— Ты химию какую-то тоннами, что ли, жрешь? — чуть осипнув, ехидно спросила Роксана, уставившись на мой пах абсолютно бесстыже.

Что же за способность у нее смотреть вот так… Хрен же и объяснишь кому, даже себе. Цинично, без грамма смущения, но при этом и голодно, поглощающе. Меня от этой ее манеры будто одновременно и от земли отрывало, наполняя невесомостью, и каждый уголок тела наливался тяжестью неподъемной похоти.

— Я жру глазами тебя, Рокс, и химия мне ни к чему.

— Злоебучий гризли, — пробормотала она, чуть опуская ресницы. Крошечное движение, выдающее так много. Щекотка мягкого касания прямо по нервам.

— То есть рыбачить ты категорически не намерена? — подмигнул я ей, напоминая, к чему приводят вываливающиеся из ее рта ругательства.

— Ну нет, даже мне бывают нужны передышки, знаешь ли, — мотнула она головой, так рьяно, словно вытрясая оттуда кое-что, но при этом и облизнулась, как взвешивающая свои шансы поймать голубя сытая кошка. Вроде прямо сейчас и не голодна, но почему бы и нет. — К тому же я уже в предвкушении шоу «Рыбалка голышом».

Кто бы мне сказал пару дней назад, что я стану светить на весь белый свет голым задом и звенеть колоколами, только ради внимания женщины… да вообще в принципе хоть по какой-то причине. Но с Роксаной подобное не ощущалось дуростью или каким-то жалким выпендрежем. Как бы она ни силилась хранить непробиваемое выражение лица, взгляд начисто палил в ней такую же чрезмерную сексуальную жажду ко мне, какую чувствовал к ней сам. Чрезмерную, может, для адекватного кого-то со стороны или по чужим меркам. Но шли бы все с этими мерками. Я в этом сейчас, как в чистом кайфе, купался и никак и ничем тормозить не собирался.

— Смотришь только или участвуешь? — спросил, снарядив новую удочку и насадив наживку.

— Нет, спасибо, я уже тут частично обнажалась. Твоя очередь.

— Я про ловлю рыбы.

Да и раздевания тебе хоть как не избежать, погремушка, но пока потянем, попредвкушаем неизбежное.

— Ты забрось, а я потом за конец так и быть подержусь с безопасной стороны. — Роксана подошла ко мне со спины, встав явно нарочно так близко, что чуть не касалась. Такое издевательски малое расстояние, когда у меня волосы дыбом поднимались повсюду от ее дыхания между лопаток. И стоит ли упоминать, о том, что и так уже стоит.

— Пошлячка, — фыркнул, забросив поплавок осторожно, чтобы не задеть ее, и тут же подавился вдохом, когда она едва заметно, самыми кончиками пальцев коснулась моей поясницы.

Повела невыносимо медленно вверх к лопаткам, не усиливая нажим нисколечки, а во мне абсолютно все, что способно что-то ощущать, устремилось за этим мучительно-неторопливым скольжением ее пальцев. Дойдя до плеч, руки Роксаны отправились в обратный путь. До ягодиц, что сами собой напряглись чуть не до судорог. Меня аж качнуло, пришлось переставить ноги пошире для устойчивости, чтобы не полететь мордой в воду, когда совсем колени подведут. А ведь подведут, чую, если она так и дальше продолжит.

— Мстишь мне? — еле продавил сквозь сведенное спазмом горло.

— Всегда, — выдохнула Роксана мне между лопаток и лизнула самым кончиком языка.

— Бля-я-я! — ругнулся, когда она подула, охлаждая отметенное влагой рта место, но по факту, наоборот, выжигая там клеймо.

— Ай-яй, какой плохой гризли, — довольно захихикала инквизиторша, тут же лизнув мою кожу чуть ниже и обдув. — Что у нас бывает за ругательства, а? Или это только меня касается?

В ответ я уже мог только промычать нечленараздельно, утопая безвозвратно в этих ее легчайших, но порочнейших ласках.

Я не видел ни реки, ни леса, не слышал ничего, кроме собственного дыхания. Не чувствовал ни тепла солнца, ни ветра, только почти несуществующее, но шарашащее безумной интенсивностью невесомое касание.

Тихое шуршание, и я понял, что Роксана присела позади меня. В башке забахало, вскипело, поплыло от понимания, что за видок у нее. Ее пальцы все так же никуда не спеша прокрались по моей заднице. Дыхание и дразнящее, практически неуловимое скольжение языка на одной ягодице, потом на второй. Пальцы на внешней стороне бедер, до колен, мышцы дергает, как от микроразрядов. Разрядов невозможного и неизведанного прежде удовольствия. Легчайшая щекотка под коленями, и пытка медленной сладостью переместилась на кожу между моих ног, поднимаясь наверх.

— Да, задница у тебя что надо, — повторила Рокс свое недавнее заявление, от которого у меня вскочил мигом тогда. А сейчас и вовсе член задергался, шлепаясь мне об живот, бесстыдно протекший.

— М-м-м… я рад… — смог выдавить и сразу заткнулся, когда она добралась до яиц. Те послушно и с готовностью подтянулись, и я сжал зубы. Показалось, еще разок так их обласкает — и быть фонтану. Без всякой там другой стимуляции.

— Рокс… — Что, бля, останавливать собрался? Да конечно!

