способен похититель чужих тортиков? Мало ли, вдруг он же уничтожил те кексы вместе с конфетами из сумки поварихи? И продукты, он похищает продукты. Страшный человек, а она про склероз.

- Дошутишься, Грознова. – произносит таким тоном, что у нас обоих мурашки по спине пробежали табуном слонов индийских. Отодвигаемся на шаг назад, под ботинком опять хрустит пластик, сердце стучит невероятно быстро. Жутко, черт возьми. Мы в школе одни сейчас, кроме технички да уборщицы на первом этаже, здесь на третьем в подсобке никто не услышит наших криков.

Хватаю Надины пальцы, переплетая со своими. Ничего, я точно в обиду ее не дам.

- Кыш отсюда. Оба, - рыкает на нас внезапно Валентин Арсеньевич. Не пререкаясь бросаемся, оббегая мужчину. Напоследок успеваю обернуться, поймав на себе злобный взгляд из-под очков. Душа в пятки ушла, бегу, хватая свои вещи с одного из столов в большом читальном зале, тяня за собой Надю за руку, которую не отпускаю, пока не выбираемся на крыльцо школы, едва успев попрощаться внизу с охранником и тетей Мананой, удивленно покосившейся на нас.

- Фух, я думала он нас прикончит прямо там! – выдыхает Надя, озвучивая мои мысли. Запахиваюсь в куртку, ежась от прохлады. На дворе практически октябрь, последние листья опали с деревьев. Золотым ковром покрывая дорожки и тропинки. Очень красиво, правда грустно, ведь скоро станет очень холодно. Все это скроется под снежным покрывалом, периодически гоняемого ледяными ветрами отмораживая носы случайным прохожим.

Ничего не говоря, пинаю случайно залетевшие листья тополя на крыльцо, шагнув ближе, запахивая на Грозновой куртку.

- Ты чего? – удивляется, но попыток помешать не делает, позволяя застегнуть до конца молнию, осторожно убирая длинные темные пряди волос, дабы не зацепить случайно.

- Простынешь, - отвечаю коротко, хватая ее руки, сжимая в своих ладонях, дабы не мерзли. Под вечер уже прохладно, да и темнеть начинает раньше обычного. Смотрю в карие глаза, ловя в них что-то, пробегающее искрами не совсем понятными мне.

- Что делать теперь будем? – задает очередной вопрос. Отводя взгляд в сторону, задумчиво прикусывая губу, заставляя задохнуться невольно от жажды прикоснуться к ней.

- Не знаю, - отвечаю хрипло, невольно пожимая плечами, становясь совсем близко. – Наверное, стоит рассказать директрисе или Семену Аркадьевичу.

- Думаешь поверят?

- Нет, но надо попытаться, - говорю, сам не веря своим словам. Да кто нас слушать станет, мы же по мнению всего педагогического состава главные хулиганы школы, нарушающие дисциплину и разрушающие идеологию хорошего ученика!

Она вздыхает так, что я почти ощущаю ее теплое дыхание на своей коже, опуская ресницы.

- Но ведь план заночевать в школе и вывести преступника на чистую воду никуда же не делся? – робко улыбается, будучи совсем-совсем близко. Уже в миллиметре от ее губ, выдыхаю:

- Мне однозначно начинает нравиться наше партнерство…

А затем слышу голос человека, которого меньше всего сейчас хочу видеть.

- Максим!

Резко оборачиваюсь, встречаясь взглядом со своим хмурым отцом, отпуская руки Нади, сжимая кулаки. И надо же такому случится, откуда не возьмись из тени выплывает точно чертов Бэтмен Артурчик Рябов со своей мерзкой улыбочкой произносящий:

- Надь, привет, а я за тобой. Давай провожу домой?

Глава 14

Зная Клавдию Анатольевну, вряд ли она нашему библиотекарю сказала: «А вот эту парочку навечно в чулане похорони, чтоб ничего лишнего не прознали». Вот точно уверена, противный дед просто детей ненавидит и щедрым предложением директрисы воспользовался. Честно сказать, стыдно было. Какой раз мы ее подводим? То в девятом классе при встрече губернатора зимой воду на крыльце разольем, и он ногу сломает, то на проверку кастрюлю со сваренным на уроках труда борщом вылью из окна. Случайно конечно, я в Еремина целилась, а прошла та тетенька с красными кудряшками.

- Надь, ты не хочешь со мной завтра в литературный клуб сходить? Будем читать стихи Есенина. Обсуждать творчество Маяковского…

День какой-то сегодня странный. Пыль явно галлюциногенная была в воздухе. Мало ли какие микробы там за время собрались в книгах? Вирус Эбола, не иначе. Зачем-то я хотела Еремина поцеловать? Точно говорю – болезнь. Чума, желтуха, брюшной тиф, дизентерия, малярия…

-…я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского союза!

А? Чего? Какой союз? Какие дубликаты?

На меня смотрит парень, еще полдня назад казавшийся мне мечтой любой девчонки. Пока соображаю, о чем он речь ведет и как его звать, наклоняется, немного поддавшись вперед, Глазами голубыми хлоп-хлоп, руки в карманах джинсов – видимо переоделся, смотавшись домой и в школу вернулся за мной. Ай, романтик какой, но мне не до тебя, прости.

- Ааа, да, клевенькие стишки, - произношу, судорожно пытаясь настроить мозг на нужную волну. Эй, алло, прием - это твоя хозяйка. Стряхни уже горы пыли с извилин, работать пора. Мозг со скрипом отзывается, выдавая умную мысль:

- Сам сочинил?

- Это Маяковский, - улыбается мне Артур, вгоняя почти в стыд. Мозг, я с тобой не разговариваю. Уходи, от тебя никакого толку.

- Прости, едва соображаю, - вздыхаю тяжело, скользя взглядом по двору. Туда-сюда снуют соседки с собачками, бабушки с внуками, внуки без бабушек, сыновья с папами, мамами, дочери с подругами и прочие прохожие, спешащие скорее оказаться дома. Продолжаю стоять, глядя на милую улыбку Рябова, сама же в каком-то пространстве между сном да реальность. Факт – мы кажется вычислили преступника, ворующего еду. Факт номер два – я едва не поцеловалась с Ереминым. Это не круто, совсем-совсем не круто.

И я все еще не могу выбросить из головы идею повторить тот поцелуй. Господи, я что, простила ему шутки про свой вес? Вот же дура!

- Ничего, у вас кажется тяжелый был день, - сочувственно отвечает Артур, переминаясь с ноги на ногу. Наклоняя голову на бок. – Так что насчет моего предложения: Напоминаю: кафе, завтра, вечер литературы?

Если такой же стремной, то упаси Боже.

- Конечно-о-о, - отвечаю вместо правды, опуская взгляд на лежащие вокруг листья, укрывающие ковром асфальт. – С большим удовольствием вас послушаю.