— Вот здесь… Нравится здесь? — прикосновение покралось от мошонки по дико чувствительной сейчас промежности к… Ты что удумала, зараза?

— Рокс! — Горячие губы прижались к моей правой ягодице, и их почти сразу сменили зубы. Не больно, но я чуть в воздух не взвился от шокирующих ощущений, в то время как крашеная злючка продолжила поглаживать там, где делать ей совершенно нечего.

— Рокс!!! — Она и не подумала прекратить, а я какого-то хера не находил сил зажать свои чертовы булки, пресекая безобразие. Еще бы, сука раскорячился, чтобы удобнее было.

— Тебе римминг делали, гризли? — пробилось сквозь ритмичный грохот «прекратить-прекратить-а-а-а-пиздец-кайф» в моих ушах.

— Что?

— Блин, клюет у тебя! — выкрикнула Роксана, вскакивая и хватая удочку из моих ослабших от ее эротических измывательств рук.

— Что? — вспомнить, с какого такого хера я стою тут, как полный дебил, капая на землю слюной и смазкой, пока токсичная погремушка вытворяет всякое непотребство в непосредственных окрестностях от моей задницы, удалось не сразу.

— Ну же, Яр, там какая-то реальная хрень поймалась, я успела заметить! — Роксана как ни в чем не бывало запрыгала рядом на камне. — Вытаскивай ее.

Единственная реальная хрень тут, что попалась на такую мизерную фигню, как поглаживание твоими пальчиками, — это я. И что это за похабень — римминг? Надеюсь, она не имела в виду… Не-е-ет! Моя задница на веки вечные неприкосновенная зона! Ни в жизнь!

— Блин, да очнись ты уже, гризли! Доставай наш обед! Я тут аппетит нагуляла! — и зыркнула так ехидно.

— Даже не думай, — буркнул, махнув удилищем и чуть не выронил его. А улов и правда у нас, похоже, знатный.

— Думать теперь станешь ты, — хитро ухмыльнувшись, ответила засранка. — Например, о том, как бы ты кайфанул, если бы вместо пальцев ТАМ были мои губы и язык.

— Ах, ты ж… — Удилище таки вырвалось из моего захвата, в черепушке бахнуло, и я кинулся в воду от греха подальше.

Рыбину килограмма на два усмирил, подтянув к себе и шарахнув кулаком по голове прямо в воде. Вылез мокрый, замерзший и злой. Сам позволил себя втянуть в эти игры чертовой погремушки. А она ведь на самом деле тупо игралась, вон мордаха довольная какая.

— И что теперь? — спросила она, глядя то на улов, то мне прямо в глаза.

— А теперь чистить, потрошить и жарить на костре, — проворчал, бросая рыбу на камни.

И еще я хоть тресни и правда стану думать о твоих губах и языке там, где гладили пальцы. Вот же поганка ядовитая! Сделала из меня не только озабоченного двадцать четыре на семь, так еще и извращенца какого-то.

— Я за картошкой схожу, — буркнул этой кошке довольной. Своего голубя она все же получила. Не сожрать, так позабавиться. Дожил. Я — голубь!

Глава 23

Наблюдая за тем, как абсолютно голый, мокрый и явно озадаченный и раздосадованный своей реакцией на мое бессовестное баловство Яр утопал к дому по тропинке, я не могла сдержать довольной ухмылки. На самом деле сама от себя не ожидала, что захочу подразнить его. Нет, в смысле насчет просто подразнить, достать — это я всегда готова. И начинала вроде именно для этого…

— Ладно! — сказала в никуда, никто же, кроме кошака, не слышит. — Не совсем для этого… ну или совсем не для этого. Просто на кой он взял и заголился? Сам напросился.

Типа я виновата в том, что спинища у него такая, что грех ее не испытать на чувствительность. И задница — прямо идеальное железное литье, обтянутое кожей. А вид на реку, девственную природу в обрамлении из его широко расставленных мощных ног, украшенном сверху декоративным элементом из парочки тяжелых яиц. Ну ладно, не декоративным нисколько, но эстетического удовольствия это не умаляет. При этом реагирует на каждое касание и выдох — мама дорогая! Тут уже вроде и не хочешь, потому как и так только что, считай, выше крыши было, а все равно от искушения хапнуть этой его «вкусной» реакции не удержишься. Сдерживаться и так не мое, а когда его всего встряхивать стало и штормить от легчайшей стимуляции, то и меня пробрало до печенок. И это при том, что подобные игры я только в порно и видела. Много чести было для кого-то таким образом упражняться. Мне реально казалось, что гризли вот-вот взбесится. Он же явно не из тех, кто пробует всякие изыски в постели просто от пресыщенности или от нехер делать, как парниши из моего обычного окружения. Такие, что уже в двадцать пять скулят, что им что-то эдакое подавай, ибо так на*блись, что ничего простое и не вставляет. Нет, гризли — мужик, даже мужичара, такие все по-простому делают. Без выкрутасов, но качественно и основательно. И пока вон без осечек. Взялся трахнуть — так будь готова потом ходить враскорячку и то и дело давить дурацкую улыбку. Вот есть у моего медведины неоспоримые положительные качества, особенно как раз в горизонтальном положении. Хотя при его силище и легкости на подъем поза значения особого не имеет. И да, думать о том, что было бы, продолжи я ту игру, будет теперь не только он.